Пора было сменить тему, возникла неловкая пауза. Один из молодых людей отважно пошел в атаку и спросил:

— Вы любите охоту, Ваше Высочество? Ваш покойный отец Император был прекрасным наездником.

— Как он мог, голова ты садовая? — Добродушно вмешался другой молодой человек, придя на помощь Майе. — Эдономея стоит на западных болотах. Там охотятся только на рябчиков или гусей. Только птица, без вариантов.

— А помните, — подхватил третий молодой человек, — как Корвис Пашавар спугнул выводок фазанов?

— Это когда он свалился со своей гнедой кобылы? — Уточнил первый молодой человек. — Когда пытался взять первый приз на осенней охоте в Карене три года назад?

— Мы и забыли о нем, — сказал третий молодой человек, улыбаясь, — Но Пашавар предупредил, что он обязательно будет участвовать.

— Даже кобыле хватило ума понять, что с таким всадником, как наш Пашавар, у нее нет никаких шансов, — добавил еще один молодой человек, и через минуту все друзья Наревиса, позабыв об Императоре, спорили о гнедой кобыле Корвиса Пашавара, обменивались историями о своих лошадях, лошадях друзей, отцов, а также лошадиными историями, доставшимися им от отцов. Майя стоял, слушал и хотя не любил метеглин, но выпил стакан до дна, и счел, что не слишком дорого заплатил за этот вечер.

Утро следующего дня выдалось холодным, тяжелые от снега серые облака нависли над Унтеленейсом. Молчание в императорской спальне казалось таким же гнетущим, как тучи за окном. Накануне вечером Император вернулся в Алсетмерет очень поздно и заметно навеселе. Вот почему его эдочареи теперь делали свою работу в неодобрительном молчании. Майя не чувствовал похмелья, но на душе у него было так же холодно и скучно, как за окном, и, глядя на облака, он старался избегать воспоминаний о голосе Недао Вечин.

В столовой, где он обжег язык первым же глотком чая, дела обстояли не лучше. Цевет, бодрый и деловитый, как никогда, сегодня действовал Майе на нервы, словно за его бесстрастным лицом тоже мог скрываться упрек в неблаговидном поведении Его Высочества.

После разбора корреспонденции — теперь ее было намного меньше — когда Майе предстояло ознакомиться с расписанием аудиенций и перечнем просителей, Цевет с некоторой неохотой произнес:

— Ваше Высочество, сегодня утром вы обещали поговорить с Осмером Неларом.

Эти слова падали в тишине, как свинцовые шарики. Майе понадобилось усилие, чтобы не опустить плечи и подбородок.

— Да, — сказал он, и остался доволен тем, как ровно прозвучал его голос. — Это первая из наших аудиенций на сегодня?

— Ваше Высочество. Мы подумали, что будет лучше побыстрее разделаться с этим вопросом.

— Спасибо, — ответил Майя. — Вы нашли должность, которую мы сможем предоставить ему?

— Мы приложили все усилия, Ваше Высочество. Как выяснилось, офис лорда-канцлера отчаянно нуждается во взаимодействии с городом Сето. Предыдущий консул, как мне сказали, должен отбыть на юг для поправки здоровья.

Майя подумал о холодных серых облаках над дворцом и сочувственной поежился.

— Каковы обязанности консула?

— Оформление документов, в основном, — сказал Цевет с быстрой выразительной гримасой, вызвавшей у Майи невольную улыбку. — Отношение города и дворца, как нам дали понять, весьма запутаны, особенно в вопросах налогообложения. Задачей консула является распутывать эти клубки.

— Вот как, — сказал Майя. Похоже, эта должность отлично подходила для обоих талантов Сетериса, а также для его чувства собственного величия. — И эта должность относится к компетенции лорда-канцлера?

— Ваше Высочество. Должность консула по сути своей предназначена для того, чтобы освободить Императора от разбора гражданских дел. Осмер Нелар будет представлять лорда-канцлера. — Цевет немного поколебался, но потом добавил: — У него не будет ни причин ни времени искать личных встреч с Вашим Высочеством, и мы решаемся предположить, что лорд-канцлер будет глубоко оскорблен, если он предпримет подобную попытку.

