Зима в этом году была короткой, малоснежной и сравнительно теплой. Мне такая понравилась, а местным крестьянам нет, потому что земля плохо пропиталась водой. Предполагали, что в этом году урожай будет плохой, если весной не пройдут обильные дожди. Меня их урожай не волновал, а вот шляться под дождями не хотел. Что крестьянину хорошо, то воину смерть.

43

Ранней в этом году была не только весна, но и прибытие Гая Юлия Цезаря в Косматую Галлию. Сперва он наведался в Бибракту, куда созвал всех вождей покоренных кельтских племен. Обсудил с ними вторжение германских племен усипетов и тенктеров, согнанных со своих земель свевами, на территорию менапиев. Не поверите, но проконсул загорелся желанием защитить от германского нашествия бедных и несчастных менапиев, не покорившихся ему в прошлом году. В итоге на совещании было принято решение общими силами выступить на германцев. Кельты должны были выставить пять тысяч кавалеристов. Желающих нашлось даже больше. У римлян репутация непобедимых, несмотря на прошлогодний конфуз с моринами. Так ведь не проиграли, хотя и не выиграли. А желающих идти на войну вместе с победителем всегда много.

Мы присоединились к армии, когда проходило неподалеку от Дурокорторума. На этот раз она шла с очень большим обозом. Гай Юлий Цезарь сделал правильные выводы из прошлогодних приключений. Впереди двигалась кельтская конница, в которой было много эдуев, в том числе и родственников моих воинов. Кое-кто был не против поступить на службу к римлянам в моей турме. Будут резервом. Наверняка во время боев кто-то погибнет, кого-то искалечат. Из первого состава турмы сейчас осталось всего человек десять. При этом списки имен, по которым платится жалованье, не меняются. Кстати, Гай Юлий Цезарь привез и деньги, и одиннадцатому и двенадцатому легионам выплатили задолженность, накопившуюся с лета прошлого года. Мой сундук, в котором храню деньги и другие ценности, становится все тяжелее, что радует. Когда становится тоскливо, подниму его, почувствую, какой я богатый — и сразу наступает праздник души, именины сердца.

Двигались обычным походным маршем, делая в сутки километров двадцать пять. Грабить население было запрещено, поэтому тупо скакали впереди своего легиона. Лишь иногда отъезжал с парой воинов, чтобы подстрелить оленя, косулю или кабана на ужин и завтрак. Поражался количеству дичи в лесах. От знания того, что всю ее изведут, как и леса, становилось грустно. Получается, что для того, чтобы стать цивилизованным, надо уничтожить и изгадить всё.

На подходе к реке Моса, которую я по созвучию и тому, что является притоком Рейна, идентифицировал, как Мозель, к Гаю Юлию Цезарю прибыли послы от германцев: одни от усипетов и тенктеров, вторые от убиев, которые жили неподалеку, выше по течению Рейна, и постоянно воевали со свевами. Первые предложили не трогать их, дать им поселиться на захваченных у менапиев землях. Вторые жаловались на свевов и просили дать возможность усипетам и тенкретерам перейти на их земли, где обещали помощь и поддержку, чтобы потом вместе воевать против общего врага. С первыми проконсул был суров: или они убираются на правый берег Рейна, или будут уничтожены. Вторых принял радушно, считая их предложение лучшим выходом в данной ситуации. Свевы были потенциальными противниками римлян, а враг моего врага — мой друг.

Послы усипетов и тенктеров вернулись, когда мы были всего в двенадцати милях от их лагеря, попросили отсрочку на три дня, чтобы отправить послов к убиям и получить заверения и клятвы их вождей, что не обманут. Гай Юлий Цезарь согласился, сказав, что нападать первым не будет, что продвинется вперед только на четыре мили, чтобы соорудить каструм в намеченном месте на берегу реки, необходимой для воинов, лошадей и волов.

Результаты вторых переговоров я узнал, когда со своей турмой и добычей вернулся к одиннадцатому легиону. Мы уехали на промысел еще до прибытия послов. Поскольку эта территория была захвачена германцами, я счел себя вправе забрать все, что найду. Зачем тратить деньги на покупку зерна, если можно взять его бесплатно?! Мы свернули на боковую дорогу, удалились от главной километров на пять, после чего повернули на другую, идущую примерно параллельно главной. По пути нам попалась сожженная деревня. От пепелищ еще шел сильный запах гари. Мои воины обыскали руины, не нашли ничего ценного, после чего отправились дальше.

