С утра 21 октября после сильной артиллерийской и авиационной подготовки немцы нанесли новый удар из района Гунайки. Егеря раздавили сопротивление сильно поредевшей и оставшейся без боеприпасов 408-й стрелковой дивизии, проникли на северную окраину Перевального и овладели Гойтхом. Передовые германские части вышли к долине реки Туапсинка, от которой до Туапсе оставалось немногим более 30 км. Но на этом рубеже к исходу 23 октября немцы были остановлены, а затем с 31 октября перешли к обороне. Слава Богу, наши бравые генералы смогли сделать хотя бы это. Правда, учитывая, что в октябре против семи вражеских дивизий с советской стороны действовали десять стрелковых и три кавалерийские дивизии, восемь стрелковых и одна мотострелкрвая бригада, не считая отдельных отрядов и полков морской пехоты, достигнутые результаты не впечатляют.

Чем могли помогали наземным войскам летчики 5-й воздушной армии и ВВС Черноморского флота. Правда, и в октябре 1942 года им приходилось сталкиваться с теми же трудностями:

«Управление авиацией по радио тогда еще переживало свой начальный период (!). Рации имели лишь самолеты новых конструкций, созданные в ходе войны (неужели наличие радиостанции на борту настолько зависит от конструкции самолета? Помнится мне, англичане успешно испытали взаимодействие корабля и самолета, оснащенного радиостанцией, летом 1913 года. Надо было купить у англичан этот аэроплан новейшей конструкции. — Авт.), а поскольку они выходили на задание вместе со старыми, не имевшими раций, то управлении ими в воздухе осуществлялось, как и прежде, с помощью ракет. Кстати, многие летчики, на самолетах которых имелись рации, поначалу не умели ими квалифицированно пользоваться. [447] По выработавшейся привычке больше доверяли ракетным сигналам и покачиваниям крыльями ведущих самолетов (так их и сбивали, пока они крыльями покачивали. — Авт.). Сначала пришлось внедрять радиосвязь в основном на земле между штабами соединений и аэродромов (интересно, конструкция аэродрома как-нибудь на это влияла? — Авт.)».

Тот же источник о взаимодействии с пехотой:

«Зашла речь и об ударах авиации по переднему краю противника. Мы у себя в штабе хорошо понимали огромное значение таких ударов, но планировали их крайне редко (бомбовые удары наносились в основном по тылам противника. — Авт.). Для этого требовалось, чтобы наши войска обозначали свой передний край белыми полотнищами, кострами и ракетами, но общевойсковые командиры не всегда соглашались выполнять просьбы авиационного командования. И их можно понять: костры, полотнища и даже ракеты почти всегда становились ориентирами не только для нашей, но и для вражеской авиации».

Которую, к тому же, наземные командиры видели над собой гораздо чаще.

Последнюю попытку прорваться к Туапсе через Георгиевское немцы предприняли в середине ноября. К 23 ноября они вклинились в оборону 18-й армии на глубину 8 км и по фронту до 10 км, но здесь были остановлены, а 26 ноября фланговыми контрударами советских войск отброшены на исходные позиции. К середине декабря их оттеснили на реку Пшиш.

На этом закончилась Туапсинская операция: германским войскам так и не удалось прорваться к Черному морю юго-восточнее Новороссийска.

В ходе Малгобекской операции войска Северной группы накапливали силы для наступления. Со своей стороны германское командование также готовилось нанести удар 1-й танковой армией на Грозный и далее на Махачкалу и Баку. [448]

На правом фланге группы войск Закавказского фронта в районе Старо-Щедринской в конце сентября сосредоточился 4-й гвардейский Кубанский казачий кавалерийский корпус, который передислоцировался сюда с Туапсинского направления.

