Днем я проехал вокруг холма, присмотрел место, удобное для подъема на вершину. Приближается полнолуние, ночи сейчас светлые — почему бы не наведатьсяв гости?! В укреплении есть, конечно, собаки, но, судя по лаю, собраны они возле ворот, где в первую очередь ожидают нападение. Я отобрал десяток воинов из своей турмы, обучил их, как надо орудовать ножом по ночам. Теперь надо закрепить теорию на практике и заодно захватить трофеи, чтобы было, на что выменивать вино и прочие продукты.

Луна появилась еще во время вечерних сумерек. Я подождал пару часов, чтобы наши будущие жертвы заснули покрепче. Пошли мы через еще не перекопанный участок, на котором сидел у костерка патруль из легионера, лучника и пращника. Солдат из вспомогательных войск никогда не ставили на пост одних, не доверяли им. Я предупредил часовых, чтобы не начали стрелять в темноту, если услышат там подозрительный шум, а сперва окликнули. Пообещали так и сделать.

Склон холма в этом месте сильно порос кустарником, к счастью, не слишком колючим, хотя и густым. Судя по тому, как легко ломался с громким треском, это была крушина. Я еще помнил, что древесный уголь из нее лучший для изготовления пороха. Мы прорвались через заросли, вышли на чистое пространство. Дуфф, шедший вторым, требовательно дернул меня сзади за подол кольчуги. Без этого доспеха за пределы турмы не выхожу. Я остановился, обернулся. Эдуй показал рукой вперед, на склон ближе к вершине, а потом пальцами изобразил, что кто-то идет там. Кивнув в ответ, показал рукой, чтобы все присели возле кустов и приготовились к бою, и сам достал саблю из ножен, закрепленных на спине, чтобы не мешали при ходьбе.

Если бы не Дуфф, я бы услышал врагов слишком поздно. Точнее, они бы услышали меня первыми и устроили засаду. Их было четырнадцать. Одеты в темные плащи с капюшонами. Двигались цепочкой и очень тихо. Судя по тому, как уверенно шли, маршрут знакомый. Прошлой ночью были убиты десятка три наших воинов из вспомогательных отрядов, ночевавших за пределами каструмов. Командование решило, что враги пришли со стороны леса. Везде усилили дозоры с двух до трех человек, а возле леса устроили несколько засад.

Большего напряжение нервов, чем в засаде ночью, у меня не бывает. Кажется, что враги видят тебя, но притворяются, чтобы подойти ближе. Вот они — метрах в полутора от меня. Идут не в кусты, через которые прорывались мы, а левее. Сердце мое колотится часто и так громко, словно бьет по барабану. Во рту сушняк, как на похмелье. Рукоятку сабли сжал до боли в пальцах. Создавалось впечатление, что враги еле передвигают ноги. Все больше сил уходило на то, чтобы сдержать себя, не позволить напасть раньше времени. Двигайтесь быстрее, сволочи!

Вот последний враг миновал меня. С трудом разгибаю тело, затекшее от неудобной позы и напряжения, делаю три широких и быстрых шага и в тот момент, когда замыкающий, услышав шум за спиной, начинает оборачиваться, бью клинком по шее. Голова была в капюшоне, и, судя по сопротивлению, попал по краю черепу, а затем пошло легче. Из-за этого адуатук вскрикнул от боли, визгливо, по-бабьи. Толкаю его и рублю следующего, который, обернулся на крик. Тут же в дело вступают мои соратники. Не знаю, как у них хватило терпения, выдержки. Успеваю уколоть в правый бок еще одного врага, который умудрился уклониться от спаты Дуффа и прокричать «Засада!». Вместе с третьим декурионом мы помогаем нашим соратникам, нападая с фланга на уцелевших пока врагов. Бой длился всего несколько секунд. Все четырнадцать адуатуков мертвы. У нас обошлось без потерь. Я почувствовал такую усталость, будто за эти секунды перекидал вагон угля. Несмотря на то, что рот пересох, умудрился сплюнуть смачно. Вот такая вот у нас интересная жизнь!

С трупов сняли все, что на них было, после чего я решил вернуться в наш лагерь. Вполне возможно, что это не единственный отряд адуатуков, и другой, услышав шум внизу, устроит нам засаду и перебьет так же легко. Мы взяли немного добычи — и хватит.

