В стрекотание собравшейся снаружи толпы из низших каст вплелось низкое гудение длинного черного лимузина на воздушной подушке, поднимавшегося по извилистой дорожке. Стрекотание усилилось и достигло пика громкости, когда охранники стали оттеснять людей от ворот, расчищая дорогу машине. Лимузин приземлился, и толпа затаила дыхание. Актеры почти всегда направлялись прямиком на посадочную полосу, минуя толпы, и сразу же исчезали в фойе Студии. Почти все.

Кроме Кейна.

Народ знал его историю, историю уличного мальчишки из рабочего гетто. Он был одним из них, и люди верили, что он не забывает своих, – ведь именно об этом беспрестанно твердила им реклама. Дверца лимузина открылась еще прежде, чем шофер хотя бы коснулся ее. Рабочие сами открывают перед собой двери. Из лимузина вышел Кейн. Толпа замерла.

Он стоял возле лимузина спиной к воротам, лицом к пожиравшим его взглядам. Люди сочувственно рассматривали его морщины, оставленные, по их мнению, выпавшими на его долю переживаниями. Многие толкали соседа локтем и показывали на волосы Кейна, где, как им чудилось, стало больше седины.

Его спокойствие произвело на них сильное впечатление, и все вокруг застыло – даже автомобили последних запаздывающих праздножителей прекратили движение.

Вот он выпрямился, сверкнув глазами и белозубой улыбкой, в которой не было ни радости, ни насмешки, и медленно поднял мощный кулак в жесте, более древнем, чем римский Колизей.

Толпа восторженно взревела.

Кейн шагнул в черный зев ворот, и их железные челюсти захлопнулись у него за спиной.

«Черт подери, – подумал он, идя к главному входу, – ненавижу этот идиотизм».

В гримерной, поддерживавшей поле Поднебесья и похожей на его собственную, хотя и побольше размерами, Кейну выдали шесть серебряных монет в качестве финансового резерва.

Коллберг встретил его в артистическом фойе. У двери вытянулись два охранника в красных мундирах.

– Вы неплохо э-э… завели толпу. – Пожалуй.

– Да, насчет нашего вчерашнего… э-э… несогласия… я понимаю, ваши действия были в немалой степени продиктованы стрессом. Пока все идет хорошо, подождем с разбирательством, ладно? А если проблем не возникнет, просто забудем о случившемся.

Кейн посмотрел на охранников – их лица едва угадывались за тонированным стеклом шлемов.

– Хорошо. Я вижу, вы уже сами обо всем забыли. Коллберг неуверенно хмыкнул.

– Послушайте еще минутку-другую. Чтобы вышло поинтереснее, прежде чем начинать охоту за Ма'элКотом, потратьте какое-то время на поиски Пэллес. Никто не должен знать, какова ваша реальная цель. Да, и еще… – он откашлялся в руку, – насчет Ламорака… Если он жив – например, попал в плен, – вы ни в коем случае не должны помогать ему бежать.

– Я уверен, что Карл одобрил бы ваше решение.

– Посмотрите на это с нашей точки зрения. Вы более ценный актер. Будет только глупо подвергать вас опасности ради человека, аудитория которого на протяжении последних трех лет уменьшается – а она и так была невелика. Впрочем, если вы сможете обнаружить его мыслепередатчик, не подвергая себя… ненужному риску, действуйте. Всем нам интересно узнать, как работает «длинная программа». Вы получите долю от доходов с ее тиражей.

– Я запомню, – произнес Кейн и показал на часы. – Пять минут.

– Да, и еще – сломайте, что ли, ногу. Кейн кивнул.

– Или несколько.

В Кавеа померк свет, а с экранов техников исчезло тестовое изображение гор. Безмолвная тень прошла меж рядов виртуальных кабин. Сквозь керамические щиты виртуальных шлемов лица казались неразличимыми. Тень шагнула на ступени платформы переноса и остановилась в ее центре. Вокруг вспыхнули подобно солнцу юпитеры, осветившие фигуру на платформе.

Кейн стоял неподвижно, залитый белыми лучами.

Сидевший в технической кабине Артуро Коллберг облизнул и без того мокрые губы. «Мой шедевр», – подумал он.

