Брут развернулся к Триксии-Андерхиллу:
— Есть ли вам что ответить?
Триксия:
— О, как хорошо, когда есть что ответить. — Триксия снова улыбалась, а говорила тоном почти таким же беззаботным, как в начале передачи. Если Андерхилла и сбил с толку выпад в сторону сына, может, он уже оклемался, пока Педура проповедовала. — Во-первых, все мои дети живы. Их только шестеро. Это не должно удивлять. Трудно выносить детей вне фазы. Это всем известно. Трудно также обеспечить внефазные детские рубцы достаточным питанием, чтобы у них успели прорезаться глаза. Природа, кажется, действительно предпочитает, чтобы паучат зачинали прямо перед Тьмой.
Цзоби перегнулась вперед и возгласила:
— Обратите особое внимание, друзья! Андерхилл только что признался в преступлениях против природы!
— Отнюдь. Эволюция научила нас выживать в природе и сопротивляться ей. Но времена меняются…
Цзоби ответила саркастически:
— Итак, времена меняются? Наука превратила вас в Темноходца, и вы теперь мните себя сильнее природы?
Триксия расхохоталась:
— О, я остаюсь неотъемлемой частью природы. Но даже до технологической эпохи… вы знаете, что десять миллионов лет назад солнечный цикл длился меньше года?
— Выдумки это. Как могли живые существа…
— И вправду как? — Триксия заулыбалась еще шире, в голосе ее зазвучало торжество. — Но летопись окаменелостей не оставляет сомнений. Десять миллионов лет назад цикл был куда короче, а вариации яркости — куда менее интенсивны. Не было нужды ни в глубинах, ни в спячке. Но циклы света и тьмы удлинялись и становились резче; выжили те, кто приспособился. Могу себе представить, как нелегко им пришлось. Потребовались великие перемены. И сейчас…
Цзоби рубанула воздух рукой. Она это сама или какой-то паучий жест по аудио угадала?
— Если и не выдумки, все равно это не доказано строго. Сэр, я не стану спорить с вами об эволюции. Некоторые честные пауки в нее верят, но эта теория все же остается предметом дискуссий, а не базисом для решения вопросов жизни и смерти.
— Ха! Очко в папину пользу! — Со своих насестов над спинами Брента и Джирлиба девчонки обменивались тихими комментаторскими репликами. Когда Дидира не видела, они вдобавок разевали на достопочтенную Педуру пасти. После первой «десятки» вывести паучиху из себя больше не удавалось, но в любом случае было приятно показать, что они о Педуре думают.
— Не беспокойся, Брент. Папа сейчас этой Педуре задаст.
Брент держался еще тише обычного.
— Знал же, что так будет. И так было тяжело. Теперь еще папе про меня придется объяснять.
Папу на миг зацепило замечание Педуры насчет Брента-кретина. Вики ни разу еще не видела его таким уязвленным. Но он уже нащупал почву под ногами. Вики думала, что Педура невежда, но та, кажется, превосходно разбиралась в том, что папа на нее вываливал. Не важно. Достопочтенная Педура не всеведуща, да и потом, папа же прав.
А теперь он перешел в атаку:
— Странно, что традиция не обратила больше внимания на раннее прошлое, леди Педура. Впрочем, пусть его. Изменения, которые обещает привнести наука в жизнь текущего поколения, будут так велики, что лучше их наглядно проиллюстрировать. Природа навязала нам определенные стратегии, и цикл поколений — одна из них, я согласен. Без этого понукания нас бы, вероятно, уже не существовало. Но подумайте о цене, миледи. Все наши дети в каждом году на одной и той же ступени развития. Как только они ее минуют, учебники и прочие школьные инструменты остаются лежать без дела до следующего поколения. Больше не будет нужды тратить попусту ресурсы. Наука позволит…
Достопочтенная Педура издала свистящий смешок сарказма и удивления:
— Так вы это признаете в открытую! Вы замышляете сделать внефазный образ жизни основным, а не изолированным грехом!
— Разумеется! — аж подскочил папа. — Я хочу, чтобы все знали: мы живем в иную эру. Я хочу, чтобы народ мог заводить детей в каждом сезоне солнца.
— Да. Вы нацелились захватить нас. Скажите, Андерхилл, а у вас уже есть тайные школы для внефазников? Нашлись ли уже сотни тысяч подобных вашей шестерке, которые только и ждали вашего приглашения?
