Григорий Андреевич Давыдов

Гоблин поневоле или Изменчивый Мир

Пролог, или с чего всё начиналось

Во тьме Южных Болот раздался пронзительный крик:

— Откройте! Откройте!

Стоявший во главе ночной стражи гоблин всмотрелся в полумрак между деревьями, стараясь определить, откуда исходит голос. Открывать в такое время? А если это тодплаги, коих в болотах не счесть, и которые прекрасно умеют пародировать голоса? Или, того хуже — соседние кланы прислали лазутчиков, и это всё — западня?

Он вытащил меч и пнул начавших было погружаться в сон лучников:

— Эй, вы, рагхакки безмозглые! Приготовьте стрелы и смотрите в оба.

Глава стражи гоблинов был известен своим вспыльчивым нравом, и потому ослушаться его глупцов не нашлось: лучники тут же натянули тетивы оружий, и из-за частокола показались наконечники их стрел. Сам же старый вояка довольно живо для своих лет спустился со сколоченной из брёвен стены по крутой, также бревенчатой лестнице и, схватив воткнутый в землю факел, подошёл к воротам.

— Открывай, — грубо бросил он привратнику, и тот, не прекословя, схватился за идущий от ворот канат и, напрягая мышцы и бурча какие-то непотребства под нос, потащился к располагающемуся неподалёку столбу. Вместе с тем решётка, которая и служила воротами, представляющая из себя соединённые между собой колья, начала медленно подниматься вверх, пока, наконец, расстояние между остриями кольев и землёй не достигло высоты двух гоблинов.

Привратник, тяжело дыша, начал привязывать канат к столбу, а глава стражи, выйдя за ворота, вынес перед собой руку с зажатым в кулаке факелом и несколько раз поводил ею вправо-влево, словно отгоняя тьму. Сощурился. Площадь, на которую падал свет от факела, была совсем крохотной, ночью в этих местах главенствует только темнота, и этот малюсенький огонёк казался ей так, непонятным безобразием, которому она, так уж и быть, предоставит возможность существовать.

— Помогите! Помогите!

Всё тот же голос. Старик бросил взгляд на лучников, мол, не зевайте, и, если что, стреляйте без приказа.

Гоблин, выставив перед собой наравне с факелом играющий в свете огня бликами меч, медленно направился вперёд — туда, откуда, собственно, и слышался голос о помощи. Одна его нога утонула в неглубоком слое болотной воды. Ничего, это не трясина, да и знает он тут каждый кустик и овраг, уже давно на собственных ошибках изведал, где болото даёт шанс пройти, а где забирает в мир духов навсегда. Так что ничего, не утонет.

— Помогите!

Гоблин сделал несколько перебегов вперёд, но так, чтобы не уходить из зоны видимости лучников. Дальше — смерть, особенно ночью. Если через несколько шагов он не увидит того, кто послужил причиной крика, то разворачивается и бегом направляется назад, за родной частокол клана. Ибо в таком случае — точно тодплаги. Эти твари всегда так действуют: заманивают тебя куда подальше от посторонних глаз, и накидываются целой стаей. Потом не останется от тебя ни могилы, ни костей, которые пойдут им на ожерелья.

Но только старый стражник решил, что пора поворачивать, как свет факела выловил чей-то силуэт, что мерцал у ближайшего дерева. Гоблин подошёл поближе и застыл в недоумении. Опустили луки стоявшие на стене стражники, недоумённо переглядываясь меж друг другом.

Свет факела открыл такую картину: два гоблина — один в ободранной одежде, еле стоящий на ногах, израненный, явно на последнем издыхании, поддерживает, хотя, скорее, даже несёт, ещё одного, одетого в мех, обвешанного амулетами, но совсем белого, не дышащего.

— Помогите… — совсем уже тихо прошептал тот, и рухнул на колени, собираясь упасть в болото, но старик сориентировался быстро и, на ходу вонзив факел острым концом в вязкую от болотной жижи землю, подхватил их обоих, не давая тем упасть, и окликнул остальных:

— Да чтоб вас, дети тугодумные! Сами додуматься не можете?! Быстро сюда, поднимайте тревогу, экстренный сбор! У нас здесь раненый… и убитый!

