Каждый взрослый погладил нас по головам — Рока, Ламбера, Клариссу, Элюа и меня. Все сказали, что мы здорово подросли, спросили, хорошо ли мы учимся в школе, сколько будет восемь на двенадцать, а дядя Эжен поинтересовался, есть ли у меня невеста. А мама сказала:

— Эжен, вы все такой же!

— Ладно, — сказала бабуля, — давайте садиться за стол, а то и так уже припозднились.

Тогда каждый начал искать свое место за столом. Дядя Эжен сказал, что он всех рассадит.

— Мартин, — сказал он, — вы сядете рядом со мной, вы, Дороте — рядом с моим братом…

Но папа прервал его и сказал, что это не очень хорошая идея… Тогда тетя Дороте прервала папу и сказала, что мы не так часто друг друга видим и поэтому нужно быть вежливыми и не грубить. Мартин засмеялась, но папе было не смешно, и он сказал, что дяде Эжену просто необходимо быть в центре внимания; бабуля, в свою очередь, заметила, что, как обычно, все начинается хорошо, а один официант — он выглядел гораздо важнее всех остальных — подошел к бабуле и сказал, что уже достаточно поздно, а она ответила, что метрдотель уже поставил ее об этом в известность, пусть каждый садится, где захочет. И все наконец сели. Кузина Мартин — рядом с дядей Эженом, а тетя Дороте — рядом с папой.

— Я думаю, — сказал метрдотель, — что детей можно посадить в конце стола.

— Вы очень хорошо придумали, — сказала мама.

Но Кларисса заплакала, потому что ей хотелось сидеть рядом со своей мамой и прочими взрослыми, потому что она не сможет кушать, если ей не порежут мясо, что это несправедливо, и она прямо сейчас заболеет. Все люди в ресторане перестали есть и уставились на нас. Тут появился метрдотель, и вид у него был довольно усталый.

— Прошу вас, — сказал он, — прошу вас.

Тогда все встали, чтобы дать Клариссе место рядом с ее мамой, тетей Амели. А когда снова сели, все опять поменялись местами — кроме дяди Эжена, который по-прежнему сидел с Мартин, и папы, который остался между тетей Дороте и тетей Амели: та начала ему рассказывать про страшную операцию.

Я сидел в конце стола с Роком, Ламбером и Элюа. Официанты начали подавать устриц.

— А детям, — сказала тетя Матильда, — устриц не нужно, подайте им мясных закусок.

— А почему это мне нельзя устриц? — закричал Элюа.

— Потому что ты их не любишь, дорогой, — ответила тетя Матильда, мама Элюа.

— Люблю! — закричал Элюа. — Я хочу устриц!

Метрдотель подошел с очень утомленным видом, и тетя Матильда ему сказала:

— Дайте малышу немного устриц.

— Странная манера воспитания, — произнесла тетя Дороте.

Тете Матильде это не понравилось.

— Моя дорогая Дороте, — сказала она. — Позвольте мне воспитывать моего ребенка, как я хочу. Поскольку вы не замужем, вам сложно судить о воспитании детей.

Тогда тетя Дороте заплакала и сказала, что ее никто не любит и она очень несчастна, — совсем как Аньян, когда в школе мы ему говорим, что он учительский любимчик.

Все повскакивали с мест, чтобы утешить тетю Дороте, и тут прибежали метрдотель с официантами, которые несли целую гору устриц.

— Сидеть! — закричал метрдотель.

Вся семья села, а я заметил, как папа тихонько попробовал сменить место, но у него не получилось.

— Видишь? — сказал мне Элюа. — У меня устрицы.

Я ничего не ответил и принялся за колбасу. Элюа смотрел на устриц, но не ел их.

— Ну, — спросила тетя Матильда, — ты не ешь устрицы?

— Нет, — ответил Элюа.

— Видишь, мама всегда права — ты не любишь устрицы, — сказала тетя Матильда.

— Люблю! — закричал Элюа. — Но они несвежие.

— Это их извиняет, — сказала тетя Дороте.

— Это не может их извинять! — закричала тетя Матильда. — Если малыш говорит, что устрицы несвежие, значит так и есть. Мне тоже кажется, что у них странный вкус!

Тут снова прибежал очень встревоженный метрдотель.

— Прошу вас, прошу вас!

— У вас устрицы несвежие, — сказала тетя Матильда. — Не так ли, Казимир?

