- Что я должен делать?

Монтальбано не мог не почувствовать восхищения: Панцакки был безжалостным и бессовестным игроком, но умел проигрывать.

- Ты должен их опередить. Обезвредить имеющееся у них оружие.

Как ни старался, не удержался от колкости, о которой тут же и пожалел:

- На этот раз это не ботинок. Поговори сегодня же ночью с начальником полиции. Вместе найдете решение. Однако запомни: если завтра до полудня вы ничего не предпримете, я буду действовать по-своему усмотрению.

Поднялся, открыл дверь, вышел.

«Буду действовать по своему усмотрению» - красивые слова, угрожающие и многозначительные. Но что они значат конкретно? Если начальник оперотдела сможет перетянуть на свою сторону начальника полиции, а тот в свою очередь - судью Томмазео, он, Монтальбано, останется с носом. Но неужели все в Монтелузе вдруг стали нечестными? Одно дело - антипатия, которую может внушать человек, а другое - его суть, его целостность.

Он вернулся в Маринеллу полный сомнений. Правильно ли он вел себя с Панцакки? Не подумает ли начальник полиции, что им движет только желание взять реванш? Набрал номер Ливии. По-прежнему никто не отвечал. Лег в постель, но заснул только через два часа.

В комиссариат он приехал нервный и раздраженный, так что сотрудники на всякий случай держались подальше. «Кровать - большое подспорье, и не выспишься, так хоть отдохнешь», - гласит народная мудрость. Но это неправильная пословица: мало того что спал он кое-как, урывками, но и встал весь разбитый, как после марафонской пробежки.

Только Фацио, который был с ним в более дружеских, чем остальные, отношениях, посмел задать вопрос:

- Есть новости?

- Я смогу ответить тебе после полудня.

Заявился Галлуццо.

- Комиссар, вчера вечером где я вас только не искал: и по морям и по весям.

- А в небесах не посмотрел?

Галлуццо понял, что начинать с прибауток сегодня не стоит.

- Комиссар, после восьмичасового выпуска новостей позвонил тут один. Говорит, в среду около восьми, самое большее в четверть девятого, синьора Ликальци залила полный бак на его бензоколонке. Оставил имя и адрес.

- Хорошо, после заскочим.

Его мучило беспокойство, он не мог сосредоточиться на каком-нибудь документе, постоянно смотрел на часы. А что, если и после полудня из управления полиции вестей не будет?

В одиннадцать тридцать зазвонил телефон.

- Доктор, - сказал Грассо, - звонит журналист Дзито.

- Давай.

В первый момент он и не понял, что происходит.

- Тататам, тататам, тататам, тамтам, - слышалось на другом конце провода.

- Николо?

- Братья итальянцы, Италия пробудилась…

Дзито во всю глотку орал государственный гимн.

- Да ладно тебе, Николо, нет у меня настроения для шуток.

- А кто шутит? Сейчас я зачитаю тебе сообщение, которое пришло несколько минут назад. Устрой поудобнее свой зад в кресле. Чтоб ты знал, это сообщение было отправлено нам, в «Телевигату», и еще пяти корреспондентам газет. Читаю. «УПРАВЛЕНИЕ ПОЛИЦИИ МОНТЕЛУЗЫ. ДОКТОР ЭРНЕСТО ПАНЦАККИ ПО ЛИЧНЫМ ПРИЧИНАМ ПОПРОСИЛ ОСВОБОДИТЬ ЕГО ОТ ЗАНИМАЕМОЙ ДОЛЖНОСТИ НАЧАЛЬНИКА ОПЕРАТИВНОГО ОТДЕЛА ВПЛОТЬ ДО ДАЛЬНЕЙШИХ РАСПОРЯЖЕНИЙ. ЕГО ПРОСЬБА БЫЛА УДОВЛЕТВОРЕНА. ДОКТОР АНСЕЛЬМО ИРРЕРА ВРЕМЕННО НАЗНАЧЕН ИСПОЛНЯЮЩИМ ОБЯЗАННОСТИ ВМЕСТО ДОКТОРА ПАНЦАККИ.

ВВИДУ ТОГО ЧТО В ХОДЕ РАССЛЕДОВАНИЯ УБИЙСТВА ЛИКАЛЬЦИ ВЫЯСНИЛИСЬ НОВЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА, ДЕЛО ПЕРЕДАЕТСЯ НА ДОСЛЕДОВАНИЕ ДОКТОРУ САЛЬВО МОНТАЛЬБАНО ИЗ КОМИССАРИАТА ВИГАТЫ. ПОДПИСЬ: БОНЕТТИ-АЛЬДЕ-РИГИ, НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦЕЙСКОГО УПРАВЛЕНИЯ МОНТЕЛУЗЫ». Мы выиграли, Сальво!