А Улерис Чавар, старый враг Сетериса, был именно таким человеком, который при необходимости сможет поставить Сетериса на место.

— Спасибо, Цевет. Это звучит идеально.

— Ваше Высочество, — сказал Цевет, кланяясь.

— Когда же наш кузен ждет нас?

— В половине девятого, Ваше Высочество. В Мишентелеане.

Майя посмотрел на часы и встревожился, обнаружив, что уже почти девять. Чучело ленивое, обругал он себя; затем без удовольствия окинул взглядом ряды аппетитных блюд, присланных с кухни Дашенсолом Эбремисом, и налил себе еще чаю. Он знал, что, пока Сетерис ждет, еда покажется ему не вкуснее пепла, а пустой желудок уже отяжелел в предчувствии спазмов. Даже чай не принес обычного удовольствия, лишь только воспоминание, как Сетерис издевательски называл его пойлом для крестьян и варваров.

Это хорошая должность, сказал он себе, борясь с неприятной уверенностью, что Сетерис наверняка ожидал большего. Впрочем, если он имел виды на место в правительстве, Майя надеялся, что предыдущие несколько дней карантина развеяли надежды кузена. Впрочем, он не собирался в следующие десять лет наблюдать, как Сетерис осуществляет свои мечты о власти и славе. Должности консула для него будет вполне достаточно.

Он не может навредить тебе, напомнил себе Майя. Ты Император. У тебя есть охрана. Он оглянулся на нохэчареев; те смотрели на него в торжественном молчании. Он быстро допил чай, потому что руки начали дрожать.

Майя обнаружил, что невольно вспоминает свой шестнадцатый день рождения, номинальный переход в зрелый возраст. Как и в предыдущие семь дней рождения не было ни праздника, ни подарков, ни поздравления от Сетериса. И, конечно, ни одного письма из Унтеленейса. Майя не ожидал, что ему будет предоставлена свобода, но груз разочарования и обид толкнул его на безрассудную глупость — противостояние с Сетерисом.

— Я уже взрослый, — сказал он.

— Да неужели? — Спросил Сетерис полупьяно, полунасмешливо.

Майя должен был что-то изменить и потому упорствовал.

— Ничего не изменилось, малыш. Ты находишься под моей опекой, пока Император не скажет иначе. Ты такой же дурак, как был вчера, и если желаешь доказательств…

Он ударил Майю в лицо достаточно сильно, чтобы мальчик упал на одно колено, а потом опустился на оба, чувствуя во рту вкус крови и невыплаканных слез; потом он услышал, как Сетерис засмеялся и вышел из комнаты.

Сетерис был прав. День рождения Майи не изменил ничего. Сетерис стал грубее и ожесточеннее, он по-прежнему имел власть над Майей и не собирался отказываться от нее. Его страсть к контролю смягчалась только осознанием, что Майя боится его и повинуется из страха. Они не были равны, и Сетерис не допускал равенства.

Сейчас мы снова не равны, подумал Майя, допивая чай. Ибо я Император, а он… проситель нашей императорской милости.

Эта мысль была настолько нелепой, что казалась почти бессмысленной. Он почувствовал горькую усмешку в углу рта и постарался прогнать ее, вставая из-за стола. Цевет с нохэчареями изящно, как танцоры, сделали шаг назад, а потом последовали за ним к дверям.

Возможно, я и обладаю властью, думал он, но на самом деле закован в цепи, которые Сетерис даже не мог себе представить. Я мог мечтать о побеге из Эдономеи, но выхода из круга Этуверац Муры нет. Только не в этой жизни.

И все же никто не способен увидеть и осознать природу своей тюрьмы, тем более Сетерис. Будь благодарен за то, что твоя «тюрьма» всего лишь метафора, мрачно подумал он, и выкинул из головы все мысли о цепях и тюрьмах.

Мишентелеан казался холодным и неуютным, как осенний лес, хотя, возможно, то был эффект присутствия Сетериса. Именно с таким видом он всегда ждал Майю, когда ему случалось опаздывать на ужин или урок или просто на вызов. Хотя сейчас у него в руке не было карманных часов, но высоко поднятый подбородок был сам по себе весьма выразителен.