Спок лежал в своей каюте на отполированной плите из вулканического гранита, это был его «камень раздумий». Он уже собирался погрузиться из поверхностного состояния медитации в более глубокое, как вдруг почувствовал, что «Энтерпрайз» перешел на высокую скорость. Он немедленно пришел в себя. Через минуту он услышал стук в дверь.
– Войдите, – спокойно отозвался он и сел.
Вошел Кирк и, зацепившись за один из углов камня, уставился в пол.
– Спок, у нас проблема.
Спок поднял брови.
– Что-то случилось на Регулосе-1. Нам приказано разобраться.
– Какие-нибудь трудности в Космической Лаборатории?
– Похоже на то. – Он поднял голову. – Спок, я заявил Звездному Флоту, что все что мы имеем – это куча ребятишек. Но мы единственный свободный корабль поблизости. Если что-то действительно не так… Спок, ваши курсанты… насколько они надежны? Что, если угроза будет настоящей?
– Они живые существа, адмирал, а все живые существа имеют свои собственные качества. – Он замолчал, глядя на Кирка. – Корабль, конечно, Ваш.
– Спок… Я уже поменял курс «Энтерпрайза». – Нельзя было терять ни минуты в то время…
– Время, которое вы имеете в виду, я полагаю, было 2 минуты 13 секунд назад, когда корабль пере шел на высокую скорость?
Кирк виновато улыбнулся.
– Я знаю, я должен был сначала прийти сюда…
– Адмирал, я повторяю: корабль Ваш. Я учитель. Это уже не учебный рейс, а военное задание. Только логика должна влиять на принятие решения старшим офицером.
– Но, может быть, ничего и не случилось. Сигнал связи был сильно искажен. Если вы, как капитан, можете просто доставить меня на Регулос…
– Вы предполагаете невозможное. Я – вулканиец. Я не умею нестись сломя голову.
Кирк насмешливо взглянул на него.
– И после этого Вы будете утверждать, что действуете исключительно по законам логики?
– Должен ли я напоминать Вам о том, что Вы и так хорошо знаете?
Логика остается в силе, однако Вы ошиблись, ожидая поддержки. Вы тот, кем Вы и были: командир звездного корабля. Все остальное несущественно.
Кирк усмехнулся.
– Я не осмелюсь спорить с Вами.
– Это разумно. – Спок встал. – В любом случае даже если бы обстоятельства были иными, логика все равно говорит о том, что нужды большинства выше нужд меньшинства.
– Или одного?
– Адмирал, – начал Спок. Он задумался, затем опять продолжил. – Джим, вы мой старший офицер. Но вы также и мой друг. Я был и остаюсь Вашим! Я говорю Вам то, что я вижу и считаю правдой – и для себя, и для Вас.
– Спок, – тихо сказал Кирк и протянул руку.
Спок опять ушел в свои мысли. Кирк оценил эту перемену и опустил руку.
– Вы пойдете на капитанский мостик? Я мало, что разъяснил. И, думаю, ваши ученики считают меня мятежником.
– Да, адмирал. Но может быть, нам лучше сначала поговорить с мистером Скоттом, чтобы он мог объяснить ситуацию также и своим курсантам.
В этот день во время ленча Саавик пришла в буфет и встала в очередь.
Все вокруг нее, ее одноклассники, размышляли об изменениях в плане, о новом курсе «Энтерпрайза» и о странном захвате корабля адмиралом. Саавик тоже думала о том, что означали эти внезапные перемены. Она склонялась к тому, что это была еще одна, более изощренная учебная проверка. Несколько минут спустя после приказа адмирала, капитан Спок вернулся на капитанский мостик в сопровождении адмирала Кирка. Он заверил команду в том, что все его действия были согласованы с ним. Тем не менее, после всего, что произошло, Саавик чувствовала себя неуютно.
Она колебалась, не зная, что выбрать на завтрак, предпочитая бифштекс с кровью, но капитан считал, что потребление мяса – в особенности сырого по меньшей мере, недостойно цивилизованного существа. Поэтому обычно выбирала что-нибудь другое, когда они завтракали вместе. Саавик долго старалась соответствовать вулканийскому идеалу – вегетарианству – но совершенно ослабла. И это было все, чего она сумела добиться.