— Да, — сказал дядя Казимир.

— А-а, видите? Он со мной абсолютно согласен, — сказала тетя Матильда.

Метрдотель тяжело вздохнул и убрал все устрицы, оставив их только тете Дороте.

Потом принесли запеченное мясо, оно было очень вкусным. Дядя Эжен рассказывал анекдоты, но шепотом, а тетя Мартин все время смеялась. Тетя Амели резала мясо и что-то говорила папе, а тот есть совсем перестал. Потом тетя Амели ушла, потому что Року и Ламберу стало плохо.

— Конечно, — сказала тетя Дороте, — вы их пичкаете, как гусей…

Метрдотель стоял рядом с нашим столом. Он вытирал лоб носовым платком и выглядел не очень хорошо.

За десертом (торт!) Элюа стал мне рассказывать про свою школу, своих классных друзей и про то, что он главарь банды. Смешно, потому что мои друзья — в сто раз лучше его друзей. Альсест, Жеофруа, Руфус, Эд и все остальные — их вообще ни с кем не сравнить.

— Твои друзья ничего не стоят, — сказал я Элюа, — тем более, что я тоже главарь банды, а ты — просто дурак.

И тут мы подрались. Папа, мама и тетя Матильда нас растащили, но сами поссорились; Кларисса заплакала, все повскакивали с мест и стали кричать — даже остальные посетители ресторана и метрдотель.

Когда мы вернулись домой папа и мама были в плохом настроении.

Я их понимаю! Обидно, что придется ждать еще целый год, пока все снова соберутся на семейный обед…

После обеда мама сказала:

— Сегодня вечером на десерт я приготовлю яблочный пирог.

Тогда я закричал:

— Здорово! Класс!

Но папа сказал:

— Николя, после обеда я должен поработать дома. Так что веди себя хорошо до ужина, иначе яблочного пирога не получишь.

Тогда я пообещал не проказничать, потому что мамины яблочные пироги — просто объедение. Нужно очень постараться не делать глупостей, потому что иногда хочешь вести себя хорошо, а потом бац! — и получается совсем не то. А папа не шутит. Когда он говорит: не получишь яблочного пирога, — значит так оно и будет, даже если заплачешь и скажешь, что уйдешь из дома и все об этом пожалеют.

Я вышел в сад, чтобы не мешать папе, который работал в гостиной. И тут появился Альсест. Альсест — мой школьный друг, он толстый и все время ест.

— Привет, — сказал он мне. — Чем занимаешься?

— Ничем, — ответил я. — Я должен хорошо себя вести до вечера, если хочу на десерт яблочный пирог.

Альсест облизнулся, а потом спросил:

— Как ты думаешь — если и я буду хорошо себя вести, мне тоже дадут яблочного пирога?

Я ответил, что не знаю, потому что мне не разрешают приглашать друзей без согласия папы и мамы. Тогда Альсест сказал, что пойдет и спросит у моего папы, можно ли прийти к нам на ужин, а я поймал его за ремень у самой двери.

— Не стоит, Альсест, — сказал я. — Если будешь мешать моему папе, яблочного пирога не получит никто — ни ты, ни я.

Альсест почесал затылок, вытащил из кармана шоколадную булочку, куснул ее и сказал:

— Ладно, обойдусь. Во что играем?

Я сказал Альсесту, что лучше играть в нешумные игры, и мы вытащили стеклянные шарики и стали говорить шепотом.

Я здорово играю в эти шарики — тем более, что Альсест всегда играет одной рукой, потому что в другой у него еда. Когда я выиграл, Альсесту это не понравилось.

— Ты мухлюешь, — сказал он.

— Это я мухлюю? — возмутился я. — Ты просто не умеешь играть, вот и все.

— Я не умею играть?! — закричал Альсест. — Я играю получше всяких мухлевщиков. Отдавай мои шарики!

Я попросил Альсеста не кричать, потому что иначе не получу яблочного пирога. Тогда Альсест мне сказал, что если я сейчас же не отдам его шарики, он закричит и даже запоет. Я отдал ему шарики и сказал, что больше с ним не разговариваю.

— Ладно, еще играем? — спросил Альсест.

Я ответил, что нет: если я хочу яблочный пирог, мне лучше всего будет пойти в комнату и читать там до самого ужина. Тогда Альсест сказал:

— До завтра, — и ушел.