— Но ты же вернулась, Триксия. Кошмар закончился. Можем жить вместе, и лучшей жизнью, чем воображали когда-то!

Она уже снова качала головой:

— Эзр, ты разве не видишь? Мы оба изменились, и я — даже сильнее твоего, хотя я была… — она задумалась на секунду, — хотя я провела годы «заколдованной». Видишь? Я помню, как ты меня называл. Но, Эзр, я уже не та. У меня есть будущее среди пауков…

Он старался отвечать спокойно и настойчиво, но сам слышал в своем голосе панические нотки. «О Господь всея торговли, я не могу потерять ее снова!»

— Понимаю. Ты все еще отождествляешь себя с пауками. Мы для тебя чужаки.

Она коснулась его плеча:

— Чуточку. На первых стадиях расфокусировки это скорее напоминало начало кошмара, а не выход из него. Я знаю, какими кажутся люди арахнианам. Бледными, мягкими, как личинки. Существуют вредители и съедобные животные вроде нас. Но мы для них не так отвратительны, как они для нас. — Она подняла на него взгляд, и улыбка ее на миг стала шире. — Так мило, когда мы поворачиваем голову куда-то посмотреть. Вы этого не осознаете, но любого арахнида с отцовской шерстью, как и большинство самок, этот жест при близком разговоре покоряет.

Как в тех снах, что преследовали его на планете. Разум Триксии все еще оставался отчасти паучьим.

— Триксия, послушай. Я буду тебя навещать каждый день. Все переменится. Ты это изживешь.

— Ох, Эзр, Эзр!.. — В воздухе между ними поплыли ее слезинки, но горевала она о нем, а не о себе и не о них как паре. — Именно этого я и не хочу изживать. Я хочу быть переводчицей, мостом между всеми вами и моей новой Семьей.

Мостом. Значит, она еще в фокусе. Фам и Анне каким-то образом заморозили ее на полдороге из фокуса к свободе. Когда он это осознал, ему показалось, что его ударили кулаком в живот. Накатила тошнота, а следом — ярость.

Он перехватил Анне в ее новом кабинете.

— Анне, доделай, что начала! Мозговая гниль все еще управляет Триксией.

Лицо Рейнольт было еще бледней обычного, и он вдруг понял, что она ожидала его визита.

— Ты знаешь, что способа истребить вирус полностью нет, Эзр. Можно его отключить, сделать неактивным, но…

Голос ее звучал неуверенно. Ничего общего с Анне Рейнольт былой поры.

— А ты знаешь, что я имею в виду, Анне. Она до сих пор сфокусирована. Она зациклена на пауках и своей фокусированной миссии.

Анне промолчала. Она знала.

— Анне, отведи ее обратно.

Губы Рейнольт дернулись, словно в приступе физической боли.

— Структуры залегают очень глубоко. Она потеряет приобретенные знания. И вероятно, врожденные способности к языкам. Она станет похожа на Хуньдэ Вэня.

— Но освободится! Она сумеет научиться новому, как научился Хуньдэ.

— Я… понимаю. До вчерашнего дня я думала, что у нас получится ее вывести. Мы уже собирались запустить последний каскад перестройки — но, Эзр, Триксия не хочет, чтобы мы двигались дальше!

Это было уж слишком, и Эзр обнаружил, что орет не своим голосом:

— А чего ты ожидала, дуреха? Она же сфокусирована!

Он понизил голос, но в словах продолжала звучать смертельная угроза:

— Я все знаю. Вам с Фамом по-прежнему нужны рабы, особенно такие, как Триксия. Вы никогда не собирались ее освобождать!

Глаза Рейнольт распахнулись, щеки налились ярким румянцем. Он ее ни разу еще такой не видел, хотя именно такой оттенок приобретало лицо Ритсера Брюгеля в минуты обуревавшей его ярости. Рот Рейнольт раскрылся и захлопнулся, не издав ни звука.

В дверь кабинета громко стукнули: кто-то чертовски спешил. Секундой позже через порог шагнул Фам.

— Анне, пожалуйста, дай я с этим разберусь.

Он говорил вежливым тоном. Спустя миг Анне судорожно вздохнула и кивнула. Казалось, ее душит кашель. Ничего не сказав, она выбралась из-за стола, но Эзр отметил, как яростно ее с Фамом рукопожатие.