Она пошла на компромисс, выбрав яичное блюдо, которое было доведено на кухне до абсолютно безвкусного состояния, но которое можно было сделать съедобным, добавив изрядное количество сезамового масла и пиппали, огненной специи. Питер Простон однажды попробовал это блюдо, а Саавик не предупредила, чтобы он был осторожен. Она и не подозревала, какое воздействие это может оказать на человека. Когда он наконец прекратил кашлять, перестал пить воду и мог опять говорить, он описал это как что-то вроде очищенного перца и расщепленного атомного ядра.
Саавик удивилась, что Питера нет. Они обычно ели вместе, а сейчас, хотя и было время его завтрака, его не было в столовой.
Она остановилась у стола капитана Спока. Он ел салат.
– Можно к вам присоединиться, сэр?
– Конечно, лейтенант.
Саавик села и стала думать, как правильнее выразить свою обеспокоенность тем, что адмирал принял на себя командование «Энтерпрайзом».
– Лейтенант, – обратился к ней Спок, – как идут занятия Питера Престона?
– Да в общем, очень хорошо. Он прекрасный ученик и имеет склонность к этому предмету.
– Я подумал, что, быть может, ему слишком трудно.
– Я не заметила никаких признаков этого, капитан.
– Все же мистер Скотт попросил меня отложить занятия мистера Престона.
– Почему? – спросила Саавик, очень удивившись.
– Он объяснил это так, что двигатели требуют рабочих рук, и необходима помощь Питера Престона.
– Двигатели, – возразила Саавик, – только что после капитального ремонта показали на проверке сто пятнадцать процентов.
– Совершенно верно, – сказал Спок. – Я подумал над другими причинами.
Возможно, мистер Скотт пытается оградить Престона от чрезмерных нагрузок.
Саавик покачала головой.
– Во-первых, капитан, я уверена, что Питер чувствует себя со мной достаточно раскованно, и он сказал бы мне, если бы чувствовал себя заваленным…
– «Заваленным»?
– Ужасно перегруженным работой. Прошу прощения. Я не хотела выразиться неточно.
– Это не упрек, лейтенант, просто вы еще больше преуспеете в общении с людьми, если будете знать их идиомы.
Саавик соотнесла странную просьбу Скотта со своим ранее состоявшимся разговором с Питером.
– Мне кажется, я знаю, почему мистер Скотт отменил занятия курсанта Престона.
Она рассказала, что произошло.
Спок задумался.
– Это все кажется до чрезвычайности странным. Мистер Скотт, конечно, понимает, что настоящее обучение стоит всех хлопот и неудобств, причиняемых как ученику, так и учителю. Что еще сказал мистер Престон?
– Он предпочел не рассказывать всего. Он сказал это… «уж совсем глупо». Казалось, он был смущен.
– В самом деле? – Спок съел несколько ложек своего салата.
Саавик приступила к завтраку. Она добавила еще пиппали.
– Саавик, – начал Спок, – выказывал ли курсант какие-либо признаки серьезной к вам привязанности?
– Что вы имеете в виду, сэр?
– Он как-нибудь выражал свою любовь к вам?
– Предполагаю, что со стороны так могло показаться. Он почувствовал облегчение, когда я сказала ему, что не считаю его «камнем на шее». И должна признаться, – в голосе Саавик явно не чувствовалось желание продолжать беседу, – что я… очень люблю его. Он милый и добросовестный ребенок.
– Но он, – осторожно сказал Спок, – не ребенок.
– Конечно. – Саавик почувствовала, к чему клонит Спок.
– Быть может, мистер Скотт боится, что его племянник влюблен в вас.
– Но это нелепо! – воскликнула Саавик. – Если бы даже это не было столь неуместно, то это просто невозможно.
– Это было бы неуместно. Но совсем не невозможно, а даже вероятно.
Это, пожалуй, слабое место в человеческой натуре. Если курсант Престон испытывает к вам то, что люди именуют «страстью»…
– Сэр? – теперь она чувствовала себя неловко.
– Страсть, для людей, это что-то вроде влюбленности, однако, она случается только с очень молодыми особями человеческого рода и кажется очень забавной более старшим.