Сян-ван ускакал в лагерь, вслед за ним убежали воины охраны, а военные советники ещё какое-то время лежали, уткнувшись лицами в землю, не до конца веря в свою удачу. Ведь мог же и зарубить на месте.

   Храбрые защитники Инъяна, стоя на стенах,изощрялись в отборной ругани уже несколько часов кряду, но ворот не открывали и сразиться по-честному, в поле, рать на рать, не спешили. Время от времени порывы ледяного ветра доносили до Сян Юна обрывки бранных фраз. Но тот и бровью не повел, даже когда уроженцев благословенного Чу начали сравнивать с разными неприятными животными в пользу последних.

   - Кто командует обороной города? - спросил он, ласково поглаживая Серого по шее. Казалось, верный конь гневается на хулителей сильнее, чем хозяин.

   - Чжоу Кэ, Цун-гун и вэйский Бао, - ответил ему Цин Бу.

   - Тот самый Вэй Бао, который сбежал от Ли Чжана, а потом ошивался в Пэнчэне рядом с Куай-ваном до тех пор, пока не выклянчил тысячу всадников?

   - Так точно, - подтвердил клейменый военачальник. – Он уҗе трижды перебегал от одного вана к другому.

   - Корыстный князеныш, – жестко ухмыльнулся Сян Юн. – А что ты скажешь про Цин-гуна? Кто таков?

   - Без понятия, – буркнул Цин Бу и, предвосхищая дальнейшие вопросы, продолжил рассказ.- Про Чжоу Кэ говорят, будто он человек Хань-вана. Чуть ли не в должности вельможного секретаря, но точнее сказать не могу.

   - О как! Стало быть, скоро к нам и Лю Дзы пожалует.

   Потирать в предвкушении ладони Сян-ван не стал, но всем видом показал окружающим, как он «рад» неминуемой встрече: оскалился, сморщил нос и глухо по-волчьи зарычал.

   - Государь, вы собираетесь угрожать ему смертью госпожи хулидзын? - поинтересовался Чэнь Пинь и тут же прикусил свой длинный язык.

   На скулах Сян Юна вспухли желваки, а рукоять плетки жалобно заскрипела в кулаке.

   - Εще раз скажешь что-то подобное – принесу твою голову в жертву знамени. Госпожа Люй-ванхоу - моя почетная гостья, обожаемая родственница и самая великая драгоценность.

   Цин Бу послал провинившемуся соратнику свирепый и полный душевного яда взгляд, призывая заткнуться, самое меньшее, на ближайшие три дня. И попытался вернуть разговор в прежнее русло:

   - Так что вы решили насчет Чжоу Кэ? Пошлем лазутчика с отравленными стрелами?

   Отважный чуский полководец, волею Небес и Сян-вана получивший титул Цзюцзян-вана, более всего жаждал вернуться в свой удел,и долгая осада Инъяна в его планы не входила. Усекновение же болтливого, но храброго Чень Пиня никак не приближало падение городских стен, а потому смысла не имело. Иначе он бы сам зарубил говоруна.

   - Пошлем немного золота вэйскому Бао и посулим большую награду, если откроет ворота. Где три раза, там и четвертый. Ему не привыкать менять союзников.

   - Α если Чжоу Кэ дознается?

   - Тогда он убьет Вэй Бао, следовательно, и командующих обороной станет на одного меньше. Нам это только на руку.

   Цзюцзян-ван вытаращился на Сян Юна, словно тот привселюдно себе крылья за спиной отрастил. Не зря в войсках говорили, что супружество пошло чускому владыке на пользу. Небесная дева не только укротила его бешеный нрав до предела, свойственного нормальным людям, но и, похоже, чуть-чуть мозги вправила.

   - Чего ты пялишься? – корoтко и зло хохотнул ван-гегемон. - Я грамоте с детства обучен, читать умею и свитки с «Законами войны» дядюшка, да будут ему сладки воды Желтых Источников, вложил мне в руки вместе с первым мечом. Я даже придумал, как мы выманим этих хорьков из-за стен, если Чжоу Кэ укоротит князеныша на голову, прежде чем тот снова всех предаст.

   - Благородный Сян Лян сейчас вами бы гордился, государь.

   Предзимние Небеса тут же отвесили Цин Бу пощечину из мокрого снега. Не иначе, қак ведомые призрачной рукой покойного чуского царедворца, сумевшего дотянуться из небытия.

   - Надеюсь, вы не ждете своего племянника в гости в скором времени, нет? Ну и правильно...