Фам неслышно прикрыл за ней дверь. Когда он обернулся к Эзру, вежливость с него как рукой сняло. Он ткнул пальцем в кресло перед столом Рейнольт:

— Пристегнитесь, милейший.

В его голосе было что-то, унявшее гнев Эзра, и тот поневоле сел.

Фам устроился по другую сторону стола и некоторое время просто смотрел на младшего собеседника. Странное дело: Фам Нювен всегда умел сохранять присутствие духа, но сейчас могло показаться, что прежде он никогда по-настоящему не старался этого делать. Наконец Фам нарушил молчание:

— Пару лет назад ты меня вызвал поговорить начистоту. Ты заставил меня понять, что я ошибаюсь и должен перемениться.

Эзр холодно взглянул на него в ответ:

— Кажется, не смог. — «Как ни крути, а ты все ж работорговец».

— Ты не прав, сынок. Ты преуспел. Немногим удавалось меня переубедить. Даже Суре не удалось. — Странная печаль проявилась в его чертах, и он мгновение молчал. Потом продолжил: — Ты очень сильно оскорбил Анне, Эзр. Думаю, однажды ты наберешься храбрости попросить у нее за это прощения.

— Это уж очень вряд ли! Вы двое так здорово все обосновали. Расфокусировка обходится вам чересчур дорого.

— Гм. Ты прав: дорого. Почти ценой хаоса. В пору господства авральников неотвязники обслуживали почти всю нашу автоматику, сливаясь в работе с настоящими машинами, да так, что не разберешь, где кто. Еще хуже, что все служебные программы Флота поддерживались фокусированными программистами; у нас остались миллионы строк несогласованного мусорного кода. Мы еще не скоро вернем к работе наши старые системы… Но ты знаешь, что Анне была Френкийским Орком. Тем «чудовищем» на всех алмазных фризах.

— Д-да.

— Тогда ты понимаешь, что она поклялась умереть, но освободить всех фокусированных. Это было ее единственным безусловным требованием ко мне, когда она вышла из фокуса. В этом смысл ее нынешней жизни. — Он сделал паузу и отвел взгляд от Эзра. — А знаешь, в чем самый ужасный аспект фокуса? Не в фактическом порабощении, хотя, Господь свидетель, это само по себе хуже любого другого зла. Нет, величайшее зло в том, как спасители становятся своего рода убийцами, а жертв приходится калечить повторно. Даже сама Анне толком не понимала этого, а теперь оно ей душу рвет на части.

— Так, значит, мы должны оставить их в покое только потому, что они стремятся остаться рабами?

— Нет! Даже фокусированный человек — все равно человек, и он не слишком отличается от некоторых редких типов, что существовали во все эпохи. Если они способны сами о себе позаботиться, ясно сформулировать свои желания… что ж, в этот момент ты обязан их выслушать. Еще полдня не прошло с тех пор, как мы думали, будто с Триксией Бонсол все в порядке. Анне предотвратила бесконтрольное разбегание гнили. Триксия не превратилась ни в идиотку, ни в овощ. Она свободна от установки на верность авральникам. С ней можно говорить, убеждать, успокаивать. Но она абсолютно непреклонна в том, что касается глубинных структур. Понимание пауков — центр ее жизни, и она хочет, чтобы так было и дальше.

Некоторое время они сидели в молчании. Самое страшное, что Фам, быть может, не лжет. И даже не обманывается. Возможно, они обсуждают всего лишь очередную житейскую трагедию. В таком случае зло, порожденное Томасом Нау, будет преследовать Эзра до конца его дней. Господи, за что? Кабинет Рейнольт был ярко освещен, но Эзру вспомнилась ночь в парке времянки, сразу после убийства Джимми. Тогда рядом с ним тоже оказался Фам и сумел успокоить Эзра, хотя Эзр не понял как. Эзр утер лицо от слез тыльной стороной ладони.

— Хорошо. Значит, Триксия свободна. В том числе вольна меняться в будущем.

— Разумеется. Человеческая натура всегда озадачивает аналитиков.

— Я ее полжизни ждал. Сколько понадобится, столько и прожду еще.

Фам вздохнул:

— Я вот боюсь, что ты именно так и поступишь.

— А?

— Ты один из самых целеустремленных людей, каких я только встречал. У тебя талант к работе с людьми. Ты больше всех сделал для выживания Чжэн Хэ под гнетом Нау.