– Да-да, конечно, – говорил я.

Но иногда Мишка становился невыносим.

– Ешь, а то Подзадовского позову, – говорила Марина раздраженным тоном.

– Не буду есть эту глину! – кричал в ответ Мишка. – Сама ее ешь!

– Это не глина, а картофельное пюре. – Она изо всех сил честно пыталась взять себя в руки.

– Глина! Глина! Я ненавижу глину! Я колбаску хочу!

– Сейчас как тресну! – срывалась она наконец. – Даже Подзадовского звать не буду.

– Подзадовского не бывает, – продолжал кричать Мишка. – Не бывает! И Деда Мороза не бывает! Все врешь! Колбаску хочу! Надоела глина!

– А ну, заткнись! – кричала она и наконец отпускала ему затрещину.

Мишка убегал из-за стола и прятался где-нибудь на чердаке, а Марина сидела на кухне и утирала слезы. Я не очень понимал, как надо обращаться с маленькими детьми, но чувствовал, что взрослым девушкам в этой ситуации тоже нужна помощь. Если честно сказать, жалко было обоих.

– Перестань, какой смысл теперь плакать?

– Я дура. Тупая дура. Он же совсем маленький.

– Ничего страшного.

– Он же не понимает. А я его стукнула. Разозлилась, как будто он во всем виноват. Господи, так стыдно.

– Все будет хорошо.

– А он вчера ночью меня спросил: «Долго еще папы с нами не будет?»

– Перестань себя мучить. Он иногда сам напрашивается.

– Он маленький.

– Это правда, – соглашался я. – А кто такой Подзадовский? Ты про него еще в лесу вспоминала.

– Подзадовский? – она в последний раз утирала слезы. – Это папа еще давно придумал. Когда я маленькая была. Если я капризничала, он всегда говорил, что у него есть такой друг, который приходит к непослушным детям и наказывает их вместо родителей. Я только потом поняла, что Подзадовский – это совсем не фамилия. Это от слова «под зад». Понимаешь? У нас тогда еще мама живая была.

Она уже улыбалась, но в глазах ее по-прежнему оставалась печаль.

– Ничего у меня не выходит. После его смерти все валится из рук. Деньги исчезают как ветер. Экономь – не экономь. Скоро на хлеб не останется. От картошки и правда уже тошнит. Что делать? Может, дачу продать?

Она тяжело вздыхала, и лицо ее становилось мрачным.

– Как в вашем спектакле, – говорил я.

– Что? – она непонимающе смотрела на меня.

– У Чехова. Там они тоже думают сад продать.

– А, – говорила она и снова опускала голову. – Еще этот спектакль не вовремя. Совсем не до диплома сейчас. Ну почему он умер?

– Точно не возьмешь у меня пару сотен? – осторожно задавал я свой дежурный вопрос.

– Отвяжись, – устало говорила она и поднималась, чтобы идти искать Мишку. – Да и какой смысл в двух сотнях? Хотя все равно спасибо. Ты ужасно милый. Поможешь мне его найти?

Я понимал, что так не могло продолжаться вечно. Цены с ураганной скоростью росли каждый день. В правительстве начался бесовский шабаш. В Москве и Питере политиков отстреливали одного за другим. Зачем-то убили даже Старовойтову. Финансовые боссы показали своим западным кредиторам кукиш и отказались платить по долгам. Целая страна была объявлена банкротом. Только кретин в этой ситуации мог надеяться на что-нибудь. Россия, а вместе с ней и все мы, со свистом летела псу под хвост. У меня было такое ощущение, что оставались считаные месяцы. Впрочем, вся эта долбаная страна меня не очень-то волновала. Я нервничал буквально из-за четверых людей. Среди них два места принадлежали Марине и ее брату. Я должен был позаботиться об этих двоих. В конце концов я решил, что откладывать больше нельзя. Надо было наконец сделать то, о чем я думал вот уже две недели.

Сергей даже не стал спрашивать, зачем мне понадобился пистолет. Не знаю, почему он не спросил. Может, потому, что это был тот самый пистолет. А может, он просто постеснялся. Не каждый, наверное, сумеет прострелить кому-нибудь ключицу, а потом еще приставать с вопросами насчет пистолета. Я ведь не спрашивал его, как он провез эту штуку через границу и почему отец ее не отобрал. Тем более я не спрашивал его, на фига он вообще ее держал у себя. Как память, что ли? Или на случай, если я опять рядом подвернусь? При каких-нибудь непредвиденных обстоятельствах.

