— Сложенная бумага также достойна внимания, — сказал Бидвелл.

Мэтью развернул ее. Это был рисунок углем, изображавший приличных размеров здание. Автор потратил какое-то время на проработку деталей. Кирпичи, окна, колокольня.

— Похоже, — сказал Бидвелл, — этот вонючий мерзавец… собирался следующую школу построить из менее горючего материала.

— Да, вижу.

Мэтью посмотрел на рисунок — грустное, на самом деле, зрелище, — а потом сложил его и положил в ящичек.

Бидвелл убрал драгоценности в мешочек. Вынул из ящичка карандаши, дощечку, резинку и рисунок нового школьного здания.

— Я владелец источника, — сказал Бидвелл. — Вода и ил принадлежат мне. По праву владения — и ради того ада, через который я прошел, — я объявляю себя владельцем этих драгоценностей, добытых из ила. Согласны?

— Мне это безразлично, — ответил Мэтью. — Поступайте с ними так, как вам хочется.

— Я так и сделаю.

Бидвелл положил мешочек в ящик рядом с монетами, брошью, кольцом и распятием с цепочкой. Закрыл крышку. Потом пододвинул ящичек к Мэтью.

— Мне доставит удовольствие… если вы отнесете это тому лицу, которое перенесло гораздо худший ад, чем я.

Мэтью не мог вникнуть в то, что слышит.

— Простите?

— Вы не ослышались. Отдайте это… — он перебил сам себя, сломав с хрустом угольный карандаш у себя в руках, — …ей. Это самое меньшее, что я могу сделать. Я не могу вернуть ей ни мужа, ни те месяцы, что она провела в тюрьме. — В противоречие своим добрым намерениям Бидвелл не мог не глядеть на коробку тоскливым взглядом. — Давайте берите… — второй карандаш разломился с треском, — пока я в себя не пришел.

— Почему вы сами ей не отдадите? Это бы значило намного больше.

— Это бы значило намного меньше, — поправил его Бидвелл. — Она меня ненавидит. Я пытался с ней говорить, пытался объяснить свое положение… но она каждый раз отворачивается. Поэтому отнесите его вы. — Третий карандаш треснул и распался пополам. — Скажете, что нашли это.

Сообразив, что Бидвелл действительно ополоумел от собственного человеколюбия, раз позволяет такому богатству хрустеть у себя в руках, Мэтью взял ящичек и прижал его рукой к груди.

— Я отнесу его прямо ей. Вы знаете, где она сейчас?

— Я видел ее час назад, — сказал Бидвелл. — Она набирала воду.

Мэтью кивнул. У него возникла мысль, где ее надо искать.

— А нам пора снова заняться делом. — Бидвелл взял рисунок, сделанный Джонстоном — мечта злодея о своем собственном Оксфорде, — и начал методично рвать его на куски. — Привести себя в порядок и отправить это позорное… безумное… пятно на моем городе прямо в помойку. Я больше ничего не могу сделать для этой женщины, кроме того, что уже сделал. И вы не можете. Поэтому я вынужден спросить: долго ли еще вы будете осчастливливать нас своим присутствием?

— На самом деле я уже решил, что настало время и мне жить дальше. Я мог бы уехать утром, с первым светом.

— Я велю Грину доставить вас в Чарльз-Таун в фургоне. К шести вы будете готовы?

— Да, буду, — сказал Мэтью. — Но я бы предпочел, чтобы вы мне дали лошадь, седло и вьюк и немного еды, а до Чарльз-Тауна я доберусь сам. Я не калека и потому отказываюсь, чтобы меня перевозили как калеку.

— Дать вам лошадь? — сердито нахмурился Бидвелл. — Лошади — они денег стоят. И седла на деревьях не растут!

— Об этом вам только мечтать, сэр! — отпарировал Мэтью. — Потому что других растений ваши фермеры тоже не умеют выращивать!

— Спасибо, но наши фермеры — не ваша забота! Да будет вам известно, что я выписал сюда ботаника — лучшего, которого можно нанять за деньги, — чтобы он наладил нам тут сельское хозяйство! Так что эту свою теорию можешь заткнуть в ту проклятую дыру, откуда она вылезла, и…

— Простите, джентльмены! — спокойно перебил Уинстон, и ссорящиеся затихли. — Я буду рад заплатить за лошадь и седло для мистера Корбетта, хотя я думаю, что с вашей стороны неразумно ехать одному, Мэтью. Но я выражаю вам свои наилучшие пожелания и надежду, что вы добьетесь больших успехов в будущем.

