Наши крики вызвали переполох во вражеском лагере. Несколько небольших конных отрядов прискакали к каструму, повертелись возле него, убедились, что мы не собираемся атаковать, и убрались восвояси. Судя по их поведению, не знают, что к нам идет помощь. Что ж, получат неприятный нежданчик.

Вечером легат позвал меня в гости. В одном из бараков ему был выгорожена двумя воловьими шкурами небольшая коморка. Там за кубком вина, которое теперь можно было не жалеть, мы долго беседовали о греческой и римской литературе, в том числе и в первую очередь о творчестве самого яркого ее представителя — Квинта Туллия Цицерона.

Как бы между прочим, я сказал:

— Мне кажется, у твоего старшего брата Марка тоже есть литературный талант. Я читал его речи в суде. Это образец ораторского искусства.

— О чем ты говоришь?! — возмущенно воскликнул младший брат. — Если бы слушал эти речи, а не читал тщательно подправленные варианты, ты бы ни за что не счел его талантливым!

Я, действительно, не слышал их. Может быть, мой собеседник прав. Однако история распорядится иначе: Квинта Туллия Цицерона будут упоминать только узкие специалисты и только, как брата знаменитого оратора и философа Марка Туллия Цицерона. Не знаю, сохранится хоть что-нибудь из его бездарных произведений, но раньше они мне не попадались. Я даже не знал, что у Марка был младший брат-поэт. Зато старшего в институте читал с удовольствием. Мне кажется, он был, кроме всего прочего, еще и основателем детективного жанра.

Время шло, а Гай Юлий Цезарь не появлялся, и вестей от него больше не было. Радостное настроение начало постепенно улетучиваться. Все чаще я видел, как воины римской армии приносили жертвы своим богам, у кого какие были. Впрочем, римляне терпимы к чужим. Исходя из того, чем заведовал бог дикарей, ему присваивали имя римского, занимавшегося тем же. Римляне искренне верят, что боги у всех одни, просто некультурные племена называют неправильно, и задача избранного народа устранить это недоразумение.

Все изменилось одним прекрасным утром. Предыдущие два дня шел дождь, мелкий, холодный и нудный, а этот выдался солнечным и теплым. Я сидел возле своей палатки, жевал холодную рыбу, сваренную вечером. Это была щука, которую за жадность боги напичкали дополнительным набором мелких костей. Я быстро устал сплевывать их, даже аппетит пропал. Рыбу получше — окуней — отдаем детям. И тут на валу заорали радостно сразу несколько часовых.

Наша сторона дальняя от дороги, так что армию Гая Юлия Цезаря они увидели бы последними, поэтому я крикнул:

— Чего орете?!

— Галлы уходят! — радостно сообщил часовой с ближней вышки.

Кельты, действительно, сняли осаду. Более того, шли в сторону Самаробривы. Не трудно было сделать вывод, что направляются навстречу римским легионам, которые спешат нам на помощь.

Я вернулся к палатке, отодвинул деревянную миску с вареной рыбой и сказал Синни:

— Отрежь мне большой кусок копченого окорока.

Этот окорок мы хранили на черный день, на дорогу. Пища калорийная и занимает сравнительно мало места. К окороку жена дала и большую краюху хлеба. Теперь незачем экономить. Чуть позже, когда кельты уберутся подальше, съезжу на охоту, привезу свежего мяса, по которому соскучился.

Квинт Туллий Цицерон, опасаясь ловушки, послал вслед за кельтами турму. Они вернулись через пару часов и привезли «языка», который подтвердил, что наши враги собираются дать генеральное сражение Гаю Юлию Цезарю, который с маленькой армией движется к нашему каструму. Амбиорикс убедил кельтов, что разделаются с таким слабым противником на раз-два, как с четырнадцатым легионом. Он ведь, в отличие от меня, не читал учебник истории и не догадывался, что сражаться придется с непобедимым полководцем. Получив эти сведения, легату одиннадцатого легиона даже в голову не пришло отправиться вслед за кельтами, чтобы помочь Гаю Юлию Цезарю. Кстати, весьма распространенная черта у поэтов — непоколебимая уверенность, что все должны помогать им просто так и без взаимности, что абсолютно не мешает считать этих всех черствыми и неблагодарными скотами.

