Я улыбаюсь.

– Кажется, я предупреждал тебя, чтобы ты не тянул ко мне ручонки…

Он больше не думает о том, что делает, не замечает, что сеть лишила его магических возможностей,

Моя улыбка превращается в дикую ухмылку – я заношу ногу и бью Ма'элКота в пах.

От моего удара глаза его становятся похожими на мячи в лунках, челюсть отвисает, вдыхание с шумом выходит из груди – один его вид вызывает у меня гомерический хохот.

Пока он стоит согнутый, хватаясь за ушибленное место, замерев между мигом удара и осознанием того, какую он может причинить мне боль, я разворачиваюсь и прыгаю к кресту Пэллес. Я цепляюсь за прикрывающую ее серебряную сеть, подтягиваюсь – и на одно бесконечное мгновение мы оказываемся лицом к лицу.

В моих глазах вопрос, и она отвечает:

– Да.

Я целую ее, всего раз. Наши губы жадно впиваются друг в друга через сеть. Я прожил всю свою жизнь ради этого мгновения, и оно того стоит.

Сквозь ячейки сети я кладу ей в руку грифонов камень. Ее пальцы смыкаются, и я тихо спрашиваю:

– Что тебе нужно?

Ее глаза наполняются слезами.

– Время.

– Будет.

Я прыгаю обратно на платформу и слышу свист арбалетных стрел. Мне внезапно становится не по себе от мысли, что Пэллес убита, но одного взгляда вверх достаточно, чтобы понять – сеть уже далеко от нее и растянута на огромной сфере полуматериального стекла, в центре которого висит Пэллес. Она подняла Щит, и стрелы отскакивают от его поверхности. Но даже с Грифоновым камнем Пэллес не может вершить два заклинания одновременно.

Мне нужно дать ей передышку.

Рядом со мной корежится, рыча, Ма'элКот. Его лицо синеет, он хватается за сеть на голове. Я заношу ногу для пинка, однако передумываю и опускаю ее.

Кое-какие дела надо делать руками.

Наношу удар правой.

Грудь распирает от бешеной радости, когда костяшки пальцев размазывают его великолепный нос по прекрасным скулам, а его глаза наполняются болью. Я зверею и готов убить его, пока у меня есть возможность, однако в мое левое бедро впивается какая-то льдинка.

Это тот проклятый маленький нож Тоа-Сителла. Герцог оказался куда крепче, чем выглядит, и подполз ко мне, волоча за собой сломанную ногу. Он смотрит на меня с торжеством: он сделал то, что должен был сделать, и теперь готов умереть.

Это бессмысленно – рана поверхностная, больше похожа на царапину. Я вытаскиваю стилет из ноги, словно занозу, и отбрасываю его прочь. Потом бью Тоа-Сителла по голове, достаточно сильно, чтобы он отключился, но не умер. Он безвольно падает на бок, еще не потеряв сознания – да, он действительно крепок, – и я довожу дело до конца, падая на колено и отвешивая ему удар ребром ладони в основание черепа.

Стрелы все еще свистят вокруг, но довольно далеко от меня – стрельба идет с сидений над ареной, и арбалетчики боятся попасть в Ма'элКота. Он хватается за сеть – надо его прикончить, и поскорее. В любую секунду эта фальшивая свита может навалиться на меня.

Я слышу трубы – уже близко. Ворота ведущего наружу туннеля открываются…

Черт!

Кавалеристы в легкой броне врываются в ворота и рассыпаются по арене. Солнечные лучи дробятся на стальных наконечниках их копий – таких нет только у пятерых, едущих вокруг невооруженного человека, обагренного кровью. Он машет огромным мечом легко, словно милицейской палочкой.

Наши глаза встречаются, и Берн показывает окровавленные зубы.

По моему левому бедру разливается жидкий огонь, и теперь я понимаю удовлетворенный взгляд Тоа-Сителла.

Этот ублюдок отравил меня.

С треском, с каким отрывают от кости мясо, Ма'элКот рвет сеть и отбрасывает ее в сторону. Он встает на ноги единым движением, похожим на приливную волну. Я прыгаю, готовясь к боковому удару в подбородок, однако фиолетовая кровь уже высыхает на его лице. Магия вернулась к нему, и теперь он движется чересчур быстро для меня; его огромная рука бьет как змея и хватает меня за щиколотку, прежде чем я успеваю нанести удар. Ма'элКот бьет меня о платформу так сильно, что летят щепки.