— Э-э, нет. Пока что нам не удалось найти приятелей по играм для наших детей.
Долгие годы им хотелось найти таких приятелей. Мама их искала, пока безрезультатно. Гокна с Вики пришли к выводу, что другие внефазники очень хорошо спрятаны… или очень редки. Иногда Вики задумывалась, уж не прокляты ли они в самом деле; так трудно было найти подобных себе.
Достопочтенная Педура перегнулась назад на своем насесте, улыбаясь почти дружелюбно.
— Это последнее обстоятельство утешает меня, мастер Андерхилл. Даже в наши времена большинство пауков остаются верны моральным традициям, а перверсии вроде вашей — редкость. Тем не менее «Детский час науки» остается популярен, хотя многим внефазникам сейчас уже больше двадцати лет. Ваша передача — соблазн, ранее невиданный. А наша дискуссия, следовательно, крайне важна.
— О да. Я тоже так думаю.
Достопочтенная Педура нахохлилась. Вот же зараза. Эта паучиха просекла, что папа имеет в виду. Если выманит папу на дискуссию… можно влипнуть. Следующий вопрос Педура задала светским тоном, окрашенным легким любопытством:
— Мне кажется, мастер Андерхилл, что нравственный закон вам понятен. Возможно, вы полагаете его чем-то вроде законов искусства, которые могут быть отменены великими мыслителями-новаторами вроде вас?
— Великими мыслителями? Пф. — Но вопрос увлек папу, разбередив воображение и уведя от наставительной риторики. — Вы знаете, Педура, я никогда не смотрел на мораль в таком аспекте. Какая интересная идея! Вы предлагаете считать, что нравственные законы можно игнорировать тем, у кого своеобразный… как это сказать? Врожденный талант творить добро? Нет уж… Хотя признаю, что я малограмотен в вопросах морали. Я люблю играть, я люблю размышлять. Вылазка во Тьму была величайшим приключением, это почти так же важно, как ее военный эффект. Наука разительно изменит будущее паучества. Мне доставляет крайнее удовольствие заниматься подобными вещами, и я хочу, чтобы общественность, в том числе подлинные эксперты морали, осознали закономерные последствия перемен.
Достопочтенная Педура согласилась:
— И впрямь.
Саркастические нотки были уловимы, только если слушать так пристально, как маленькая Виктория.
— А вы, что ли, рассчитываете чем-то заменить Тьму, великую очистительницу, великую загадку?
Папа пренебрежительно отмахнулся пищевыми руками. Кажется, он забыл, что по радио выступает.
— Наука сделает Тьму Солнца такой же невинной и понятной, как тьма в конце каждого дня.
В рубке Диди аж пискнула от изумления. Вики впервые услышала у звукоинженера такую реакцию на передачу, которую та помогала транслировать. На сцене Раппапорт Дигби вдруг сел так прямо, словно ему палку в брюхо воткнули. Папа вроде бы не заметил, а ответ достопочтенной Педуры оказался так же спокоен, словно они обсуждали, не пойдет ли дождь:
— И что, мы станем жить и трудиться во Тьме, словно это лишь одна долгая ночь?
— Да! А как вы думаете, зачем вся эта болтовня про ядерную энергию?
— Значит, все мы станем Странниками во Тьме и не останется ни Тьмы, ни тайны, ни Глубины, где отдохновение влачит ум паучий. Наука отнимет все.
— Пф. В этом маленьком мирке больше не будет настоящей тьмы, это да. Но Тьма пребудет вовеки. Вы на улицу ночью выйдите, леди Педура. Взгляните вверх. Мы окружены Тьмой и всегда будем ею окружены. И как заканчивается Тьма с Новым Солнцем, так ужимается Тьма величайшая перед светом миллиона миллионов звезд. Подумайте! Если солнечный цикл некогда был меньше года, то, значит, еще раньше солнце светило все время со срединной яркостью. У меня есть студенты, которые полагают, что большинство звезд — как наше солнце, только намного, намного моложе, и вокруг них вращаются миры вроде нашего. Вам нужна тьма, которая пребудет вовеки, тьма, от которой зависят пауки? Педура, вот вам небесная глубина, и нет ей конца и края.