Половина легиона сразу пошла заготавливать лес на бараки. Спать на земле под открытым небом, особенно в дождь, никому не нравится. Моих подчиненных подпрягли с помощью лошадей перетаскивать бревна, а я отправился на охоту. Брошенный вражеский лагерь объехал по большой дуге, потому что воняло от него, как от запущенного общественного сортира. Подозреваю, что именно из-за этой вони все парно- и непарнокопытные убрались как можно дальше. Стадо оленей я нашел лишь километрах в пяти, хотя раньше хватало проехать два-три. Подстрелил самца-перволетка, который еще не обзавелся рогами. У таких мясо вкуснее, чем у взрослых особей. Он сосал мать, причем оба были так увлечены этим процессом, что подпустили меня метров на шестьдесят. Моя стрела прошила насквозь его тело позади левой лопатки и воткнулась в землю. Олешек подпрыгнул вверх, упал на подогнувшиеся ноги, кувыркнулся, кое-как встал и попробовал бежать вслед за ломанувшимся стадом, ведомым старым самцом с ветвистыми рогами. Хватило сосунка метров на двадцать, после чего завалился на бок. Когда я подошел, он уже был мертв. Я перерезал горло, чтобы стекла кровь, после чего подобрал стрелу и сходил за лошадью.

Весил перволетка килограмм семьдесят. Окорока закоптим, часть мяса отдам легионеру, который подрабатывает кожемякой, чтобы выделал шкуру, часть обменяем на другие продукты, а остальное моя семья уплетет за пару дней. Жены сошьют из выделанной шкуры какую-нибудь одежду или конскую сбрую на продажу и заработают несколько сестерциев. Легион — это заодно и многоцелевой производственный комплекс, и товарный рынок, почти на все есть спрос и предложение.

То ли Квинта Туллий Цицерона замучила совесть, в чем сильно сомневаюсь, то ли он боялся, что Гай Юлий Цезарь не осилит врагов, и нам придется опять сидеть в осаде, к которой надо подготовиться, но послал мою турму на разведку с приказом при возможности повидаться с главнокомандующим и доложить ему о ситуации в нашем каструме. Я с удовольствием отправился выполнять этот приказ, потому что раньше легат запрещал отъезжать от каструма далеко, боялся нападения, а нам не помешали бы трофеи. Если расправимся с взбунтовавшими кельтами, в чем был уверен, приедут купцы, привезут много всего нужного, а на покупку потребуются деньги или товары.

День был хмурый, небо затянуто тяжелыми, темными тучами. Дождь собирался, собирался, но так и не пролился. Наверное, увлекся увиденным на земле, решил не мешать. Ехали мы по утрамбованной дороге. Там, где прошла многотысячная армия, остается голая земля. Даже на обочинах не осталось сухой травы. Такое впечатление, что вместе с воинами перемещалась саранча. Я предполагал, что ехать нам придется до вечера, потому что дым от пожаров, которые устраивала армия Гая Юлия Цезаря, видимо, чтобы подбодрить нас, были видны вдалеке. Оказалось, что она намного ближе. Еще до полудня вернулся один из воинов передового дозора и доложил, что впереди долина, на дальнем конце которой кельты атакуют римский каструм.

Долина была длинной и широкой. По ней протекала речушка, как бы отсекая ближнюю к нам треть. На этой трети располагался вражеский лагерь. В середине стояли арбы, в том числе карробаллисты, и несколько палаток, захваченных у четырнадцатого легиона. Охраняли лагерь с полсотни человек, скорее всего, раненые и больные. Остальные были в дальней трети долины, где на невысоком холме располагался римский каструм. Я предполагал, что Гай Юлий Цезарь приведет от четырех до шести легионов. Каструм на холме был маловат даже для одного легиона. Скорее всего, проконсул собрал тех, кто был под рукой, и поспешил на помощь нам. Как бы одиннадцатому легиону не пришлось выручать его. Эбуроны и их союзники штурмовали каструм со всех сторон. Было их много. Точно не скажу, но от десяти до двадцати тысяч. Одному легиону трудно будет справиться с ними.