Повстанцы припозднились. Я уж подумал, что взяли выходной, что зря мы приперлись и заночевали в лесу, что вернемся ни с чем, как услышал стрекот сороки. Белобокая сопровождала кого-то, двигавшегося по дороге в нашу сторону. Жаль, что не умею по ее стрекоту определять количество целей, которые она видит. Ехали медленно, растянувшись по дороге. Как догадываюсь, этому отряду уже чертовски надоело каждый день без толка наблюдать за римлянами. Впереди скакал пожилой мужчина с редкой у кельтов-воинов длинной бородой, наполовину седой. Его голова была, что тоже встречается у кельтов не часто, наполовину лысой. Несмотря не невозможность заделать шикарную прическу с помощью известняка, шлем он не носил. Зато кольчугу имел хорошую, из мелких колец и начищенную, без пятен ржавчины.

Я собирался подпустить командира отряда метров на тридцать, когда весь отряд окажется на ровном участке дороги, после чего приступить к делу, но что-то пошло не так. То ли какой-то повстанец оказался слишком зорким, то ли, что скорее, кто-то из моих починенных вылез из укрытия раньше времени, но в середине отряда закричали «Засада!», засуетились, после чего в них с двух сторон полетели стрелы. Командир начал поворачивать коня на шум. Что ж, и мне пришлось подстраиваться под ситуацию. Для моего лука дистанция метров в семьдесят очень хорошая. Стрела попала предводителю повстанцев в правый бок, и он сразу, будто ударили бревном, свалился влево с коня. Следующие стрелы полетели в спины его приближенным, которые, развернув лошадей, поскакали в обратную сторону. Оказывать сопротивление никто не подумал. Может быть, решили, что нас намного больше. Я выпустил одиннадцать стрел и все напились крови. Мои подчиненные были не настолько удачливы и часто попадали в уже пораженных мной всадников, которые, практически мертвые, продолжали скакать. В итоге мы набили сорок семь человек, примерно половину отряда. Не так много, как хотелось, но грех жаловаться.

Обратно ехали на лошадях, ведя на поводу навьюченных другими трофеями. Возле места лесозаготовки встретили три турмы из моей алы под командованием Кона, которые вместе с тремя когортами легионеров сопровождали лесорубов. Они знали, что мы ушли пешком, а возвращаемся верхом. Несколько лет назад эдуи воевали с секванами, поэтому им вдвойне обиднее видеть, как бывшие враги возвращаются с добычей, захваченной у их соплеменников. При этом стычек внутри алы не было. Или я не все знаю, потому что предупредил, что не буду выяснять, кто первый начал, отчислю всех участников междусобойчика.

Я занимался копченым мясом. Две недели назад добыл подсвинка. Так как из него получается лучшее мясо холодного копчения, задние окорока и вырезку с шеи мои жены засолили и положили в бочку под гнет на неделю, а потом начали коптить. Мои подчиненные еще в начале осады соорудили из камней и глины коптильню с дымоходом длиной метра два с половиной и заготовили дров и опилок из ольхи. Этого дерева много на берегах обеих речек, ходить далеко не надо. Для укреплений оно не самое лучшее, поэтому идет исключительно на дрова. Первые два дня пламя в коптильне поддерживали круглосуточно, а потом стали делать перерыв на ночь. После завтрака я попробовал мясо, убедился, что уже готово, можно забирать, начал снимать прокопченные куски, суховатые и еще теплые, складывать в корзину, чтобы отнести к арбе, где жены развесят его в тени и прикроют тряпками от мух. Именно в этот момент и прозвучал сигнал боевой тревоги.

Как обычно, никто в легионе не знал, что случилось. Услышали сигнал в соседнем и продублировали, а кто первый подал и почему — разберемся позже. Я отнес корзину со снятым мясом к арбе, где жены уже приготовили мои доспехи. Они не хуже меня знают, что одену и какое оружие возьму. Иногда кажется, что даже лучше меня. Вот и на этот раз Синни протянула мне лук и колчан, хотя неясно было, кто напал и чем лучше защищаться. Я не стал спорить, взял и лук. Тили привела Буцефала, который стреноженным тусовался возле скирды соломы с другими лошадьми алы. Солома — не лучший корм для лошади, особенно в сентябре, когда много зеленой травы, но между двумя линиями укреплений такой больше нет, вся съедена или вытоптана, так что приходится питаться тем, что дают.

