Джон не стал возвращаться в дом при Мириам, он решил дождаться ее ухода. Так безопасней, а уж обмануть-то электростатический барьер он всегда сможет. Он попал в дом через заброшенный туннель, которым до этого воспользовался для побега. Он не просто так стремился в дом – у него было здесь дело. Он шел по комнатам в абсолютной тишине. Заметил в библиотеке разбросанные газеты – во всех содержались сенсационные материалы о его преступлениях. Он усмехнулся, вспомнив о ее осторожности. Это большой город. Полиции придется повозиться.

Он задержался на мгновение, закрыл глаза. Начиналась очередная галлюцинация. На этот раз пышущая здоровьем девушка лет четырнадцати вплыла в поле его зрения. Джон изо всех сил пытался не обращать на нее внимания; он был крайне недоволен этими недавно возникшими побочными эффектами его отчаянного голода. Она сделала шаг вперед; запах ее заполнил его ноздри, заставив их трепетать от возбуждения. Это просто сводило с ума! Он сердито помахал руками перед собой. Пусто. Голод опять заворочался внутри. Скоро снова придется идти на охоту.

Он стал подниматься по лестнице, задержался у двери в их спальню. Хоть он и шел на чердак, причин для спешки не было. Уж он-то сумеет отомстить ей, он ранит ее в самое сердце – времени еще достаточно, так приятно стоять и наслаждаться мыслями о том, что скоро здесь произойдет.

После разговора с Сэмом Рашем Том так воодушевился, что решил отпраздновать это дело. Сара хотела остаться со своей группой в лаборатории, но он сумел убедить ее, что на данном этапе проект может обойтись и без нее. Да и в любом случае – как работать, если ей не удалось привезти Мириам Блейлок обратно в Риверсайд? Без объекта наблюдения им не за чем было наблюдать.

– Ты уничтожил человека и празднуешь это, – заметила Сара, когда они сидели за столиком в «Лас-Пальмас», мексиканской закусочной на Восемьдесят шестой улице.

– Ничего такого я не праздную, Хатч по-прежнему занимает свою должность.

– Величайшее открытие в истории – а ты вырвал его у Хатча прямо из рук. Да-да, ты. Он подмигнул ей.

– Ладно. Я – людоед.

– Сукин ты сын, – она улыбнулась. – Одни амбиции. Ужасно хочется тебя наказать, Том. Бог свидетель, как тебе это необходимо. Но все дело в том, что мне сейчас чертовски хорошо – будто гора с плеч упала – и я просто не в состоянии рассуждать непредвзято. Знать, что мы выбрались из-под пяты Хатча, это... ну, в общем, дело стоит того, чтобы отпраздновать.

– Я людоедствую, только когда речь идет о защите твоей темы.

– Перестань ухмыляться. Ты становишься похож на заядлого шулера.

– Кажется, меня оскорбляют?

– А ты и рад. – Она подняла свой стакан с пивом. – За тебя, сукин сын.

– И за тебя, сучья лапа.

– Не смей называть меня всякими нехорошими словами! Я этого не заслуживаю.

Он понимал, что еще немного – и может разгореться настоящий спор, поэтому ничего больше не сказал. Подошел официант, и они сделали заказы. Том удивился, услышав, что Сара заказывает самый большой в меню обед: обычно ей хватало закусок. Иногда ему казалось, что ей ничего не нужно, кроме горстки птичьего корма на день.

– По крайней мере, ты хоть действительно проголодалась. Это хороший знак.

– Прогрессирующий невроз. Через несколько лет я буду жирной, как голубь.

– И тебе это безразлично? Ее глаза блеснули.

– Сегодня мне хотелось бы поесть. И ничего особенного в этом нет. – Она сделала паузу. – Просто какой-то волчий голод. Секунду назад я чуть не схватила салат прямо с подноса, – и она кивнула на официанта, лавировавшего между столиками.

Заказы принесли быстро. В течение пяти минут Сара молчала, целиком поглощенная едой.

– Хочешь еще? – спросил Том.

– Да!

Он сделал знак официанту и повторил заказ. Ее аппетит был просто великолепен, но если она будет продолжать в том же духе, то скоро превратится в сардельку.

– У тебя есть карандаш и бумага? – спросила она. – У меня появились кое-какие глубокие мысли.

– Я их запомню. Говори.

– Первое. Мы, несомненно, правы, предполагая, что Мириам эволюционировала от предка-примата. Она слишком близка к нам, чтобы это было не так. Второе. Вывод. Мы должны провести тщательное рентгеновское обследование скелета, чтобы определить, о какой ветви приматов идет речь. Третье. Она и ей подобные живут... как бы это выразиться... в симбиозе с нами – иначе зачем им нужно было бы скрываться? Они берут от нас что-то такое, что мы бы им иначе не отдали.

– Из чего это следует?

– А какой еще у них может быть мотив, чтобы скрываться? Этот вопрос нельзя упускать из виду. Они делают это специально. И, должно быть, это довольно трудно. Ведь совсем непросто так долго оставаться необнаруженными. – Она сделала паузу, как цапля проглотила пару кусков. – Интересно, что они от нас берут. Интересно, узнаем ли мы это когда-нибудь.

Том позавидовал ясности ее мышления. Все это дело она свела к двум важным вопросам.

Внезапно она перестала есть. Уронив вилку на блюдо, она взглянула на него; лицо ее было мертвенно-бледным.

– Давай выбираться отсюда.

Том послушно оплатил счет, и они вышли в толпу, заполнявшую Восемьдесят шестую улицу. Дым вился над лотками с жареными каштанами, из радиоприемников под мышками гуляк неслась музыка диско. Они прошли мимо китайского ресторана, мимо немецкого ресторана, мимо греческого ресторана. Толпа поредела только тогда, когда они свернули за угол, на Вторую авеню.

– Боюсь, мне придется расстаться с обедом.

– Ну и Бог с ним, – он не удивился: она съела столько острой пищи. – Ты сможешь это сделать...

Она подскочила к сточной канавке у тротуара. К счастью, их дом находился рядом, и Херб, швейцар второй смены, видел, как это произошло. Он рысцой подбежал к ним с салфеткой в руке.

– Доктор Робертс! – Его низкий голос был полон удивления. – Господи, вы, должно быть, подхватили желудочный грипп, мадам.

Том держал ее голову. Она вытерла полотенцем вспотевшее лицо. Машины проносились в трех футах от них. Прохожие сновали по тротуару. С ревом промчалась пожарная машина. Сара сильно закашлялась.