– В каком смысле?

– Первая, в которую ты по-настоящему влюбился. – Она коснулась его – столь бесстыдно и столь чудесно.

Он взглянул вниз, на ее руку, поражаясь тому, что этот простой жест может принести такое удовольствие. Он еле держался на ногах.

– Да! Я люблю тебя!

Он стоял, застыв, потрясенный, не в силах оторвать взгляд от ее дивного тела, дерзкого и страстного в своей наготе. Она подняла лицо, обвила руками его шею; губы ее раскрылись. Он поцеловал ее, он припал губами к ее рту – и ощутил кисловатое, до странности холодное дыхание.

– Вернемся в постель, – бросила она и повела его от камина, взяв за руку; затем вдруг остановилась и, удерживая его на расстоянии вытянутой руки, уставилась на него своим пристальным взглядом. – Дай-ка мне на тебя посмотреть. – Руки ее пробежали по его груди, легко коснулись мускулистого живота и без стеснения стали исследовать интимные части. – Ты когда-нибудь болел? – спросила она.

– Конечно нет! – Его поразила эта бесцеремонность. Что ей за дело до его болезней?

– Эта болезнь передается от тела к телу, – отрешенно сказала она. Она, конечно, говорила ерунду. – Но это неважно. Меня интересовало общее состояние твоего здоровья.

– Я в полном порядке, мадам. – Он мрачно прошел мимо нее и улегся на кровать. Она посмотрела на него сверху вниз, легко рассмеялась и закружилась по комнате; тело ее было преисполнено грации и красоты юности. Джон зачарованно следил за ней взглядом – в нем росло нетерпение.

Внезапно она прыгнула в кровать. Это была высокая кровать с пологом на четырех столбиках, и прыжок ее показался Джону совершенно сверхъестественным. Он попытался засмеяться, но что-то в ее поведении остановило его. Она показалась ему раздосадованной, когда забиралась под одеяло.

– Ты ничего не понимаешь в любви, – громко произнесла она. Затем вдруг оказалась с ним рядом. Сидя на корточках, – глаза, как у проказливого эльфа, – она спросила: – Не хотел бы поучиться?

– Я бы сказал... да. Хотя ты и не спешишь со своими уроками.

Она без предупреждения схватила его за щеки и неистово впилась в губы. Язык ее оказался у него во рту. Он был жестким и шершавым, как ерш, и Джон удивленно отстранился. Как может быть такое во рту человека? Это просто ужасно. Он в замешательстве бросил взгляд на дверь.

– Не бойся меня, – сказала она. Затем весело рассмеялась – и смех ее зазвенел в предрассветных сумерках.

Джон не был суеверным человеком, но в этот момент он вспомнил о лагерях цыган. А вдруг она цыганская ведьма, пришедшая сюда, чтобы заявить о своих правах на поместье Хэдли? Она, должно быть, заметила выражение его липа, потому что буквально бросилась на Джона. Ее руки скользили по его телу, плоть ее касалась его плоти, она подставляла ему лицо для поцелуев.

И он ее целовал. Он целовал ее так, как никогда никого раньше. Он покрывал поцелуями ее губы, ее щеки, шею. А потом она вдруг приподняла руками свою грудь и подставила ее под его жаркие поцелуи. Никогда прежде не испытывал Джон такого удовольствия, лаская женскую грудь. Сердце его разрывалось от счастья. Забыв про цыган, он целиком отдался небывалому наслаждению. Мягко и настойчиво она передвигала его голову вниз, пока он не стал целовать ее самое тайное, самое интимное место.

Его изумила мощь этого удовольствия. Она повернулась – проворно, ловко, – и не успел он это осознать, как она уже целовала его в то место.

За эти несколько минут она пробудила в нем чувства, о которых он и не подозревал доселе. Волны ликования заполняли его. Он чувствовал, как растет ее возбуждение. Ни одна женщина не вызывала в нем ощущения, что он так умел, так хорош. Затем настроение ее изменилось. Мягко, настойчиво она изгибалась под ним, пока они не оказались лицом к лицу. Ноги ее раздвинулись, глаза манили. Слабый звук, в котором слились воедино и радость, и страх, сорвался с ее губ, когда он скользнул в нее. Затем руки ее поднялись, схватили его ягодицы, и они начали.

Джон сражался как мужчина, но возбуждение его было столь велико, что уже спустя несколько мгновений он бился в экстазе, бился и выкрикивал ее прекрасное имя – выкрикивал, не заботясь, что его могут услышать слуги, выкрикивал во славу великой любви.

Он опустился на нее.

– Выходи за меня, шлюха, – выдохнул он.

Она медленно водила пальцами по его спине, впиваясь ногтями в кожу. Лицо ее оставалось бесстрастным. Ногти впивались больно, но он словно и не замечал этого. Он был слишком счастлив, слишком опьянен.

– Леди Мириам, ты должна стать моей женой.

– Я не настоящая леди.

Он рассмеялся.

– Ты должна ею быть!

В это мгновение он на ней и женился. Души их не расстанутся отныне вовек.

Он вспоминал те годы – годы безумной любви, ее чудо и ее ужас, дивное великолепие страсти. Так много было приобретено, так много потеряно.

И поместье пришло в запустение. Крестьяне сбежали. Костры пытан потухли. Угас и старый лорд. Джон потерял себя в ней, потерял – и найти уже не мог. Потерял себя в любви к ней.

Мириам была встревожена, Голова Джона безвольно покачивалась, рот приоткрылся. Он явно дремал. Для них это было просто немыслимо. Они или бодрствовали, или Спали, то есть находились в глубоком укрепляющем трансе, свойственном их природе.

Он беспокойно пошевелился. Ах, только одно могло быть не в порядке! Она тряхнула головой, отказываясь в это поверить. Не так скоро, конечно, нет!

Она включила четвертую скорость. Огни мелькали за окнами, машина неслась к Нью-Йорку.

– Ты едешь слишком быстро. – Он повысил голос, стараясь перекрыть шум ветра.

– Мы одни на дороге.

Стрелка спидометра дрожала около восьмидесяти. Мириам, откинув голову назад, рассмеялась – горько и зло. Он не мог так быстро сдать. Она так его любила – его молодость, его свежесть. Рука ее скользнула в его руку, ощутила ответное пожатие.

– Ты задремал, да?

Она почувствовала на себе его взгляд.

– У меня были видения.

– Это похоже на Сон?

– Что-то вроде грез наяву. Я наполовину бодрствовал. Я видел прошлое – то время, когда мы встретились.