Так и продолжили бой: я пеший в центре и чуть впереди орудую саблей, а по бокамдва конных действуют копьями. Получалось у нас ладненько, как будто заранее отработали такую тактику. Враги передо мной были по большей части в кожаных доспехах, которые мой клинок рассекал сравнительно легко. Я сильно не вкладывался. Пижонить, рассекая тела на две части, было незачем. Наносил короткие удары сверху вниз и направо, ломая правую ключицу, после чего раненый ронял оружие — спату или топор. Иногда колол в лицо или правую часть туловища, не прикрытую щитом. Удар — толкнул щитом раненого — сделал шаг-два вперед, наступив на шевелящееся тело — укол…

Мы вклинились во вражеский отряд достаточно глубоко, когда толпа впереди начала быстро разрежаться, словно большой ком земли разбивали на мелкие части мощной струей воды. Я нанес еще несколько ударов, в основном в спины удирающих врагов, и увидел впереди справа плотную стену щитов легионеров и их напряженные глаза между верхней кромкой щита и нижней кромкой шлема. Эта стена медленно и уверенно двигалась на меня. Чтобы случайно не попасть под раздачу от своих, развернулся и почти так же быстро, как удирающие враги, умотал с пути десятого легиона. Дальше смотрел, как легионеры шагают по убитым и раненым, как заходят в реку, как всадники одиннадцатого легиона колют и рубят врагов, преодолевавших ее. В воде двигаешься медленнее, маневрировать тяжело, поэтому мало кто добирался до противоположного берега. Чистая, прозрачная вода стала мутной от крови и поднятого со дна ила.

Правее нас девятый легион тоже начал пересекать реку. Одиннадцатый и восьмой в центре пусть медленнее, но все же темнили врагов к реке. Сложнее было на нашем правом фланге, где сражались седьмой и двенадцатый легионы. Рубилово там шло отменное. Скорее всего, с той стороны атакуют нервии. Я подумал, что продержатся они не долго и побегут вслед за своими союзниками, что сражение уже выиграно, когда услышал крики в каструме, точнее, на том месте, где он будет, когда и если закончат работы. Туда ворвался большой отряд нервиев и принялся уничтожать обслугу карробаллист, отряд префекта каструма и прочие вспомогательные силы. Те погибать не собирались, поэтому сыпанули в разные стороны. Впереди них улепетывала конница, набранная в кельтском племени треверов. Отряд промчался по склону мимо меня, потом спустился к реке и поскакал генеральным курсом на север вдоль ее берега.

Кто-то из трубачей в каструме все-таки проявил мужество и дважды исполнил сигнал тревоги. Его услышал легат десятого легиона Тит Лабиен, который со своими починенными был уже на противоположном берегу реки, приближался к лесу. По его команде легионеры сделали поворот кругом и быстрым шагом, благо спускались по склону, заспешили на помощь тем, кто в каструме. Вслед за ними развернулись девятый легион, а потом и восьмой с одиннадцатым, которые только собирались переходить реку.

К тому времени я успел найти Буцефала. Жеребец лежал на левом боку в большой луже собственной крови и сипло дышал. Большое и сильное животное еще боролось со смертью, хотя правый глаз уже был подернут мутной пеленой. Я перерезал коню яремную жилу, чтобы прекратить мучения. Темная густая кровь потекла лениво, будто из обычного легкого надреза. После чего снял уздечку, седло и попону, испачканные кровью, помыл их в реке. Нашел и пику. Заодно снял с шеи мертвого врага серебряную гривну, простую, но толстую, с полкило весом. Носить такую тяжесть могут заставить только галимые понты.