В этот период между флангами Закавказского и Сталинградского фронтов существовал разрыв более чем в 200 км. Здесь от Буденовска до Каспийского моря простиралась безводная солончаковая степь, покрытая песчаными бурунами. В свою очередь, между левым флангом 1-й немецкой танковой армии и войсками, действовавшими на Сталинградском направлении, также имелся большой разрыв. Левый фланг 1-й танковой армии был, по существу, открыт: он прикрывался лишь небольшими моторизованными отрядами и кавалерийским полком фон Юнгшульца. Слабые гарнизоны находились в Левокумском, Владимировке и Ачикулаке.

Учитывая эти обстоятельства, командование Закавказского фронта решило выдвинуть на данное направление 4-й гвардейский кавкорпус, нанести им удар во фланг 1-й танковой армии и выйти ей в тыл. Такими действиями предполагалось прочно прикрыть железную дорогу Кизляр — Астрахань и отвлечь внимание противника от Малгобекско-Моздокского направления, где в это время советские войска готовились к наступлению. Удар корпуса должен был послужить началом наступления для 9-й армии и 10-го гвардейского стрелкового корпуса. Если бы эта операция стала успешной, то войска 1-й танковой армии оказались бы под угрозой окружения. Возможно, она бы и удалась, если бы планировалась с учетом точных данных о противнике и вариантов его возможных действий.

2 октября корпус генерала Кириченко двинулся по Прикумской степи в направлении на Ачикулак. Нигде не встретив противника, кавалеристы прошли за 12 дней, точнее ночей, всего 150 км. [449] Суворовские солдаты эту дистанцию одолели бы пешком суток за двое-трое. Красные казаки не торопились, стараясь не слишком удаляться от растянувшихся верблюжьих караванов с продовольствием фуражом и бочками с водой. Медлительность и нерешительность командования корпуса привели, во-первых, к потере внезапности, во-вторых, задерживали начало наступления 9-й армии и 10-го стрелкового корпуса.

В десятых числах октября казачьи части вошли в соприкосновение с немцами в районе Абдул-Газа, Махмут-Мектеб и Березкин. Стремительным «ударом в сабли» кавалеристы овладели этими населенными пунктами и продолжили движение на Ачикулак, где противник, по данным разведки, имел гарнизон в составе батальона пехоты, 400 всадников и 30 танков.

Однако эти данные были ошибочны. Германское командование обнаружило неспешное продвижение 4-го кавалерийского корпуса и, не имея других резервов, перебросило из Донбасса для прикрытия левого крыла и тыла 1-й танковой армии части корпуса особого назначения «Ф».

Особый штаб «Ф» во главе с генералом авиации Гельмутом Фельми, считавшимся в рейхе знатоком Востока, был создан еще в мае 1941 года. В задачи штаба входило руководство диверсионной деятельностью, агентурной разведкой, специально сформированными воинскими националистическими частями на Ближнем и Среднем Востоке, а также на Кавказе. Местом первоначальной дислокации штаба был избран лагерь на мысе Суниоц в Южной Греции, где проходили подготовку арабы, которые в будущем должны были составить ядро «иракско-арабской армии».

Летом 1942 года, после захвата Ростова, накануне прорыва группы армий «А» на Кавказ, германское командование решило, что сложились благоприятные условия для реализации далеко идущих планов, связанных с вторжением в Иран, Ирак и затем в Индию. [450] По сравнению с такими блестящими перспективами взятие какого-то там Тбилиси казалось пустячным делом.

20 августа ОКБ приняло решение приступить к развертыванию Особого штаба «Ф» в корпус особого назначения «Ф» и перебросить его в резерв штаба группы «А» в Сталино. Согласно планам, корпус Фельми после вступления немецких войск в Тбилиси подлежал переброске по железной дороге через Ростов на Кавказ и в дальнейшем должен был наступать по направлению Западный Иран — Ирак с выходом к Персидскому заливу, к Басре. На Ближнем Востоке корпусу, смыкая «большие клещи», надлежало соединиться с итало-германскими войсками, которым к тому времени предстояло овладеть Суэцким каналом. К 3 октября корпус сосредоточился в районе Сталино и формально вошел в состав группы «А», фактически подчиняясь ОКБ.