… В эти осенние дни, а быть может, в те же самые часы на рейде далекой Камчатской гавани Святых апостолов Петра и Павла, в своей каюте, командир отряда кораблей Жан-Франсуа Лаперуз пишет два донесения. Одно — во Францию, своему начальнику, маркизу, маршалу Франции, морскому министру де Кастри, второе — послу Франции при русском дворе графу де Сегюру. Несколько недель назад его фрегаты «Буссоль» и «Астролябия» вошли в Авачинскую губу. Ровно два года минуло с тех пор, как фрегаты покинули Брест и отправились в кругосветное плавание во имя славы Франции. Его задача — проверить достоверность третьего путешествия Кука, побывать в неизведанных акваториях, прояснить научные сведения, добытые новые данные для коммерции.

«Господин граф! — писал Лаперуз в Петербург послу де Сегюру, — г-н Лессепс, которого я имел честь направить к Вам, сообщит Вам об обстоятельствах нашего пребывания на Камчатке после очень трудного и продолжительного плавания, во время которого мы еще могли кое-что подобрать, несмотря на обильную жатву, совершенную капитаном Куком… Приняли нас на Камчатке с расположением, учтивостью и благородством. По счастливой случайности, я встретился в Петропавловске с г-ном Козловым, охотским губернатором. У себя на родине среди своих лучших друзей я не смог бы найти более любезного приема. Между тем у него не было никакого приказа на мой счет, но он знал, что мореплаватели являются гражданами вселенной, и было бы невозможно быть принятыми русскими с большей учтивостью. Всякого рода помощь, которую только позволено было получить в этой бесплодной стране, нам была предоставлена, и за нее не захотели принять никакой платы. Какое зрелище, г-н граф, видеть тот дух благородства и величия…»

Донесение повез в Петербург сухим путем через Сибирь молодой участник экспедиции Бартоломей Лессепс. Почти год будет он добираться до Петербурга, еще через год привезет дневник Лаперуза в Париж. Ни Лессепс, ни Лаперуз еще не знают, что они уже никогда не встретятся на этом свете. Лишь спустя четыре десятилетия Лессепс наконец увидит и опознает то, что принадлежит его друзьям. А до этого океан будет надежно хранить в своих глубинах тайну исчезновения экспедиции Жана Лаперуза…

4 октября 1787 года капитан 1 ранга Муловский запросил у командира Кронштадтского порта вице-адмирала Пущина «добро» вытянуть корабли под буксирами на внешний рейд, после чего следовать согласно воле «Ея величества» в кругосветный вояж.

Императрица повелела полгода назад, немало с той Поры утекло воды, вице-адмирал обратился, как положено, в Адмиралтейств-коллегию…

Спустя неделю вице-президент Адмиралтейств-коллегий Иван Григорьевич Чернышев докладывал императрице о делах по Морскому ведомству. Месяц с небольшим Екатерина подписала Манифест с объявлением войны Турции. Поэтому теперь ее интересовали дела на Черном море.

— Князь Потемкин уведомил меня, — начала она разговор с Чернышевым, — что корабликов на море Черном не столь множество. Ныне там две акватории оборонять надобно, одну в Лимане, у Херсона, другую в Севастополе, на море.

Чернышев развел руками.

— Какие есть кораблики, все в строю, ваше величество, в Николаеве на стапелях заложены и строятся…

Екатерина вдруг вспомнила давние времена.

— Размысли-ка, Иван Григорьевич, быть может, с Балтики в море Средиземное отрядить корабли. Почать оттуда турка подпаливать…

Императрица устало откинулась на спинку кресла, шестой десяток к концу подходит.

— Ну, еще что у тебя?

— В Кронштадте, слава Богу, изготовлена эскадра Муловского к вояжу на Великий океан. Позволительно оную отправлять?

Вопрос графа Чернышева, видимо, требовал незамедлительного ответа, но заставил задуматься.

Екатерина незаметно потянулась, легко для своих лет поднялась и подошла к окну. Порывы ветра то и дело с шумом бросали в стекла каскады зарядившего ливня.