Он поблагодарил друга и повесил трубку. Никакого удовлетворения он не испытывал. Да, конечно, напряжение спало, ответ, который он хотел получить, получен. Но ему было не по себе, на душе кошки скребли. Совершенно искренне проклял Панцакки, в общем, не за то, что тот сделал, а за то, что принудил его, Монтальбано, к поступкам, которые теперь легли тяжким грузом на его совесть.

Дверь распахнулась, в кабинет ввалились все его товарищи.

- Доктор, - сказал Галлуццо, - только что позвонил мой шурин с «Телевигаты». Пришло сообщение…

- Да знаю я уже, знаю.

- Сейчас пойдем купим бутылку шампанского и…

Ледяной взгляд Монтальбано заставил Джалломбардо замолчать. Выходили все медленно, тихо переговариваясь. Ну что за хреновый характер у комиссара!

Судья Томмазео не осмеливался смотреть на Монтальбано. Низко склонившись над столом, он делал вид, будто роется в важных бумагах. Комиссар подумал, что судья, наверное, мечтал о том, чтобы все его лицо вдруг заросло бородой, как у снежного человека, только вот телосложение у него неподходящее.

- Вы должны понять, комиссар. Что касается снятия обвинения в хранении боевого оружия, тут вопросов нет, я уже уведомил адвоката инженера Ди Блази. Но я не могу так же легко снять с него обвинение в сообщничестве. Пока не будет доказано обратное, Маурицио Ди Блази признался в убийстве Микелы Ликальци. Мой долг не позволяет мне ни в коей мере…

- До свидания. - Монтальбано встал и направился к двери.

Судья Томмазео выбежал за ним в коридор.

- Комиссар, подождите! Я хотел бы объяснить…

- Нечего тут объяснять, господин судья. Вы уже говорили с начальником полиции?

- Да, и очень подробно. Мы встречались сегодня в восемь утра.

- Тогда, конечно, ему известны некоторые детали, которыми вы пренебрегаете. Например, то, что расследование убийства Ликальци велось через пень-колоду, что невиновность молодого Ди Блази почти не вызывала сомнений, что его застрелили по ошибке, как собаку, а Панцакки все это скрыл. Только у вас нет выхода: вы не можете снять с инженера обвинение в хранении оружия и в то же время не выдвинуть обвинения против Панцакки, который это оружие ему подбросил.

- Я в данный момент взвешиваю положение Панцакки.

- Очень хорошо, взвешивайте. Но выберите самые точные весы из тех, что имеются в вашем кабинете.

Томмазео собрался было возразить, но передумал и промолчал.

- Вот интересно, - заметил Монтальбано. - Почему тело синьоры Ликальци до сих пор не отдано мужу?

Смущение судьи усилилось. Он сжал в кулак левую руку, засунув в него палец правой руки.

- А это, видите ли, идея доктора Паскуано. Он обратил мое внимание на то, что общественное мнение… Ну в общем, сначала обнаружение трупа, потом смерть Ди Блази, потом похороны синьоры Ликальци и молодого Маурицио… Понимаете?

- Нет.

- Было лучше выждать… Не держать людей под напряжением, не давать им скапливаться…

Он все еще говорил, а комиссар уже дошел до конца коридора.

Когда он вышел из Дворца правосудия Монтелузы, было уже два часа. Вместо того чтобы возвратиться в Вигату, он поехал по шоссе Энна-Палермо. Галлуццо объяснил ему, где находятся бензоколонка и бар-ресторан, два места, в которых видели Микелу Ликальци. Заправка в трех километрах от Монтелузы оказалась закрыта. Комиссар выругался, проехал еще два километра, увидел на левой стороне вывеску: «БАР-РЕСТОРАН ВОДИТЕЛЯ». Движение было очень оживленным, комиссар терпеливо ждал, пока кто-нибудь его пропустит, однако святых не оказалось, он поехал наперерез и под ужасный скрежет тормозов, звуки клаксонов, ругательства, оскорбления припарковался на стоянке возле бара.

Зал был битком набит. Он подошел к кассиру.

- Могу я поговорить с синьором Джерландо Агро?

- Это я. А вы кто такой?

- Комиссар Монтальбано. Вы звонили на «Телевигату», сказали…

- Черт возьми! Нужно же вам было явиться прямо сейчас! Не видите, сколько у меня работы?

У Монтальбано родилась идея, которая на первый взгляд показалась ему гениальной.

- Как у вас тут кухня, ничего?

- Вон те, что здесь сидят, все шоферюги. Вы когда-нибудь видели, чтоб шофер промахивался?