— Например?

— Например, где вы были, когда убили вашего мужа? И почему его тело нашли не вы, а кто-то другой?

— Я помню, что в ту ночь Дэниел встал с постели, — сказала Рэйчел. — Или это было уже раннее утро? Не помню. Но он часто вставал затемно и при свече что-то писал в книге расходов. Так что ничего странного в этом не было. Я просто перевернулась на другой бок, натянула одеяло и заснула, как всегда делала.

— Вы не знали, что он вышел из дому?

— Нет.

— И это тоже было обычным? Что он выходит наружу в такой ранний час?

— Бывало, он ходил кормить живность, если уже недалеко до рассвета.

— Вы сказали, что ваш муж вел книгу расходов? Что он там учитывал?

— Дэниел учитывал каждый шиллинг. Записывал, сколько вложено в ферму, сколько потрачено на обыденные расходы вроде свечей, мыла и прочего в этом роде.

— Ему кто-нибудь в городе должен был деньги, или он кому-нибудь?

— Нет. Дэниел гордился тем, что сам себе хозяин.

— Похвально, хотя в наши времена весьма необычно. — Мэтью еще отхлебнул из миски. — Как было найдено тело вашего мужа?

— Его нашел Джесс Мейнард. Он лежал в поле, и горло… ну, вы знаете. — Она замолчала. — Мейнарды жили через поле напротив нас. Джесс вышел покормить кур на рассвете и увидел… как кружат вороны. Он подошел и тогда увидел Дэниела.

— Вы видели тело?

И снова секундное колебание. Потом она сказала тихо:

— Видела.

— Я понимаю, что он погиб от раны на горле, но были у него на теле другие раны? Бидвелл их описывал, как мне помнится, как следы когтей или зубов на лице и руках.

— Да, были.

— Простите мою неделикатность, — сказал Мэтью, — но как их описали бы вы? Как следы когтей или зубов?

— Я… я помню… какая страшная рана была у него на горле. И я видела вроде бы следы когтей на лице, но… в тот момент мне было не до того, чтобы их рассматривать. Мой муж лежал мертвый, глаза и рот открыты, будто… я помню, что закричала и упала рядом с ним на колени. После этого я мало что помню, только что Эллен Мейнард меня увела к себе в дом.

— А Мейнарды до сих пор там живут?

— Нет. Они уехали вскоре… — Она безнадежно вздохнула. — Вскоре после того, как пошли слухи.

— А кто начал распускать эти слухи? Вы знаете кого-нибудь?

— В любом случае я узнала бы это последней, — сухо ответила Рэйчел.

— Да, конечно, — согласился Мэтью. — Зная человеческую природу, я не сомневаюсь, что слухи стали расходиться, становясь все страшнее и страшнее. Но скажите мне вот что: обвинения против вас не выдвигались, пока ваш муж не был убит, — это так? Вас не подозревали в убийстве преподобного Гроува?

— Нет. Когда меня сюда привели, Бидвелл пришел говорить со мной. Он сказал, что у него есть свидетели, что я занимаюсь ведьмовством, и он знает, что я или мой «хозяин» — как он сказал — ответственны за смуту, поразившую Фаунт-Роял. Он спросил меня, почему я решила стать любовницей Сатаны и с какой целью хочу я уничтожить город. В этот момент он меня спросил, не я ли убила преподобного. Конечно, я тогда решила, что он сошел с ума. Он сказал, что я должна прекратить всякое общение с демонами и покаяться в том, что я ведьма, и тогда он устроит, что меня тут же изгонят из города. Альтернативой, как он сказал, является смерть.

Мэтью доел похлебку и отставил миску.

— Скажите мне, — попросил он, — почему вы не согласились на изгнание? Ваш муж погиб, а вас ждала казнь. Почему вы не уехали?

— Потому что, — ответила она, — я невиновна. Дэниел купил нашу ферму у Бидвелла, и мы оба работали на ней изо всех сил и добились успеха. Почему я должна была все бросить, признать за собой убийство двух человек и ведьмовство и чтобы меня выставили за ворота без ничего? Меня бы там ждала верная смерть. Здесь по крайней мере я думала, что приедет магистрат разобрать дело, и у меня будет шанс. — Она помолчала, потом добавила: — Я и представить не могла, что это займет столько времени. Магистрат должен был здесь оказаться больше месяца назад. Когда прибыли вы с Вудвордом, Бидвелл почти извел меня своими нападками и обвинениями. Я почти потеряла надежду. А у вас у обоих вид был настолько… ну, неофициальный, что я было подумала: Бидвелл привел двух подставных, чтобы выманить у меня признание.

