– Джон, я этого не понимаю, и никогда не понимала.

Он наклонился в ее сторону, крепко ухватившись за стул. Она испытала облегчение, поняв, что он не посмеет броситься к ней. Вряд ли он мог нанести ей вред, но все же... Она предпочитала сохранять дистанцию.

– Но ты же знала! Знала, что это неизбежно!

Лгать не имело смысла, истина была слишком очевидна.

– Ты должна мне помочь. Должна! Она не могла смотреть в эти обвиняющие глаза. Пред лицом истины, пред лицом того, что она совершила, ей оставалось лишь безмолвствовать, ибо никакие слова – будь то слова успокоения или сожаления – уже не спасут его. Она была одинока, а человеческие существа давали ей любовь, такую, какую дают домашние животные. Она искала товарищества, некоторой теплоты, некоего подобия дома.

К чему плакать, к чему стыдиться содеянного? В конце концов, разве сама она не заслуживала хоть какой-то любви?

Джон слышал ее – с первого же мгновения, едва она шевельнулась, просыпаясь. Тот факт, что она Спала на чердаке, запершись от него, стал решающим. Он пришел к окончательному решению с поразительным хладнокровием, не оставив себе даже возможности передумать. Он собирался напасть на нее. Он хотел схватить ее за горло и давить, давить его руками до тех пор, пока она не признает, что причинила ему зло.

Он смотрел, как она опасливо входит в комнату, и, притворившись ослабевшим, упал. Он был уверен, почувствуй она хоть малейшую опасность – и все кончено, она не станет приближаться к нему. Мириам просто помешана на осторожности.

Мучительный голод терзал его. Мириам была такой здоровой, такой красивой, напоенной жизнью – а что бы произошло, если бы он взял ее? Вдруг бы он излечился? От нее пахло сухо и безжизненно, как от накрахмаленного платья. Она не обладала тем чудесным, богатым ароматом, который Джон привык связывать с едой.

Может, она ядовита?

Во всех его словах звучала злость, он ничего не мог с собой поделать. Она сама не понимает, что с ним происходит, – по крайней мере, так она говорит. Ему хотелось уверить себя в том, что она безжалостное чудовище. Он старался не думать о ней как о человеческом существе. Но он любил ее, и сейчас она была ему нужна. Почему она не хотела этого понять?

Он протянул к ней руки, взывая о помощи. Гибким кошачьим движением она отступила к двери. Глаза ее смотрели на него так, будто она хотела что-то сказать. Он вдруг понял, какое огромное расстояние сохранялось между ними все эти годы.

– Я умираю, Мириам. Умираю! А ты продолжаешь жить, совершенная, неуязвимая. Я знаю, ты гораздо старше меня. Почему ты другая?

Теперь лицо ее затуманилось, она, казалось, чуть не плакала.

– Джон, это ведь ты пригласил меня в свою жизнь. Разве ты не помнишь?

Ну это уж чересчур. Он рванулся к ней, рыча от ярости, стремясь дотянуться до ее шеи. Мириам всегда была быстрой, и она легко ускользнула от него, отступив на лестничную площадку. Грустная улыбка играла на ее губах. Единственное, что еще оставляло ему надежду, – это ее глаза. Они застыли от страха, но за этим страхом – он чувствовал – скрывалось страдание. Когда он приблизился к ней, она – быстрая, как птица, – повернулась, сбежала по лестнице, и он услышал, как хлопнула входная дверь.

Покинут. Она бросила его. Теперь он сожалел о том, что решил напасть на нее. Но он просто не в силах был сдержать себя – слишком внезапно пришло это решение. Рано или поздно она все равно вернется. Она не в состоянии была Спать в отеле, она всего боялась – грабителей, пожара. А здесь все так здорово оборудовано, что даже тлеющая спичка будет замечена, а грабитель даже не успеет прикоснуться к окну. Нет, это ее пристанище, она обязательно вернется.

Джон будет ждать ее.

Пятнадцать минут пролежал он в спальне, тщетно пытаясь обрести Сон. Голод не проходил, он пробирался в его вены, будоража кровь, заставляя его дрожать от желания.

Он нехотя встал и пошел вниз, задержавшись у двери в библиотеку. Везде были разбросаны книги и бумаги. Непохоже на Мириам – она помешана на порядке. Он тяжело уселся за ее стол, подумав, что сбережет силы, если будет поменьше двигаться. Идти на охоту среди бела дня и в таком состоянии – чертовски трудная задача.

На столе лежал раскрытый журнал. «Исследования нарушений сна». Очередное увлечение Мириам. Ее глупая вера в науку просто смешна. Журнал был открыт на статье с весьма интригующим заголовком: «Психомоторные нарушения при аномальных реакциях на сон: этиология ночных кошмаров у взрослых», автор – С. Робертс, доктор медицины. Статья представляла собой на редкость бессмысленное собрание статистических данных и таблиц вперемешку с сентенциями, написанными заумным научным языком. Как Мириам могла находить что-то полезное в таком материале, было для Джона загадкой – равно как и то, что она собиралась с этим делать. Джон с опаской относился к науке, которая так влекла и возбуждала ее, – наука казалась ему занятием сумасшедших.

Джон оттолкнул журнал, тупо уставившись в пространство. Он услышал какой-то звук, как будто тонко и пронзительно завыла сирена. Затем он понял, что звук идет из его правого уха. Достигнув максимума, звук исчез. Ничего хорошего в этом не было: ухо стало глохнуть. Надо срочно что-то делать, распад теперь шел очень быстро.

Он вернулся к кровати, на которой Спал множество раз, и лег. Закрыл глаза. Сначала его усталое тело испытывало облегчение. Но Спать он не мог. Вместо этого перед его глазами стали появляться яркие геометрические формы. Затем они превратились в пылающие образы лица Мириам – Мириам, стоявшей над ним во время мучительного процесса трансформации.

Его глаза открылись сами собой. Другие лица чуть было не появились вместо лица Мириам.

Шум ревущей толпы растворился в тихом утреннем воздухе. Куда же в конце концов попадают мертвые? Никуда, как говорила Мириам, – или же за этой жизнью есть мир, мир возмездия?

– Вы не можете меня винить, – прорычал он. С удивлением услышал он ответивший ему голос

– Но я вас не виню! Вы тут ни при чем, это они забыли!

Алиса.

Джон повернул голову. Она стояла, нахмурившись, со скрипичным футляром в руке. Она пришла заниматься музыкой. Ее запах, до умопомрачения сильный, наполнил комнату.