Рядом с местом сражения по полю ходили несколько бесхозных лошадей. Поймав гнедого жеребца, оседал. Не имея раньше дела с подпругой, он занервничал, когда я затягивал ее. Получилось с первого раза. Опытный конь, почувствовав, что сейчас будут затягивать подпругу, раздувает живот, чтобы слабее давила, поэтому приходится ждать, когда выдохнет воздух, и затягивать во второй раз, иначе на скаку седло съедет под брюхо и ты вместе с ним. Поняв, что от помехи не избавишься, жеребец успокоился. К шпорам он тоже не приучен, поэтому я решил не проявлять излишнюю доблесть, остался неподалеку от того места, где недавно сражался, наблюдал из седла, как четыре вернувшихся легиона начали выдавливать врагов из каструма, как на помощь им подоспели тринадцатый и четырнадцатый легионы, которые прямо с марша развернулись и ударили в тыл. Нервии, а это были они, судя по тому ожесточению, с каким сражались, все равно не побежали и, зажатые с двух сторон, полегли все. Не зря римляне называли их галлами-спартанцами.

Победа оказалась пиррова: римская армия потеряла треть личного состава. Наверное, не все полегли, кто-то дезертировал, как треверы. Еще процентов сорок были ранены. Пленные рассказали, что перебежчики-кельты, дезертировавшие из римской армии, рассказали нервиям и их союзникам о том, что за каждым легионом движется обоз, что можно перебить римлян по частям. Вот наши враги и ждали, когда появится обоз, не поняв, что походная колонна изменена, что перед обозом пришли сразу шесть легионов. Может быть, это неумение нервиев считать и спасло римлян. Представляю, что было бы, если бы легионы выходили к реке по одному.

Каструм перенесли километра на полтора выше по течению реки и задержались в нем на две недели. За это время собрали трофеи, похоронили своих мертвых, подлечили раненых. К Гаю Юлию Цезарю прибыла делегация от нервиев, которые запросили пощады. По их рассказам, в племени осталось всего пять сотен мужчин, остальные погибли. Их простили. Более того, пораженный мужеством нервиев, проконсул приказал соседним племенам помочь им и ни в коем случае не нападать. Следующими прибыли послы от виромандуев и атребатов. Их тоже помиловали, но взяли заложников. Адуатуки, спешившие на помощь нервиям, узнав о поражении последних, развернулись и потопали домой.

Адуатуки — это потомки кимвров и тевтонов. По легенде, шесть тысяч воинов были оставлены здесь охранять лишнее барахло, пока остальные быстренько завоюют благословенные южные земли. Всё пошло не так, за вещичками возвращаться стало некому, а бросать их было жалко, вот и осел отряд на этих землях. Первое время постоянно воевали с соседями. Как догадываюсь, из-за баб. Из-за кого еще воевать?! Наверное, захватывали местных девок, чтобы жизнь стала интересней. В итоге превратились в германо-кельтское племя адуатуков и помирились с соседями.

Узнав о приближении римской армии, большая их часть бросила свои поселения и собралась в одном месте, укрепленном в первую очередь природой. Это был высокий большой скалистый холм. С трех сторон почти отвесные склоны и только с четвертой был относительно пологий подход шириной метров шестьдесят. Само собой, его перегородили рвом и двумя стенами трехметровой и четырехметровой высоты из камней и дерева. Адуатуки много раз пересиживали в этом укреплении нападения врагов. Наверное, только благодаря ему и выжили.

Римляне делали вид, что брали и не такие укрепления, возьмут и это, хотя было заметно, что озадачены неслабо. По-хорошему надо бы плюнуть на адуатуков, которые могли выставить всего-то пять-десять тысяч воинов, но это нивелировало бы все предыдущие победы Гая Юлия Цезаря. В итоге мы разбили три каструма с трех сторон: три легиона — восьмой, девятый и десятый — обосновались в главном, напротив удобного склона, и по два — одиннадцатый и двенадцатый, тринадцатый и четырнадцатый — в расположенных слева и справа от него в паре километрах. Седьмой легион под командованием Публия Лициния Красса отправился покорять венетов, венеллов, осисмов, куриосолитов, эсубиев, аулерков и редонов, живущих на полуострове Бретань и соседних территориях, которые носят название Арморика. После постройки каструмов легионеры начали копать ров и насыпать вал вокруг всего холма. Как мне сказали, длина этих сооружений будет пятнадцать миль (примерно двадцать два километра). Через каждую полумилю возводили на валу невысокую башню, а у пологого склона таких башен сделали три. Одновременно начали строить галереи ко рву и стенам укрепления и изготавливать башню и таран.