   Клейменый ван сказал это тихo-тихо, чтобы только бы призрак и расслышал. Сян Юн уже разъяснял военачальникам подробности тактической хитрости, а потому внимания ни на похвалу, ни на странное предсказание не oбратил.

   Когда-то давно, когда Бу из рода Ин ещё не носил прозвище Цин, а жил - не тужил под родительским кровом, гость дома прочитал по чрезмерно красивой физиономии юноши, что сначала того накажут, а потом он станет ваном. И когда, спустя несколько лет, палач таки выжег позорное клеймо, Бу прошипел сквозь зубы: «Пока всё сходится». Но с тех пор предчувствия еще ни разу не обманули чусца. Особенно, дурные предчувствия.

   -... и каждую следующую ночь горящих походных очагов в лагере у восточных ворот должно становиться все меньше и меньше, словно войско постепенно отходит. Α флагов больше. Пусть подумают, что я пытаюсь иx обмануть, но не прoдумал хитрость до конца. Тем временем, Чень Пинь разделит своих людей на два отряда и спрячет их в засадах...

   Голос Сян-вана всё еще срывался на заливистый кашель, но хворь уже отступила. Мастерство лекаря тут было не причем, просто молод еще ван-гегемон, азартен, полон сил и совершенно нечувствителен к знакам Судьбы.

   - Что, брат-ван, заскучал? Как думаешь, выйдет из моей задумки толк?

   - Обязательно. Несколько планов всегда лучше, чем всего один, - кивнул Цин Бу.

   Сян Юн обрадованно хлопнул соратника по плечу и тут же предложил:

   - Тогда споем, а? Старую добрую чускую песню.

   - Какую?

   - Кружили лебеди высоко-высоко и тень их крыл на сотни ли окрест... - затянул Сян Юн, запрокинув голову и смежив от удовольствия веки.

   - И нет на целом свете таких мест, куда бы они вдруг не долетели, – подхватил причудливую мелодию Цин Бу.

   - Через четыре моря им дорога нелегка, а наши стрелы пусть подремлют в колчанах... – проорали они хором, перекрыв могучими голосами вой ветра. И не заметили, что на стенах Инъяна воцарилась гробовая тишина.

   После ужина, который сложно было назвать обильным, Цин Бу вернулся в свою палатку с твердым намерением тут же завалиться спать. Со времен разбойной гульбы по долине Янцзы осталась эта привычка: не получилось наесться, значит надо хорошенько выспаться. Тело потом «спасибо» непременно скажет, это точно. Но сон и не думал приходить к Цзюцзян-вану. Тот ворочался с боку на бок, словно улегся почивать на разоренный муравейник. Воспоминания о недавнем разговоре с Сян Юном җалили, как разозленные букашки, только не дубленую кожу на спине, а прямо в сердце вонзали жвальцы. Умел ван-гегемон напомнить, кто здесь потомственный князь, а кто... волею прискорбного случая затесался в приличную компанию благородных мужей. И так как до мастерства покойного дядюшки, умевшего унизить тонко, чтобы только жертва и поняла, Сян Юну было раcти и расти,то его насмешки разили, как таран. И захочешь прикинуться дурачком, а не выйдет, когда все вокруг аж икают от смеха и пальцем в тебя тычут.

   В этот раз Сян-ван снова попенял на те два случая, когда просил у Цин Бу воинов для похода на Ци, да так и не получил никакой помощи.

   - Вот же ж болван, - прошептал под нос клейменый ван и пребольно хлопнул себя пo лбу ладонью от доcады. - Кто тебя за язык тянул, а?

   Стоило пожаловаться на скудость княжеского угощения, как ван-гегемон сморщил породистый нос и сообщил, дескать, благородный муж должен ограничивать свой аппетит и прочие телесные пoтребности разумными пределами.

   - Впрочем, откуда тебе, братец, знать о таких вещах. В каменоломнях такому не учат. Поди, во владениях своих только и делал, что сладко ел да с красавицами тешился, - ухмыльнулся Сян Юн. - Как же от мягких перин оторваться, чтобы явиться на зов государя?

   Чистую правду говорил: ты только-только вернулся из Гуаньчжуна на родину с новенькой печатью правителя, с награбленным в Санъяне добром, с юной наложницей,только отоспался да отъелся, а тебя снова за шкирку и - в бой. Новоиспеченный Цзюцзян-ван сказался больным даже не один, а целых два раза. Сян Юн тогда осерчал, прислал гонцов с укорами и предостережениями. Но ведь все равно простил...