Короче, на эту тему можно себе придумывать разные вещи, но в кармане у меня теперь лежал револьвер. Это был факт. Классная, между прочим, штука. Правда, одного патрона в барабане уже не хватало. Итальянский хирург вырезал эту пулю из моего плеча и со звоном бросил ее в железный тазик. Наверное, мне следовало выпросить у них эту самую пулю, чтобы сделать из нее такой навороченный талисман. Может быть... Не знаю... Я лично хотел забыть обо всем этом.

Снег, выпавший три дня назад, к этому времени уже весь растаял. Когда мы были в лесу, мне даже показалось, что наступила настоящая зима. Сейчас мне больше так не казалось. Мой джип напоминал теперь скорее катер. За всю дорогу до самых Кузьминок я ни разу не выехал на сухое место. Потоки талой грязи заливали всю проезжую часть.

В центре я заскочил на десять минут в «Детский мир», а потом прямиком поехал в Кузьминки. Из-за грязи дорога заняла больше времени, чем обычно. Я старался притормаживать. Не ездить же по городу совсем как свинья. Тем более что у меня в кармане лежал револьвер с боевыми патронами. Встреча с гаишниками мне сейчас точно нужна была меньше всего.

На рынке у «Будапешта» народу было немного. То ли из-за раннего утра, то ли оттого, что деньги у всех закончились. Так или иначе, в магазине у Саши Мерседеса вообще никого не было. За прилавком стоял тот бритый амбал, которого Саша оставил вместо себя в прошлый раз.

«Сегодня у этого быка будет тяжелый рабочий день, – подумал я. – Можете на меня положиться».

Куртка у него не оттопыривалась. Значит, с оружием я тут был один. Пока, во всяком случае.

– Мне бы Сашу повидать, – вкрадчиво, как мне казалось, произнес я.

– А кто спрашивает?

«Вот как бы врезал тебе по мозгам, – мелькнуло у меня в голове. – Ослеп, что ли? Я спрашиваю».

– Один старый знакомый. Мы разговаривали с ним неделю назад.

– Он занят.

«Какого же черта ты спрашивал, кто я такой?»

Я сжал в кармане рукоятку пистолета. Не то чтобы родился соблазн, но так как-то... Само получилось...

– Вы все-таки сообщите ему, что пришел Михаил. У которого «Лэндровер» девяносто второго года.

Амбал хмуро посмотрел на меня, а потом исчез за дверью в подсобку. Через минуту оттуда показался сияющий Саша.

– Здорово! – закричал он. – А я думаю, с кем это Киря базарит? Все нормально, – сказал он амбалу. – Это свои. Можешь идти за меня поработать. Я тут пока постою.

Ты ему не понравился, – засмеялся он, когда амбал скрылся за дверью. – Киря очень серьезный мужик. Моя служба безопасности.

– Чем это вы так заняты? – наконец спросил я. – Конспирация, как у шпионов. Переворот готовите?

– Какой, на фиг, переворот. Бабки считаем. Я уже вторую ночь не сплю. Знаешь, какие бабульки сейчас из-за этого кризиса пошли? Народ просто сдурел. Мешками русские рубли тащат. У кого что есть. Лишь бы от деревянных поскорей избавиться. Всякую ерунду покупают. Видишь, тут почти все вымели. А у меня только на одном этом рынке четыре точки. И еще на Рязанском проспекте. Ты-то успел русские бабки скинуть?

– Да у меня их и не было.

– В долларах все держал? – снова засмеялся он. – Умный! Чего же нас не предупредил?

– Откуда у меня доллары? Я вообще человек неимущий. Нигде не работаю.

– Кстати, насчет работы. Надумал ко мне идти?

– Да нет, я к тебе по другому поводу.

– Да? А что такое? Только давай быстрей. А то Киря считать ненавидит. Он математичке в седьмом классе руку сломал.

– В школе?

– А где еще? Очень был развитой мальчик. На занятия ходил строго с бейсбольной битой.

– И сколько у тебя таких, как он?

– Сколько есть – все мои. Тебе-то зачем?

– Да я просто так спросил. У меня к тебе вот какое дело...