Но это было сказано скорее так, для проформы. Бойцы и так прекрасно знали, что делать в такой ситуации: несколько гоблинов побежали будить Верховных Шаманов и Главу клана, а другие, привычно и по-молодецки шустро спрыгивая со стены, поспешили на помощь командиру.

Следующие несколько минут прошли в невероятном напряжении.

Внесённые на территорию клана тела уложили на бегло собранные лежаки из веток и водорослей. К месту происшествия сбежались Верховные Шаманы. Одна из них — гоблинша в летах, с седыми, опадающими почти до самой земли волосами, опирающаяся на посох, сделанный из кости болотного Живобрюха, склонилась над телом раненого и тяжело дышащего гоблина и, прикрыв глаза, положила костлявую серую руку ему на грудь. Некоторое время она молчала, а затем, словно вспомнив что-то, резко раскрыла глаза и обернулась к окружившим их бойцам:

— Листья Корневицы, тарелку Переростышей, и Жёлтую Мазь. У меня в хижине. Живее. — Её голос был хриплым, низким, но на удивление спокойным. Это спокойствие и пугало. И этот испуг послужил пинком для ускорения слишком уж раззевавшихся стражников, которые тут же кинулись исполнять приказ. Уже через какой-то десяток секунд Шаманка оказывала первую помощь.

— Положить листья Корневицы… — шептала она себе под нос. — Сюда и сюда… Так… теперь размолоть Переростыши… Рассыпать получившийся порошок вокруг тела… Так… Наложить Жёлтую Мазь на раны… Так…

Закончив приготовления, она села на колени рядом с тяжело дышащим телом и, вознеся когтистые руки к небу, стала еле заметно пошатываться, бубня под нос какие-то слова. Тут же мазь на ранах начала исчезать на глазах, словно впитываясь в тело, а сами раны зарастать прозрачной плёнкой. Как только ритуал был окончен, раненый гоблин уже мог нормально дышать, и даже сел, не до конца веря, что спасён, и разглядывая себя, будто увидел в первый раз.

Подоспевший Глава клана с телохранителями, ещё с отпечатком сна на физиономии, прояснив у одного из боевых шаманов ситуацию, тут же прояснился в лице и, пройдя между расступившимися в стороны бойцами к двум ночным гостям, подошёл к не шевелящемуся телу гоблина и склонился над ним. Вгляделся в его лицо, которое казалось будто спящим, и резко обернулся к выздоровевшему, указав на бездыханное тело мясистым зелёным пальцем:

— Это — наш Верховный боевой шаман, Гул-аль-Дук! Почему он в таком состоянии?! Что случилось?! Говори!

— Мы возвращались из Огрских земель, — чуть стушевался под таким напором гоблин, — Везли провизию в селение клана…

— Мне известно, что вы делали, — рыкнул на него вождь. — Ибо я сам распоряжался по поводу вашего отъезда! Говори по делу!

— Напали.

— Кто?!

— Мне неизвестно, — совсем вжал голову в плечи допрашиваемый, — Нападение произошло, как только солнце исчезло за горизонтом, их лиц или отличительных знаков мы не увидели. Всё произошло внезапно, когда мы ехали через Западные болота. Они перебили всех учеников и охранников, забрали провизию и оружие, угнали наших ящеров. Господин Гул-аль-Дук — единственный, кто держал оборону всё это время, от его рук погибла чуть ли не половина нападавших. Он спас мою жизнь.

— Если мой сильнейший боевой шаман мёртв, — проскрежетал сквозь клыки вождь, — То ты пожалеешь, что он это сделал. Син-аль-Ланг! — окликнул он целительницу, — Проверь состояние Гул-аль-Дука!

— Да, мой рагх, — прохрипела старуха и, кряхтя и опираясь на посох, протопала к телу шамана. Склонилась над ним и, положив руку тому на грудь, прикрыла глаза, затихнув. Вместе с ней поддержали ночную тишину и все собравшиеся. Нарушали её лишь периодические тяжёлые вздохи, да постоянное стрекотание насекомых, коих на болотах не счесть. Наконец, целительница открыла глаза и посмотрела на вождя, что сосредоточенно ждал её вердикта. — Жизнь теплится в его теле, но на последнем издыхании. Сначала я её даже не заметила. Он истратил слишком много душевных сил, больше, чем даже не следовало. Видимо, использовал все возможные стихии и массовые призывы.