На обратном пути я рассказал часовым возле незаконченного вала о вражеском отряде, чтобы передали командованию и несли службу бдительно. Лагерь моей турмы, конечно, намного дальше от врагов, за каструмом, вряд ли наведаются к нам, но предупрежденного и бог бережет.

Осадная башня производит на кельтов и германцев неизгладимое впечатление. Сперва адуатуки смеялись над ней, не веря, что такое громоздкое сооружение можно переместить вплотную к их стенам. Когда увидели, что это вот-вот случится, осталось каких-то метров сто, приуныли и испугались. С передней стены спустили трех парламентариев, которые попросили аудиенцию у Гая Юлия Цезаря. В то время я был в главном каструме, договаривался о продаже отары овец, на которую мы случайно наткнулись на лесной поляне возле болота. Судя по грязной снизу шерсти, животных отогнали на остров, но там, видимо, кончилась трава, и они перешли через болото в лес. Все три адуатука имели длинные седые бороды и были одеты в безрукавки из козьих шкур мехом наружу. То ли подобные безрукавки — обязательный атрибут переговорщиков, то ли жрец предсказал, что принесут удачу. Кстати, римляне называют эти земли Косматой Галлией. Видимо, благодаря именно таким типам.

Я не стал задерживаться, чтобы узнать, чем закончатся переговоры. И так ясно. Нашим врагам надо уцелеть. Если прислали парламентариев, значит, поняли, что могут погибнуть. В свою очередь Гаю Юлию Цезарю нужна победа, желательно без потерь, потому что в легионах и так осталось чуть больше половины от штатного расписания, поэтому выдвигать непомерные условия не будет. Как узнал позже, приехав к Спурию Эбуцию Кару за деньгами, так оно и случилось. Условия были обычными: сдаться до того, как таран первый раз ударит в ворота, выдать все оружие и сотню заложников.

Ворота укрепления были распахнуты сразу, чтобы ударить по ним тараном не получилось даже при сильном желании. С оружием вышло сложнее. Что-то адуатуки, конечно, сдали, но много скинули с холма в труднодоступные места, чтобы римляне не смогли забрать его легко и быстро, то есть оставили бы прежним хозяевам. Проконсул по этому поводу не стал возникать. Ему нужна была победа, полное покорение Косматой Галлии, что и случилось. Нехватка нескольких сотен мечей и копий ничего не изменит. Адуатукам разрешили покинуть укрепление, что они пообещали сделать на следующий день.

Я вернулся в лагерь своей турмы с двумя стандартными амфорами вина, купленными на деньги, вырученные от продажи овец. К тому времени уже были готовы шашлыки из парного мяса ягнят, приготовленные по моим указаниям. Это блюдо пришлось по вкусу кельтам. Они и раньше запекали мясо на углях, но большими кусками, из-за чего те снаружи обгорали, а внутри были непропеченными. Я разделил оставшиеся деньги, после чего мы славно попировали, отметив окончание военной кампании. Прикинули, когда и каким путем пойдем восвояси, и где будет зимовать наш легион. Хорошо, если в Бибракте или на худой конец в Весонтионе. В полной уверенности, что в этом году отвоевался, я вместе с Синни лег спать в арбу, потому что ночь была теплая. По пьяне долго не мог кончить, мешал спасть своим соратникам, зато потом как в яму провалился.

Растолкал меня Кон. Мне снилось, что я плыву на теплоходе по узкой реке, странным образом раздвигая берега и не застревая, не садясь на мель, поэтому не сразу понял смысл того, что декурион говорил мне. Я смотрел на его лицо, которое в лунном свете казалось кадром из черно-белого фильма, и пытался понять, почему мне снится этот усатый варвар?

— Возле главного каструма идет бой, большой бой, — спокойно, как непонятливому ребенку, повторил Кон.

— Какой бой?! С кем?! — не сразу врубился я.

— С адуатуками, — ответил он. — Я говорил, что эти коварные змеи что-то задумали, иначе бы не бросали оружие со скал.

Тут и я услышал крики, звон оружия и рев труб в той стороне, где был главный каструм римской армии. Загудели трубы и в каструме, где был одиннадцатый легион. Значит, дело серьезное.