— Тогда нам больше нечего сказать.

Она кричала, пока Ишилар с одним из офицеров из Амало тащили ее по коридору, и этот крик был страшен, как ветер между шпилями Алсетмерета.

— Ваше Высочество, — сказал Кала, — вы не обязаны это делать. Никто от вас этого не требует.

— Я. Я требую, — устало пробормотал Майя, и Кала отступил.

С Бралшенаром все обстояло еще хуже, чем с Наршанажен; от ужаса он пресмыкался даже перед охранниками и был готов рассказывать что угодно, лишь бы спасти свою жизнь. Бесполезно было задавать ему вопросы, ибо он говорил лишь то, что Майя, по его мнению, хотел услышать. Майя слушал в течении нескольких минут, считая, что обязан терпеть, если не ради Бралшенара, то ради всех, кого Бралшенар убил. Наконец, он произнес:

— Вы сами сделали свой выбор, Мер Бралшенар, — и кивнул Ишилару.

Зато Мер Шуливар оказался совсем не таким, каким Майя ожидал его увидеть, хотя, по правде говоря, вряд ли он мог сказать, чего именно ожидал. Шуливар был высоким, немного угловатым мужчиной с коротко обрезанными черными волосами и ярко-голубыми глазами; его кожа в свете факелов казалась такой же серой, как у Майи. Они посмотрели друг на друга. Шуливар не выглядел ни испуганным, ни враждебным, и Майе, как ни странно, было легко задать свой вопрос:

— Почему вы это сделали?

— Потому, что это нужно было сделать, — ответил Шуливар.

Майя видел, что он абсолютно уверен в своих словах, и его спокойствие исходит не столько от мужества, сколько от убежденности.

— Что вы имеете в виду?

— В природе человека заложено удерживать свою власть, когда он ее имеет, — сказал Шуливар. — Таким образом, она застаивается, становится мутной и ядовитой. Необходимы радикальные меры, чтобы высвободить ее. И если вы посмотрите, то увидите, что эта истина уже работает. Если бы я не сделал то, что сделал, полугоблин, такой как вы, никогда бы не получил трон Этувераца.

Майя открыл рот, затем закрыл его снова. В этом пункте Шуливар был абсолютно прав.

— Я уже вижу изменения, — продолжал Шуливар. — Вы не держитесь за власть, как ваш отец и дед. Вы не боитесь отпустить ее. И у вас есть новые идеи, которые никогда не пришли бы в голову прежним Императорам.

— Нет, — запротестовал Майя.

— Да, — кивнул Шуливар. — Никогда ни один Император не присутствовал на похоронах слуг своего отца. Ни один Император не принял бы женщину-нохэчарея. Вы несете с собой перемены, Эдрехазивар, и вы делаете это, потому что я расчистил для вас дорогу.

— Нет. Не такой ценой.

— Двадцать три жизни, — сказал Шуливар. — Вы знаете, сколько человек погибает на заводах Чохаро, Розиро и Севежо в год? А в месяц?

— Но я не буду…

— Вы будете, — Шуливар смотрел на него голубыми, ясными и совершенно безумными глазами.

Благословенные богини, он был прав. Майя уже знал, что будет.

— Наш отец стремился улучшить условия на западе, — сказал он.

— Чтобы найти опору против жесткой оппозиции на востоке, с которой он всегда шел на компромисс. И все же оппозиция убила его.

— Это не они… — Майя не успел прикусить язык. — Разве это было не недоразумение? Ты предал Тетимара ради своей цели?

— Какое это имеет значение? — Сказал Шуливар. — Повторяю, я сожалею обо всех смертях. Но это было необходимо. — Он склонил голову, первое выражение вежливости. — Больше нам нечего сказать, Ваше Высочество. Поистине.

Это означало конец разговора, и Майя был слишком напуган, чтобы возражать. Он кивнул Ишилару и Шуливара увели.

— Может быть, теперь вы покинете это место? — Пробормотал Бешелар.

Майя поднялся с кресла и не мог не заметить выражения облегчения на лицах охраны. Когда капрал вернулся, Майя сказал:

— Благодарим вас за помощь. И за терпение.

Ишилар порозовел.

— Для нас честь служить вам, Ваше Высочество, — ответил он, и вся охрана отдала честь.