— Ежели мы, граф, из Кронштадта эскадру отрядим, так и здесь уменьшится оборона. Резон ли нам корабли добрые, хотя и с благими целями, отсылать? К тому же ты сам сказываешь, на флоте офицеров до штата нехватка большая?

Чернышев утвердительно склонил голову.

— Некомплект не одна сотня, ваше величество.

— Ну, вот видишь, — облегченно вздохнула Екатерина, — посему вояж сей отложим до лучшего времени.

— Но вашим величеством он назначен по указу.

— Так мы его и отменим, — закончила затянувшуюся аудиенцию императрица, — готовь указ…

С тревогой в сердце поднимался к командиру порта Муловский, три недели ждет разрешения на поход, такого раньше не случалось. Предчувствие его не обмануло, и огорчительная физиономия вице-адмирала Пущина лишь усилила подозрение. Пока он представлялся, адмирал взял тисненую папку, откашлялся, привстал:

— Приготовленную в дальнее путешествие под командой флота капитана Муловского экспедицию по настоящим обстоятельствам повелеваем отменить, — чеканил бесстрастно Пущин, — а коих офицеров, матросов и прочих людей для сей экспедиции назначенных, тако суда и разные припасы обратить в число той части флота нашего, которая по указу нашему в Средиземное море отправлена быть долженствует. — Пущин одернул мундир. — Сие подписала собственноручно императрица, а тебе, Григорья Иванович, сего числа я объявил.

Командир порта сделал пометку на указе, захлопнул папку.

— Вот так-то, велено безотлагательно готовить эскадру для Грейга, а тебе принимать корабль «Мстислав» о шестидесяти шести пушках, а товарищам твоим, Тревенену Якову командовать кораблем «Родислав», Гревенсу принимать фрегат…

Война обычно приводит к напряженному ритму жизни всего государства. Турция начала войну, рассчитывая на превосходство сил на Черном море. Оно так и было, турки заранее готовились, имели двойной перевес в кораблях, построенных на французских верфях.

Россия вступила в войну неподготовленной, Екатерина излишне увлекалась внешним лоском в армии и на флоте, не заглядывая в суть. Благо ее всегда вовремя выручали самородки — Румянцев, Потемкин, Суворов, Ушаков…

На море она еще тешилась Чесменской викторией [2], уповала на Грейга, а победу-то там одержал решительный Спиридов, адмирал петровской закалки.

Черноморский флот только-только оперялся, не был обустроен. К тому же русской эскадрой заправляли никудышные флагманы, наподобие Войновича…

И до начала войны корабли флота наполовину оставались без офицеров. Сложный механизм корабельной службы не может существовать, а тем более идти в бой без грамотного и опытного офицера…

На сухопутье — другое, там бойкий и смекалистый солдат поведет в атаку роту, и не без удачи. Корабль же требует прежде всего знаний и опыта, там успех зависит от преодоления двух главных неприятелей — стихии моря и мощи врага. Одной сметкой и лихостью здесь не обойдешься.

Со времен Петра Великого офицеров готовили в Морском корпусе. По-разному относились к этому заведению обладатели короны российской. Несколько лет назад пожар уничтожил здание корпуса в Петербурге, и Екатерина повелела перевести морских кадетов в Кронштадт, поближе к морю… Но кадеты остались без должного присмотра, многие учителя не поехали в глухомань, на остров, где и жилья-то не было порядочного. Разместили кадетов в бывшем Итальянском дворце Меншикова. По указу Петра Великого в Морской корпус принимали в первую очередь сыновей дворян из Новгородской, Псковской, Ярославской, Костромской губерний. Желающих поступить всегда было в избытке. Потому приходилось иногда месяцами ждать, когда кадетов переведут в старший класс и освободят место для новичков. Благодаря стараниям давнего директора корпуса адмирала Голенищева-Кутузова состав Морского корпуса увеличился более чем на 200 человек. В тот год приняли двух сыновей священника Лисянского, оставшихся без матери. Два года спустя определили в корпус сына состоятельного барона Крузенштерна…

В нынешнем 1788 году, на Рождество, третий, самый младший класс, пополнился новичком, двенадцатилетним сиротой из захудалых рязанских помещиков Василием Головниным…