Мандубии — маленькое кельтское племя под протекторатом эдуев. Уверен, что они подключились к восстанию по требованию своих «защитников». За что жестоко поплатятся. Римская армия осадила их столицу Алезию, в которой укрылся со своей армией Верцингеториг. Расположено поселение очень удачно — на высоком холме, омываемом с двух сторон речушками Оз и Озерен. Склоны крутые, а там, где не очень, вырыт ров и насыпан вал. Видимо, предводитель кельтов решил повторить то, что удалось в Герговии. Только вот Юлий Цезарь сделал правильные выводы из того горького опыта. На этот раз он решил взять поселение измором. Большая армия, а по сведениям перебежчиков в Алезии находится от двадцати до пятидесяти тысяч воинов, лишенная подвоза продовольствия, съест себя сама. Легионеры первым делом построили каструмы, а потом занялись возведением двух колец защитных сооружений. Внутреннее для отражения атак осажденных было длиной километров пятнадцать и состояло из трех рвов, причем в средний была пущена речная вода, и вала с палисадом и башнями через каждые метров двадцать-двадцать пять. Внешнее, которое предохраняло от нападений извне, было длиной более двадцати километров и имело один ров, но более широкий, метров пять, и вал с палисадом и башнями. В дополнение, чего на моей памяти римская армия никогда раньше не использовала, перед обоими укреплениями наделали волчьих ям с вбитыми в дно заостренными кольями и везде натыкали маленьких острых колышков, чтобы лошади повреждали копыта. Впрочем, в Алезии конницы не осталось. В первую ночь осады, до того, как римляне достроили укрепления, вся конница повстанцев покинула поселение. Видимо, должны будут нападать на наши обозы и небольшие группы воинов. Только вот римская армия привезла с собой продовольствия и фуража на тридцать суток, а за пределы внешнего кольца укреплений выходит только большими отрядами, состоящими из конницы и пехоты.

Четырнадцатый легион вместе со своей конницей расположился в южной части между рекой Озерен и ее притоком. Оба русла были примерно одинаковой ширины и глубины, поэтому непонятно было, какое главное. Будем считать, что ближнее к холму, по левому берегу которого на данном участке и проходила линия укреплений. В отличие от других легионов, расположившихся напротив восточной и западной сторон холма, нам было спокойнее, потому что Озерен и ее приток создавали дополнительную преграду для наших врагов, как при нападении из осажденного поселения, так и снаружи. Легионам напротив северной стороны тоже было немного легче, благодаря реке Оз, прикрывавшей их от осажденных. На юге расстояние между двумя линиями укреплений было метров двести пятьдесят. Там и поставила свои палатки моя ала. Рядом свалили стога ячменной и пшеничной соломы, набранной на полях, мимо которых мы проходили. Это фураж для нашей и обозной скотины. Я поставил свою палатку рядом арбой. В первой спали беременные жены с детьми, на второй ночевал сам.

Первое время, пока укрепления не были достроены, осажденные иногда беспокоили нас, а потом у моих жен началась размеренная, спокойная жизнь, будто и нет войны. Мне было чуть сложнее, потому что через день, меняясь с Коном, выезжал с тремя турмами охранять вместе с тремя когортами заготовщиков леса или фуража. Повстанцы почему-то не сожгли стога соломы на полях рядом с поселением. Наверное, слишком быстро удирали. После разгрома их конницы, которая, как я узнал позже, напала на римскую походную колонну в трех местах и везде получила достойный отпор, Верцингеториг повел уцелевших ускоренным маршем в Алезию, а Гай Юлий Цезарь с половиной легионов так же быстро погнался за ним.

Небольшие отряды повстанцев постоянно вертелись возле нас, не отваживаясь нападать. Я приметил, где вертелся один из таких отрядов численность с сотню всадников, и решил, что нам пора обзавестись трофеями. Квинт Туллий Цицерон разрешил мне с «секванской» турмой ночью покинуть укрепрайон. Вышли мы пешком. Лошади производят много шума, ночью слышны издалека. Вряд ли повстанцы, которые с внешней стороны римских укреплений, выставляют по ночам дозоры возле них, но могут услышать шум и в своих лагерях, которые наверняка всего в двух-трех километрах от нас. Секваны, как и остальные кельты, боятся перемещаться по ночам. Привычка Гая Юлию Цезаря снимать в поход среди ночи вгоняет их в тоску. Мой приказ тоже восприняли без энтузиазма, но раз надо, значит, пойдем. Тем более, что можем захватить трофеи, ради которых и отправились на войну.