Стараясь не думать о Шуливаре, Майя вернулся в Алсетмерет. Он старался не думать о страшной философии и трупе отца под белыми кружевами. И еще он впервые понял, почему Сетерис напивался так часто. Если это помогало заглушить шум в голове, оно того стоило.

Но он был не в силах послать Ишеана, Немера или кто-либо другого за графином метеглина. И не в силах дальше выносить взгляд Бешелара. Поэтому он вызвал своих эдочареев, чтобы приготовиться ко сну, хотя был почти уверен, что не заснет до утра.

Он лег в кровать, закрыл глаза, чтобы не видеть Бешелара, и услышал над головой голос Авриса:

— Ваше Высочество, завтра вас ждет прекрасное утро. Великий Авар уже трижды присылал курьера напомнить, что он будет ждать вас в восточной конюшне.

Ну, конечно, подумал Майя, у меня теперь есть настоящая лошадь. Он сел.

— У нас будет свободное время?

— Да, Ваше Высочество, — ответил Аврис. — Великий Авар все устроил.

— Каким образом?

— Ваше Высочество, Великий Авар очень твердо обсудил этот вопрос с лордом Беренаром, Мером Асавой и с кем-то еще, мы не знаем. Он сказал, что вам нужно время для личной жизни, иначе вы сойдете с ума.

— О, — Майя почувствовал, как потеплели его щеки.

— Таким образом, Ваше Высочество, в вашем распоряжении будет целое утро, — бодро заключил Аврис. — И Великий Авар будет вас ждать.

Майя насмешливо подумал, что слишком благодарен деду, чтобы возмущаться его самоуправством. И он как можно дальше оттолкнул от себя воспоминание о голубых глазах Шуливара и черном лице отца под смертным покрывалом.

Великий Авар уже не садился в седло, будучи, как он сам заявил, слишком жирным и старым, но он, казалось, с большим удовольствием провел утро в восточной конюшне, обучая Майю основам верховой езды. Майя слушал обрывки его разговора с Дашенсолом Рошарисом, главным конюхом Унтеленейса; похоже, оба они наслаждались обществом друг друга, хотя сам он понимал не больше одного слова из пяти. Обсуждая с Дашенсолом Рошарисом совместно выработанный план покупки, продажи и обмена жеребятами между конюшнями Унтеленейса и Корат'Дав Архоса, Великий Авар выглядел донельзя самодовольным. Если бы Рошарис не казался столь же самодовольным, Майя взволновался бы не на шутку.

Великий Авар планировал отбыть после обеда, он как раз успеет добраться до Увежо, где гоблинов будет ждать вполне комфортный отдых. Обед в посольстве стараниями Горменеда оказался, как и ожидалось, великолепным. Сбитый с толку огромным перечнем баризанских блюд в предложенном меню, он остановился на первой строчке: по крайней мере, он точно знал, как следует обращаться с пирогом, начиненным олениной и грибами. И еще он не удержался от бокала sorcho.

Обед перевалил за половину (во всяком случае, по ощущениям, потому что Майя понятия не имел, как долго сидят гоблины за пиршественным столом), когда кресло рядом с Майей оккупировал Великий Авар.

Майя сразу напрягся.

— Мы не съедим тебя, мальчик, — сказал Великий Авар, но выражение его лица не казалось столь успокаивающим. Майя продолжал молчать, и, наконец, Великий Авар вздохнул и сказал: — У нас нет сыновей.

— Да, — осторожно ответил Майя.

— После нашей смерти аварзинам придется сражаться друг с другом, чтобы выбрать следующего Великого Авара, ибо таков обычай нашего народа в случаях, когда Великий Авар не оставляет сына, а иногда даже когда этот сын есть.

— Да, — еще осторожнее сказал Майя.

Великий Авар ответил ему прямым и жестким взглядом.

— Хотя мне было бы приятнее назвать своим наследником тебя.

— Меня?

Его тонкий голос перешел в почти беззвучный стон.

— Беда в том, что ты наполовину эльф, — согласился Великий Авар. Его вздох послужил Майе сигналом о переходе к более теплому и родственному общению. — В нашем муравейнике ты произвел бы эффект палки, и с этой мыслью я отправился бы в могилу спокойным и счастливым. Но это невозможно сделать, не разрушая Баризан гражданской войной. А я этого, конечно, не хочу.