Германцев мы заметили первыми. Как обычно, впереди турмы двигались три дозорных. Они только выехали из леса на длинный и широкий луг, когда увидели на противоположном конце ее обоз и сразу спрятались. После чего один поскакал ко мне и доложил, что навстречу нам едут восемь груженых арб в сопровождении полусотни всадников. Я приказал турме остановиться, поехал вперед, чтобы посмотреть, стоит связываться или нет?

Германцы обожают натягивать на шлемы шкуры с голов медведей и волков и рисовать морды этих зверей на своих щитах. У хищников, изображены они в фас или профиль, обязательно раззявлена пасть, оскалены зубы. Наверное, чтобы испугать противника. Мне вспомнилось, что в будущем на гербах львы и драконы почти всегда будут с высунутыми языками. Наверное, чтобы намекнуть женщинам врагов. Двигался обоз без опаски и мер предосторожности. Уверены, что самые сильные, что все их боятся. Германцев всегда будет губить излишняя самоуверенность.

Я вернулся к турме, а потом с ней еще метров на восемьсот, до удобного места для засады. Здесь лесная дорога, огибая холм, долго шла вдоль его склона, поросшего невысокими деревьями и густыми кустами. В них я и спрятал своих спешенных бойцов. Сам встал немного выше за широким дубом, приготовив лук и навтыкав в землю десяток стрел. Ближние были с игольчатыми наконечниками. Я заметил на нескольких всадниках кольчугу. Наверное, сняли с убитых кельтов. Германцы не освоили производство этого доспеха, несмотря на то, что в будущем станут одной из самых рукастых наций. Пока что они, особенно северные, нация пастухов, гоняющих своих коров по лесным полянам.

Впереди обоза ехали, закинув щиты за спину, восемь всадников. Именно на них я и заметил издалека кольчуги. Теперь мог разглядеть поближе. Кольца мелкие. Из таких, обычно, делают кольчуги заальпийские кельты. Видимо, поменяли несколько хозяев, пока добрались до северной части Европы. Я подпустил врагов метров на тридцать, после чего расстрелял довольно быстро. У них было мало шансов на такой дистанции уклониться от стрелы. Кольчуга не спасала. Тонкий наконечник раздвигал кольца и рвал заклепку одного из них, после чего легко проникал вглубь тела. Один германец со стрелой в груди рванул вперед, проскакав метров пятьдесят, но потом свалился с коня. Остальные полегли на месте. Точнее, их неказистые, малорослые лошаденки успевали сделать несколько шагов прежде, чем наездник валился на дорогу. Еще две стрелы послал на дистанцию метров восемьдесят-сто свалив двух всадников, собравшихся удрать с десятком других, таких же отважных. Остальных покололи пиками, изготовленными по образу и подобию моей, воины турмы, выскочив на дорогу из кустов. На узкой дороге, зажатой с двух сторон кустами и едущими восемью арбами, всаднику трудно бороться с копейщиком, который имеет больше возможностей для маневра. Везли германцы зерно в мешках и пиво в бочках. Скорее всего, перехватили обоз менапиев. Теперь мы перехватили. Мои подчиненные быстро собрали трофеи, поймали и привязали к арбам лошадей, после чего мы двинулись в обратную сторону.

Само собой, сдавать добычу в общий котел я не собирался. Мы оставили себе одну арбу с зерном и пивом, а остальные я загнал трибуну Спурию Эбуцию Кару, отвечающему за снабжение армии и в этом походе, найдя его в колонне, которая приближалась к месту стоянки. Старый мошенник с удовольствием купил у меня зерно, отказавшись от пива.

— Порядочный человек не будет пить эту гадость! — заявил он.

Надо же, а я видел, как в конце прошлой кампании Гай Юлий Цезарь употреблял ее в большом количестве! Морщился, но пил, потому запасы вина давно закончились. Наверное, трибун знает о порядочности проконсула больше, чем я. Спорить с ним не стал. На пиво всегда найдутся покупатели, в том числе и среди легионеров.