Затем посреди Становища Дьюан поднял и поднес к губам трубу из рога дикого быка. Он прогудел во весь дух один раз, призыв этот подхватили горны Кэрока, Ята, Вистрала и Гримарда, и Орда тронулась в путь.

Нилок Яррум возглавлял поход, сидя на серой кобыле, его гехрим россыпью двигался за спиной Улана. Далее следовал Тоз. Сразу же за магом, счастливые от того, что находятся так близко к голове шествия и поэтому избавлены от пыли и вони, окутывающей всех остальных, двигались Борс и Сулья, а уж за ними — все остальное племя Дротт.

За Дроттом вел свой Кэрок Баландир, за ним следовали Вран с его Ятом и Дариен с Гримардом. Последним двигался Вистрал, возглавляемый Имратом. Шествие растянулось по долине, повторяя все изгибы склона, пока он не стал более пологим, облегчая восхождение.

Наверху Борс обернулся и со своего места оглядел всю огромную Орду. То было не просто скопление шатров, движение свидетельствовало о мощи Великого Союза. Казалось, сама земля сдвинулась с места и хлынула мощным потоком, пренебрегая тяготением и широко разливаясь там, где путь стал легче, а склоны долины больше не сдерживали ее. Поднимаясь по склону, поглощая травы и бросая в дрожь деревья. Все кругом гремело от топота бессчетных ног, гула копыт, скорого шлепанья собачьих лап, песни, подхваченной тысячами голосов, и хвастливых выкриков. Пыль поднялась такой тучей, что померкло солнце, а в вышине, добавляя свои вопли к оглушительному шуму, носились вороны — черные знаки беды на сером полотне.

— Ашар, — пророкотал воин, отчасти взмолившись, отчасти в бурном удивлении от зрелища такой толпы. — Теперь-то нас ничто не сможет остановить.

И почувствовал, как пальцы Сульи цепко схватили его лодыжку. Поглядев на жену, он увидел недоверие на ее лице, когда она оглянулась, покачала головой и повторила за мужем: «Ничто».

Борс поднял копье к омраченному пылью небу и каркающему воронью и завопил: «Ашар!»

На этот раз он издал крик гордости, вызова и жажды крови.

Весь остаток дня и в сумерках Орда шла вперед. Лесные твари бежали перед ней — даже дикие кошки и гордые круторогие быки, ибо ничего подобного не видывал Белтреван даже во времена Друла. Никогда не проходила по земле подобная Орда, и несомненно, ничто не смогло бы устоять перед ней…

Резкий порыв ветра сорвал с Лозин сизые, набухшие дождем тучи, когда Кедрин и Бедир приготовились к отплытию в Андурел, побудив людей плотнее закутаться в плащи, пока они спешили к таверне в приречной части поселения, ниже Высокой Крепости.

По предложению Бедира они окончательно простились с мощными крепостными стенами — Владыка Тамура предпочел удалиться без пышных проводов, иначе пришлось бы отвечать на многочисленные расспросы. Будет лучше, объяснил он Риколу, чтобы крепости завершали свои приготовления и заручились верными сведениями о приближающейся Орде, прежде чем мирное население будет взбудоражено разговорами о войне. Не зная, сколько времени займет у лесного народа путь к Лозинам и надолго ли его здесь смогут задержать, Бедир надеялся предупредить короля Дарра и вернуться с силами Трех Королевств, прежде чем начнется паника. А уж она-то распространится, если просочатся слухи о новом Великом Союзе и его жутком предводителе.

Люди из крепости помалкивали, но таверна, быстро наполнявшаяся после того, как дождь принялся хлестать со свинцового неба, все равно гудела от молвы. Вспышек на сигнальных башнях, меж которыми через Идре туда-сюда летают послания, не укроешь даже в такую погоду под низкими тучами. Поэтому речные моряки и портовые рабочие, прячась от дождя, судачили да гадали о том, что творится в крепостях. Кедрин услышал об этом множество мнений, от заведомо нелепых до весьма дельных: король Дарр замышляет поездку по стране; Тамур и Кеш вот-вот объявят друг другу войну; Идре грозит наводнением; к стенам подошли налетчики-варвары. Единственное, о чем никто не упоминал — видимо, потому, что это считалось заведомо невозможным и было бы отвергнуто, как нелепая выдумка, — это об угрозе мощного вторжения Орды. Несколько раз спорщики обращались к двум воинам, сидевшим в самом дальнем углу, ибо оба носили накидки с тамурским кулаком поверх прочей одежды, рядом были мечи в ножнах, а оба воина обладали таким суровым и озабоченным видом, что, судя по всему, имели касательство к чему-то, творящемуся в Высокой Крепости. Но Бедир искусно противостоял любопытным. Он не был груб, он понимал, что люди здесь не заслужили грубости, но всегда умел ловко отразить любой вопрос, точно удар в бою. Так что расспросы в конце концов прекратились сами, а вопрошавшие получили новый повод для гаданий, предположив, что эти двое — гонцы из крепости, и губы их скреплены великой печатью.