— Напишите ему любовное письмо, пока есть настроение! — пыхнул паром Бидвелл.

— Спасибо, сэр, — сказал Мэтью. — Что до поездки в одиночку, то я уверен, что опасности мне не грозят. — Кончина Шоукомба и Одноглазого сделали дороги всех южных колоний безопаснее, чем было в гавани Манхэттена. — А, да, пока не забыл: мистер Бидвелл, есть еще одна веревочка, не до конца развязанная.

— Вы про доктора Шилдса? — Бидвелл стиснул в кулаке обрывки рисунка Джонстона. — Я еще не решил, что с ним делать. И нечего меня торопить!

— Нет, не про доктора Шилдса. Про пожар школы и про то, кто виноват в этом и в других пожарах.

— Что? — побледнел Уинстон.

— Это явно был не Джонстон, — объяснил Мэтью. — Даже столь занятый собой человек, как мистер Бидвелл, это может понять. И я уверен, что со временем мистер Бидвелл может над этим задуматься.

— А вы правы! — согласился Бидвелл, и глаза его прищурились. — Так какой же сукин сын хотел сжечь мой город?

— Сегодня рано утром я подумал насчет этих поджогов и прошелся до дома Ланкастера. Там все еще разгром, как вы знаете. Кто-нибудь там побывал?

— Да никто и на сотню ярдов не подойдет к этому проклятому дому убийства!

— Я тоже так подумал, хотя и оценил, что труп убрали. Как бы там ни было, но я решил обыскать это место более тщательно… и нашел среди обломков одно очень странное ведро. Очевидно, Джонстона оно не заинтересовало — обычнейшее с виду ведро. Он мог подумать, что там приманка для крыс или что-то в этом роде.

— Ладно, так что в нем было?

— Я точно не знаю, похоже на смолу. Оно пахнет серой. Я решил оставить его там, где нашел… потому что не знаю, оно горючее, или взрывчатое, или что может случиться, если его слишком сильно встряхнуть.

— Смола? Запах серы? — Встревоженный Бидвелл посмотрел на Уинстона: — Бог мой, мне это не нравится!

— Я думаю, стоит туда за ним сходить, — продолжал Мэтью. — Или чтобы мистер Уинстон пошел на него посмотреть, а потом… не знаю, закопать где-нибудь, что ли. Вы сможете сказать, что это, если посмотрите, мистер Уинстон?

— Возможно, — ответил Уинстон сдавленным голосом. — Но я могу прямо сейчас сказать, по вашему описанию… похоже, что это… может быть… греческий огонь, мистер Бидвелл?

— Греческий огонь? О Боже! — Вот теперь Бидвелл действительно грянул кулаком по столу. — Так вот кто жег дома! Только где он добывал эту дрянь?

— Это был очень способный человек, — сказал Мэтью. — Может быть, брал серу из своей приманки для крыс, или свечи, или еще что-то. Может, сам варил смолу и смешивал. У меня такое чувство, что Ланкастер пытался ускорить опустошение города, не поставив в известность своего сообщника. Кто знает зачем? — Мэтью пожал плечами. — Среди воров нет чести, а среди убийц того меньше.

— Будь я проклят! — Бидвелл посмотрел так, будто получил удар в объемистый живот. — Есть ли предел их вероломству даже друг с другом?

— Ведро, кажется, опасно, мистер Уинстон, — сказал Мэтью. — Я думаю, очень опасно. Если бы мне решать, я бы не осмелился принести его в особняк, а то вдруг взорвется. Можно, я думаю, принести только образец и показать мистеру Бидвеллу. А потом непременно его закопать и забыть, куда лопату положили.

— Превосходный совет. — Уинстон слегка наклонил голову. — Я ему последую сегодня же. И я очень благодарен вам, сэр, что вы эту веревку не оставили нераспутанной.

— Мистер Уинстон — человек очень полезный, — сказал Мэтью Бидвеллу. — Вы должны быть рады иметь его у себя на службе.

Бидвелл надул щеки и выпустил воздух:

— Ба! А то я не знаю!

Когда Мэтью повернулся, чтобы уйти с коробкой сокровищ, оказалось, что хозяин Фаунт-Рояла должен был задать еще один вопрос:

— Мэтью… гм… есть ли какой-нибудь способ… вообще возможно ли… чтобы… чтобы поднять клад?

Мэтью сделал вид, что размышляет.

— Поскольку река унесла его к центру земли, — сказал он, — я думаю, что это крайне маловероятно. Однако как надолго вы умеете задерживать дыхание?