— Понимаю, — сказал Мэтью. — Но разве не предпринимались усилия выяснить, кто совершил эти убийства?

— Что-то пытались делать, насколько я помню, но когда уехала Ленора Гроув, интерес к этому угас, поскольку не было ни подозреваемых, ни очевидного мотива. Но убийство преподобного — это было первое событие, после которого люди стали покидать Фаунт-Роял. Это была мрачная зима.

— Могу себе представить. — Мэтью прислушался к усиливающемуся стуку дождя по крыше. — И весна оказалась мрачной. Не думаю, что Фаунт-Роял сможет пережить еще такую же.

— Наверное, нет. Но ведь я уже об этом не узнаю?

Мэтью не ответил. Что он мог сказать? Голос Рэйчел прозвучал очень сдавленно, когда она заговорила снова:

— По вашему мнению, сколько мне еще осталось жить?

Она просила сказать ей правду. Мэтью ответил:

— Магистрат будет тщательно читать записи. Он будет обдумывать решение, опираясь на те дела о колдовстве, которые ему известны. — Мэтью сложил руки на коленях. — Может быть, он вынесет решение уже в среду. В четверг он может попросить вас признаться, и в этот же день он попросит меня написать, датировать и подписать приговор. Я думаю… приготовления будут сделаны в пятницу. Он не захочет выносить приговор в канун воскресенья или в само воскресенье. Следовательно…

— Следовательно, меня сожгут в понедельник, — договорила за него Рэйчел.

— Да, — сказал Мэтью.

И наступило долгое молчание. Как ни желал Мэтью облегчить ее скорбь, он понимал, что тут не найти никаких слов утешения, которые не прозвучали бы совершенно по-дурацки.

— Ну что ж, — произнесла она, и в голосе ее слышалась смесь мужества и страдания.

Больше говорить было не о чем.

Мэтью лег на привычное место в соломе и свернулся в клубок, чтобы было теплее. Дождь сильнее забарабанил по крыше. Прислушиваясь к нему, Мэтью подумал, насколько проще была жизнь, когда он был ребенком и бояться надо было только кучи свиного навоза. Сейчас жизнь стала так сложна, так наполнена причудливыми извивами и поворотами, словно дорога через дикий лес, который ни одному человеку до конца не укротить и даже не понять.

Его глубоко заботило ухудшающееся здоровье магистрата. С одной стороны, чем быстрее они уедут из Фаунт-Рояла и вернутся в большой город, тем лучше. С другой стороны, не меньше заботила Мэтью и жизнь женщины в соседней камере.

И не только потому, что она была красива с виду. Пейн, конечно, прав. Рэйчел действительно, как он это грубо выразил, «лакомый кусочек». Мэтью теперь понимал, как могло к ней тянуть Пейна, да и любого мужчину. Острый ум и внутренний огонь Рэйчел влекли Мэтью, потому что никогда еще он не встречал подобной ей натуры. Или по крайней мере никогда не встречал женщины, которая проявляла бы этот острый ум и внутренний огонь публично. Очень сильно тревожила мысль, что именно красота Рэйчел и ее независимая натура были, возможно, теми причинами, по которым общественное мнение заклеймило ее как ведьму. Судя по его, Мэтью, жизненному опыту, то, чего человек не может завоевать или захватить как объект желания, становится для него объектом ненависти.

Но оставался главный вопрос, на который он сам себе должен был в уме ответить: ведьма она или нет? До показаний Вайолет Адамс он бы сказал, что свидетельства так называемых очевидцев — порождения фантазии, пусть даже оба свидетеля поклялись на Библии. Но показания ребенка были цельными и убедительными. Пугающе убедительными, честно говоря. Ребенок не ложился спать и не просыпался, принимая сон за явь. Все это произошло в момент бодрствования, и описание подробностей казалось удовлетворительным, если учесть потрясение. Свидетельство девочки — особенно насчет черного плаща, шести золотых пуговиц и беловолосого карлика, или «дьяволенка», как она его называла, — усиливали правдоподобность показаний Бакнера и Гаррика. С этим что прикажете делать?