Кедрин больше слушал, чем говорил, поражаясь находчивости отца, хотя и высказал мнение, а не лучше ли будет объявить новость во всеуслышание, и тем самым призвать людей к бдительности в миг страшной опасности, нависшей над всем Тамуром.

— Рано, — мягко сказал ему Бедир, поигрывая оправленной в серебро флягой красного вина размером с добрый шлем. — Они слишком привыкли к миру, чтобы такое известие не вызвало среди них паники. Слово, раздавшееся здесь, пролетит по Идре, меняясь в пути, пока у андурелских порогов не услышат о разрушении крепостей и всеобщем избиении на севере. Если следует ждать самого худшего, нам потребуется каждый человек, а не города, опустошенные молвой. И не перепуганные оравы беглецов, ищущих убежища.

— Но уж тамурцы-то не побегут, — возразил сын. — Они сплотятся для защиты страны.

— Ага, сплотятся, — кивнул Бедир, наполняя до края обе их кружки, — при условии, что будет где и вокруг кого. Мы должны обеспечить и то, и другое, а для этого надо поспеть в Андурел и там известить Дарра.

— Браннок уже вышел в поход, — сказал Кедрин, вспомнив, как только что назначенный командир вспомогательных сил выскользнул украдкой из Высокой Крепости нынче ночью. — Когда он наберет лихих парней, разве они не станут болтать?

— Не думаю, — улыбнулся Бедир. — Браннок здравомыслящий парень и знает, что нам грозит. Он понимает, как нужна сейчас осторожность, и полагаю, я убедил его, как важно не привлекать внимания. Кроме того, если всякий сброд начнет каркать, вещая беду, кто ему поверит?

— И он действует тайно? — ухмыльнулся Кедрин.

Бедир кивнул, потягивая горячее вино, прежде чем заговорить.

— Положим, что король Дарр и силы Андурела — это одна колонна наших войск. Тамур, Кеш и Усть-Галич — вторая, третья и четвертая. Надеюсь, Посланец, как ни станет он таиться, увидит только их. А Браннок и его парни будут пятой. Тайной колонной.

— Твоим слепнем, — пробубнил Кедрин.

— Ты спишь, навострив уши, — улыбнулся отец.

— И с клинком в руке, раз настали такие дни, — мрачно кивнул сын.

— Думаю, некоторое время у нас будет мало надобности в клинках, — сказал Бедир. — Хотя бы на пути в Андурел.

— Мне там ответят на вопросы? — спросил Кедрин.

Но прежде, чем отец что-то произнес, дверь таверны распахнулась, пропустив вместе с порывом ветра тучного человека, размеры которого еще больше увеличивал необъятный плащ.

— Бодрящая погодка, — весело заявил он, стряхивая с плаща большие и частые капли, — после такого знойного лета.

Насмешливые крики, которые вызвало это замечание, побудили его лучезарно улыбнуться, и Кедрину представилась луна в полнолуние. Вновь прибывший был кругл во всех отношениях. Когда он сбросил основательный капюшон, взорам явилась круглая голова без всякого признака волос с мерцающими из-под редких клочковатых бровей глазами, внимательно оглядывающими зал, и белыми зубами, блестящими из-за толстых губ. Пришелец кинул на стул плащ, под ним оказалась куртка, похожая на палатку, на груди блестел трезубец Речной Гильдии — такой маленький на необъятных кожаных просторах. Вошедший подтянул пояс, который сгодился бы на подпругу лошади, сдвинул его повыше над мощным животом и бережно, словно кошка лапы, отряхнул сапожищи.