Ночь была прохладная для августа месяца. Иногда среди лета в эти места добираются холодные ветра с Альп и сбивают жару. Плюсом такой погоды было еще и то, что стало меньше комаров. При свете наполовину состарившейся луны мы бодренько прошагали по натоптанной и накатанной дороге до того места, где лесорубы заготавливали древесину. Его можно было определить издали по высоким кучам веток, которые будут сожжены, когда высохнут. Римляне все делали по-хозяйски, мусор после себя не оставляли. Вырубленные ими участки после удаления пней можно будет распахать осенью и весной засеять. Впрочем, вряд ли кому-то потребуются эти поля, если мы захватим Алезию. Уцелевшие, которых, как догадываюсь, останется мало, будут проданы в рабство. Тем немногим, кто поселится на освободившейся территории, хватит уже освоенных полей.

Дальше пошли по лесной дороге, кочковатой и извилистой. Секваны сразу сбились в плотную кучу, ни на шаг не отставая от меня. Самое забавное, что ночь сейчас на кельтских территориях — самое безопасное время для путешествий. Ночных духов боятся все, включая воров и грабителей, так что до рассвета на тебя не нападет никто из двуногих хищников. Удобного места для засады поблизости не было, а далеко удаляться я не хотел, поэтому остановились на более-менее подходящем. Здесь дорога была сравнительно ровной на протяжении метров ста пятидесяти, и на обеих обочинах рос густой кустарник. Спать расположились все вместе на одной стороне. Я постеснялся предложить сразу разделиться на две группы. Парни и так настороженно прислушиваются к ночным звукам, словно никогда раньше не слышали такие. Быстро наломали веток, постелили на них одеяла, захваченные с собой, и расположились вповалку. Зато не так страшно.

Сон не шел, хотя в последнее время привык ложиться рано. Вспоминал, как был в этих краях, которые получат название Бургундия, по заданию Людовика Одиннадцатого. Бургунды — германское племя. Скорее всего, они станут местной знатью, а беднота будет кельтская, перенявшая язык и название захватчиков. Так же, наверное, было, когда кельты пришли сюда и покорили местные племена, которые, в свою очередь, тоже откуда-то приперлись и стали жить за счет тех, кто обитал в этих краях раньше… В двадцать первом веке начался наплыв в Западную Европу арабов и негров. Более пассионарные, они наверняка покорят потомков бургундов, сделают своими холопами. Потом и их сменят пришельцы откуда-нибудь, подозреваю, что из Китая. Земли-то тут плодородные, климат прекрасный, так что будут притягивать все новых и новых захватчиков.

Утром проснулся последним. Снилось что-то тревожное, от кого-то убегал, поэтому пару минут лежал с открытыми глазами, смотрел на проглядывавшее между ветками голубое небо с маленькими белыми облачками, похожими на комки пены, прислушивался к веселой, звонкой перекличке птиц. Хотелось послать всё к чертовой матери и опять заснуть. Заставил себя встать, размялся, чтобы отогнать дурные мысли. На скорую руку перекусили копченым окороком и хлебом, запивая водой из ручейка, который, как оказалось, протекал всего метрах в двадцати от нас. Ночью не заметили его. Вода имела странный, медный привкус. Может быть, протекает по месторождению этого металла.

Я развел подчиненных по местам, прошелся по дороге туда-сюда, проверяя, хорошо ли замаскировались. Вроде бы всё в порядке. Сам встал за старым каштаном, толстый ствол которого был наклонен к дороге. Мощные корни пока не давали дереву упасть, но понятно, что долго не протянет. Хотя, кто знает. Иногда видишь, как молодое крепкое дерево валится, а старое и трухлявое продолжает стоять.