Мертвое озеро, 23:02.

Кирилл так и не уехал, он остался, чтобы помочь новоприобретенному другу. Несмотря на разные судьбы и характеры за два дня с небольшим они сошлись. Чем ближе становилось приближение ночи, тем сильнее Часовский уговаривал друга уехать.

– Нет, я остаюсь, - твердо заявил Кирилл, - Вчера я бежал от непонятного явления, бежал, как трус, ужасно испугавшись. Моя мужская гордость задета. Сегодня, если опять все повториться, я должен взять реванш. К тому же мы так и не знаем, что это было.

Часовский нервно курил, изредка поглядывая в окно с явным беспокойством:

– Лучше нам и не знать. Я уверен, этот свет не предвещает ничего хорошего. Я бы тоже свалил отсюда, но без Цезаря не могу. Этот пес слишком много для меня значит: он единственное живое существо, которому я нужен.

Кирилл внимательно посмотрел в глаза Виктору:

– Ты ведь знаешь нечто больше о происходящем, чем я?

– Все это лишь мои догадки и предположения, наблюдения и собственные мысли.

– Так поделись ими, - предложил Кирилл.

Часовский приподнял вверх брови, что-то подумал про себя, а затем как бы в знак согласия опустил их вниз.

– Хорошо, сначала скажу, в чем почти уверен. В двух десятках километров отсюда военные устроили свалку отходов, я не знаю, что они закапывали в землю, кроме радиоактивной дряни, достаточно ее одной. Уровень местного излучения значительно превышает чернобыльский. Военные, конечно, об этом знают, но молчат, однако, достать дозиметр нынче – не проблема. Мои предшественники собирали пробы не только у озера. Еще пару лет назад они забирали почву, фрагменты коры, древесины, растений по все округе.

В районе нет системы очистки воды, планов дезактивации загрязненных земель, долгие годы место фельдшера занимали лишь те, что имели отменный опыт в медстатистике и учете. Зачем? Чтобы скрупулезно фиксировать данные смертоносности, рождаемости, заболеваемости. По непонятным причинам за несколько километров отсюда открывают щебеночный завод с умопомрачительными зарплатами. У тех немногих работников, что еще живы с той поры, я узнал: «карьерщики» получали в два раза больше шахтеров.

Непонятно по какой причине в округе начали искать золото, не скупились на зарплаты и химикаты. В итоге драгметалла нашли ничтожные крохи, зато угробили целую экологическую систему. Вообще в ныне захолустной и Богом забытой Ворошиловке еще лет двадцать назад была зона социального благополучия: большие зарплаты, льготы, товарное изобилие, школа, детсад и почти тысяча жителей…

Страшная догадка осенила Кирилла:

– Ты считаешь, что?..

– Да, - подтвердил Часовский, - Ворошиловка, окруженная болотами и лесами – это миниатюрный полигон. Полигон – для испытания воздействия всевозможных ядов и гадостей на людей, точнее, на несколько поколений. Вокруг отравлено все – воздух, вода, земля, нужно лишь наблюдать за состоянием жителей и фиксировать показания. Для военных – это возможность изучить тактику ведения войны в условиях экологических бедствий, например, что ждет солдат после применения оружия массового поражения. Для науки и медицины возможность наблюдать и экспериментировать, но не на белых мышах, а живых обыкновенных гражданах.

– Это ужасно и мерзко, - все еще до конца не веря в услышанное, произнес Кирилл.

Виктор закурил уже пятую сигарету подряд:

– А главное – не доказуемо.

– Уже достаточно твоих аргументов, чтобы поднять шум.

– Подобные сенсации уже были, сколько вышло репортажей, фильмов, книг и статей о Чернобыле, Южном Урале, Северодвинске, Новокузнецке, Магнитке и что? Ничего: поговорили, поохали, посочувствовали, пообещали небесных кренделей и забыли. Люди до сих пор живут в зонах экологического бедствия и будут жить еще не один век.

– Но выход должен быть, - упрямо в первую очередь самому себе сквозь зубы сказал Кирилл, - Должен!

Часовский нервным движением погасил окурок:

– Извини, но вынужден сказать тебе одну истину: лучше бы ты искал средство от лейкозов, чем занимался экологическими проблемами. В гематологии многое бы зависело только от тебя лично, и ты добился бы большего, чем на нынешнем поприще.