– Включить мыслепередатчик!

Техник ударил по сенсорной пластине, и широкий выгнутый экран на другом конце кабины вспыхнул, показывая ряды виртуальных кресел, увиденные глазами Кейна.

– Есть.

Другой техник нахмурился, глядя на монитор, и доложил о необычно высоком количестве адреналиновых реакций на сенсорно-подавляющую серию. Коллберг лично включил питание нейросхемы и дотронулся до сенсорной пластины микрофона.

– Праздножители и инвесторы, – неторопливо выговорил он, и его слова эхом отдались в Кавеа и в виртуальных шлемах всего мира, – бизнесмены, леди и джентльмены. Я – администратор Артуро Коллберг, председатель Студии Сан-Франциско. Я приветствую начало этого выдающегося Приключения. А теперь благодаря «Вило Интерконтинентал – мы несем вам весь мир!» я посылаю к вам Клинок Тишалла, Правую Руку Смерти…

Долгая, напряженная пауза.

– …Кейна!

Коллберг лично ударил по выключателю, и происходящее в Кавеа появилось на экранах тысяч виртуальных шлемов. Последовавший за этим общий вздох напоминал начало урагана.

Коллберг отключил микрофон.

– Установить канал передачи!

Где-то внизу загудела силовая установка Студии. Техники полностью сосредоточились на показаниях приборов.

– Канал установлен. Выход в переулке Лабиринта. Все чисто.

– Хорошо. Когда он будет готов, начинайте перенос. Коллберг похлопал техника по плечу и покинул кабину, направляясь к собственному виртуальному креслу.

Кейн стоял неподвижно, сконцентрировавшись, готовый к внезапному нападению. Но вот он сделал долгий вдох.

– Я не могу сказать вам ничего возвышенного, – медленно произнес он. – Она моя жена, и этим все сказано. Я найду любого ублюдка, который посмеет хотя бы подумать о том, чтобы нанести ей вред, и буду бить до тех пор, пока он не подохнет прямо на улице, как собака. Надеюсь, вам понравится.

Его руки сжались в каменные кулаки.

– Мне-то наверняка понравится. Он поднял глаза на стеклянную стену далекой кабины техников.

– Ну, поехали!

Артуро Коллберг поудобнее устроил голову на гелиевых подушках своего виртуального кресла. На него автоматически опустился шлем, затем началась обычная проверка его характеристик и подгонка. Коллберг удовлетворенно вздохнул.

Он честно надеялся, что ему понравится.

Вокруг меня проступают контуры переулка. День. Запахи крепких специй, карри, зеленого чили, мокрого угля, навоза, гниющего мяса… Слева от меня у стены стоит выцветший деревянный ящик, в котором грудой лежат фрагменты тел, в основном человеческих, но попадаются и останки огрилло, а также троллей: обглоданные крысами ноги, беспалые кисти, куски ребер или тазовых костей. Это отходы торгового предприятия «Зомби, продажа и прокат». Я знаю этот переулок. Я нахожусь в Лабиринте, недалеко от границы, разделяющей королевство Канта и Фейс.

Точнее, недалеко от того места, где эта граница была два года назад, когда я последний раз посещал город. Границы в Лабиринте весьма и весьма нестойки. Если в какой-то момент война между двумя группировками, контролирующими свои угодья, затихает, границы становятся едва различимы. Границы в Лабиринтах предназначены только для того, чтобы с точностью до одной улицы и дома определять, где члены той или иной группировки могут обделывать свои делишки без риска быть убитыми конкурентами.

Это очень напоминает весь мир в целом с его нациями, принципалами, договорами и таможнями. Просто здесь, в Лабиринте, все честно – в этом и состоит разница.

Огромная собака, вся в лишаях, с грязной шкурой и распахнутой пастью, нерешительно бредет ко мне, скрываясь в тени стены. Я осторожно отступаю, пропуская ее: эти проклятые местные собаки разносят такие болезни, о которых у нас даже не слыхали. Животное смотрит на меня здоровым глазом – второй затянут бельмом – и прикидывает свои шансы,

Адреналин звенит в крови, мои пальцы сжимаются в кулак.