Я поехал к внешней линии укреплений, где по боевой тревоге было место первой турмы четырнадцатого легиона. Воины турмы все уже были там. Как и я, понятия не имели, от кого будем защищаться. Снаружи никто не нападал. Местность перед укреплениями была расчищена где-то на километр. Не только большой отряд, но и один человек вряд ли в светлое время суток подберется незаметно. Но наше дело маленькое: прозвучал сигнал, прибыли на место, ждем.

Ждать пришлось около часа. Все это время до нас доходили отрывочные сведения. Сперва сообщили, что повстанцы вышли из поселения, штурмуют наши укрепления напротив западной стороны холма. Там к холму примыкала долина длиной километра три, проходила главная дорога и были сооружены самые надежные укрепления. Надо совсем потерять голову, что попробовать вырваться из осады именно в том месте. Затем пришла весть, что повстанцы пришли не атаковать, а на переговоры. Непонятным было, зачем приперлись в таком большом количестве?! Из-за группы переговорщиков тревогу бы не объявили. Наконец до нас добрался окончательный вариант того, что там происходило. Оказывается, у осажденных начались проблемы с едой, и Верцингеториг приказал изгнать из поселения всех, кто не способен сражаться с оружием в руках, то есть хозяев — отблагодарил за гостеприимство. Представляю, как мандубии сейчас проклинают себя за то, что примкнули к восстанию. Наверное, надеялись, что Гай Юлий Цезарь пожалеет их, не станет убивать, продаст в рабство. Проконсул оказался жестче или умнее. Отпускать мандубиев ненаказанными нельзя, брать на обеспечение глупо, у самих еды в обрез, поэтому приказал не пропускать их. Пусть обитают на склонах холма между поселением и внутренней линией укреплений и питаются, чем хотят.

Освободившись от оружия и доспехов и расседлав коня, я поднялся на одну из башен внутренней линии укреплений. С нее хорошо были видны тысячи две женщин, детей и стариков, которые разбрелись по склонам холма. Взрослые начали обустраиваться, детвора спустилась к берегу реки в поисках чего-нибудь съедобного. Наши караульные не мешали им. В случае благополучного для римлян окончания осады мандубии станут их добычей, будут проданы в рабство. Если, конечно, доживут. Народ сейчас крепкий, выносливый, вода у них есть, так что должны протянуть с месяц. К тому времени, глядишь, все закончится.

Я вернулся к коптильне, помог своим женам развесить куски оленя, добытого восемь дней назад и засоленного под гнетом. После чего развел костер из ольховых поленьев. Они были красноватого цвета, словно напитанные кровью. Огонь, казалось, с наслаждением облизывает поленья. Вскоре к запаху дыма добавился аромат коптящегося мяса. Ветер был в сторону холма. Представляю, каково голодным мандубиям нюхать его. Наверное, слюной захлебываются. Так вот устроена жизнь, что войны начинают честолюбивые, ведут сильные, а расплачиваются слабые.

Повстанцам потребовался месяц, чтобы собрать ополчение со всех взбунтовавшихся племен и прислать к Алезии. За день до его прибытия римляне захватили курьера, который пытался пробраться в осажденное поселение. Пленный рассказал, что четыре армии под командованием бывших «римских друзей» эдуев Виридомара и Эпоредорига и атребата Коммия, помогавшего нам в Британии, и Веркассивеллауна, двоюродного брата Верцингеторига, в каждой из которых тридцать тысяч воинов, скоро будет здесь. Численность армий наверняка преувеличена раза в два-три.

Первые отряды появились незадолго до полудня. Они высыпали на поля возле юго-западного части нашего укрепрайона. Не знаю, что они предполагали увидеть, ведь наверняка им сообщили, что римляне позаботились о своей защите, но явно не такие надежные сооружения. Несколько отрядов переправилось через приток, который сейчас во многих местах глубиной коню по брюхо, проехало вдоль всей южной части внешней линии, в том числе и напротив того места, где была расписана на случай нападения ала четырнадцатого легиона. Я стоял на башне, наблюдал за ними. Судя по дешевым доспехам, а то и полному отсутствии таковых, и невзрачным лошаденкам, этих вояк взяли от сохи на время. Потому и собирались так долго, что сперва надо было разобраться с урожаем. Их было много, но были ли они армией?!