Из глаз сыплются звезды; я едва могу вздохнуть, Ма'элКот держит меня за щиколотку, и у своего лица я вижу его колени.

– Теперь ты поймешь, что значит шутить с моим гневом, – мурлычет он.

Все явно идет не так, как я ожидал.

Однако тут раздаются крики, словно началось светопреставление, и платформа накреняется как живая. Ма'элКот вихляется.

Он разжимает руку, и я падаю. В одно мгновение воздух наполняется металлическим щелканьем и клацаньем; пряжка ремня Ма'элКота расстегивается, а оковы, которые удерживают висящего надо мной Ламорака, раскрываются, и он падает на меня. По всему Стадиону с расстегнутых перевязей падает оружие, а запертые двери и ворота широко распахиваются.

Платформа снова качается, и на этот раз я понимаю, что движется не она – движется весь этот проклятый Стадион. Лошади шатаются, а люди падают, и воздух заполняется воплями, тонущими в рокоте землетрясения.

Пэллес парит над нами, держась в воздухе в пяти футах над крестом, на котором прежде была распята. Она протягивает руки, и ее полотняная рубаха исчезает в белой вспышке огня. Вот она разгорается сильнее – невозможно смотреть на нее; вот она горит ярким белым светом, который охватывает последние остатки сети, сдерживавшей Силу Пэллес. Рев землетрясения становится громче, бьет в уши, ритмично усиливается…

…и становится Голосом – он звучит так, будто с нами говорит весь мир:

– Только тронь моего супруга, человечек, и я покажу тебе, что значит рассердить бога!

Все техники повскакивали на ноги, не отрывая глаз от экрана.

Артуро Коллберг стоял позади них не дыша.

– Господи боже мой, господи! Это же Пэллес! Землетрясение, голос… Боже мой, если б я знал, что она владеет такой силой, я бы никогда…

Администратор почувствовал, что кто-то стоит у него за плечом. Он оборвал фразу, вздрогнул и ощутил холодок, льющийся от позвоночника по всей спине.

Чей-то голос произнес:

– Чего бы вы никогда не сделали?

Коллберг покосился на зеркальную маску полицейского и увидел там собственное искаженное лицо с выпученными красными глазами в черных кругах. Он лизнул губы и ощутил на них соленый пот. Кровь понеслась по жилам со скоростью света и бросилась в голову, едва не разорвав ее.

– Я… ну, я никогда не послал бы ее на такое, ну, мелкое задание. Я выбил бы для нее что-нибудь более глобальное, ну, вроде этого…

Удовлетворило ли сказанное полицейского? Это было похоже на ночной кошмар, от которого Коллберг никак не мог очнуться. Он вытер вспотевшие ладони о штанины и взмолился про себя, чтобы Карсон добилась приостановления иска, прежде чем действительно произойдет что-нибудь опасное.

«Чтоб она сдохла, эта Дойл, – обратился Коллберг к богу, в которого никогда не верил. – И она, и ее адвокаты, и ее проклятые головорезы полицейские, и Марк Вило, и вся эта чертова Студия, и – самое главное – чтоб сдох Кейн».

Бегающие глаза Коллберга остановились на переключателе аварийного переноса.

«Особенно Кейн».

Все пошло наперекосяк.

Король Канта не покинул свой наблюдательный пост в верхних рядах. Он скомандовал атаку, как только Кейн бросил сеть. Верный старый Деофад ринулся на арену, подняв зачарованный меч Лютен, сияющий на солнце ярко-белым светом. Он уже прирезал одного защитника и дрался со вторым, когда наконец подоспели другие кантийцы. Ни один из них не заметил, как король замахал руками и изо всех сил завопил; «Стойте! Назад!» – увидев, что безумный план Кейна провалился. Ма'элКот был здесь во плоти, и хотя сейчас он занялся Кейном, всем было предельно ясно, что разумным людям пора смываться.

Потом открылись ворота, и в проем ворвалась кавалерия Анханы. Деофад все еще был внизу, из-под его меча летели стальные брызги, откалывавшиеся от вражеской брони, – однако налетели конники и начали протыкать копьями кантийцев и фальшивую свиту. А потом началось землетрясение, и словно бы ниоткуда раздался ужасный голос.