Кирилл вздрогнул, будто внезапно окунулся в ледяную воду, и поспешил перевести разговор на другую тему:

– Какова, по-твоему, природа этого непонятного свечения?

– Вот тут у меня нет даже гипотезы, - признался Виктор, - Только отдельные компоненты догадок и предположений, которые, несмотря на все усилия, я не могу увязать в единое целое.

– И все же?

Часовский потянулся к раскрытой пачке, но она оказалась пуста.

– Свечение исходит из озера и леса, примерно в пяти километрах отсюда. Между вспышками нет взаимосвязи в периодичности и частоте, свет возникает хаотично в обеих точках с разными временными промежутками, иногда синхронно. Озеро потому и названо Мертвым, что в нем нет абсолютно ничего живого, даже бактерии, простейшие и водоросли и те гибнут. Максимальная глубина менее шести метров, дно илисто-грунтовое, на нем кроме мусора и металлолома ничего нет. Свет из озера не органического происхождения и распространяется вне законов физики, не подчиняясь квантовым законам и канонам.

Свечение в лесу тоже не поддается логике и физическим характеристикам, единственное его отличие в том, что оно начинается не в воде. На военных грешить не стоит: вряд ли у нищей разваливающейся структуры вооруженных сил имеются деньги на какие-то испытания и эксперименты, не думаю, что это какое-то секретное новейшее оружие. Подобные версии годятся для триллеров и дешевых ужастиков Голливуда.

Кирилл пытался пошутить:

– Может, НЛО?

– Я не верю во внеземные цивилизации, пришельцев, колдунов, оборотней и прочее сверхъестественное действо, хотя все симптомы, говоря языком медицины, указывают именно на мистическую природу творящегося.

– Тогда что же тут происходит?

– У меня нет объяснения, - неохотно признался Виктор, - Но уверен, что это таит в себе угрозу.

– Для кого?

– Для всего живого, для нас в первую очередь. Цезарь всегда проявлял беспричинное беспокойство при этих вспышках, они будто влекли его к себе против воли. Животные лучше нас чуют подобные вещи, в них не угасли древние инстинкты.

– И все-таки зря мы не убрались отсюда, - сокрушенно сказал Кирилл.

– Может быть, - уклончиво ответил Часовский, - Но я хочу разобраться прежде, чем уйти. Это отняло у меня Цезаря, я не могу просто так отступать.

– Но ведь и нас, возможно, ждет небытие.

– Возможно, но для меня – человека уже потерявшего когда-то все и всех, последствия контакта с неизвестным не так уж и страшны.

Между Ворошиловкой и Мертвым озером, 23:56.

Новая, но уже побитая и заэксплуатированная «Газель», прыгая на кочках, разрезала темноту светом своих фар. За рулем сидел экспедитор Савельев. Он был зол и мрачен: еще бы, эта стерва – начальница Сметанина выдернула его из-за стола. Столько даровой выпивки и закуски осталось на растерзание местным гулякам.

Это еще полбеды: хозяйка застолья вдова, словно сошедшая с картины Кустодиева с неприлично большим бюстом и похотливыми глазами. Она уже словом и делом дала понять Савельеву, что не против того, чтобы тот остался ночевать с ней. Экспедитор дважды за вечер прощупал рельеф тела хозяйки, та ничуть не противилась, а наоборот поощряла подобные методы ухаживания.

Все так отлично всё шло и тут на тебе – влетает оголтелая Сметанина, не дает даже на путь-дорожку выпить, с дружбанами проститься, материт и позорит при всех, пинками выгоняет из-за стола. Видите ли, в город приспичило ехать, а за каким лешим не сказала. Вот почему не добравший нужного количества самогонки, не наевшийся до отвала и не вкусивший любовных утех Савельев злобно вертел руль и жал на газ.

– Эй, потише, Санек, - сказала ему Сметанина, - Не дрова везешь.

Пришлось сбавить скорость. Савельев явно побаивался своей начальницы, не то, чтобы боялся увольнения (поди-ка найди замену – в меру пьющего водителя-экспедитора, что будет терпеть бабий деспотизм и произвол), страшился огласки. Савельев с первых же дней делового сотрудничества принялся домогаться интима от Сметаниной.