— Императорскому военному судну только государь волен приказывать, такое исключено…
Впервые Баранов получил категорический отказ от командира судна, пришедшего из Кронштадта. До этого и Лисянский, и Гагемейстер были более покладистыми. Запамятовал правитель, что те суда были компанейские, а экипажи состояли на службе той же Российско-Американской компании…
Через несколько дней жесткому и своевольному Баранову пришлось испытать твердость характера командира «Дианы».
В утренних сумерках к борту шлюпа подошла лодка, на палубу поднялись два компанейских служащих. Переминаясь с ноги на ногу, заговорили:
— Матросы мы, первой статьи Васильев Василий да Попов Данило из Охотска, нам бы до командира.
Выслушав матросов, мичман Рудаков доложил Головнину и провел их в каюту.
— Матросы мы, служивые, анператорского флоту, из Охотска, ваше благородие, — в один голос заговорили они и, перебивая друг друга, рассказали непростую историю, в которую влипли.
— Запрошлым годом начальник наш, их благородие второго ранга капитан Бухарин, повелел нам сопровождать шхуну на Ситху. В обрат нас должно здешнему правителю было отослать с оказией, но оный не помышляет об этом. В промышленные люди нас определил.
Головнин слышал еще в Петропавловске о начальнике Охотского порта, что он за мотовство и пьянство снят с должности и вместо него назначен капитан-лейтенант Миницкий. «Как же так, — подумал Головнин, слушая матросов, — люди на воинской службе у государя, а их пользует компания для частного дела, наживает капитал».
Матросы, почувствовав расположение офицера, выкладывали все начистоту.
— Тогда на судне-то не хватало матросов, нас и послали. А ныне мы в угнетении здесь у правителя Баранова. Мыкают нами, как подневольными. Уж вы, ваше благородие, пособите нам, вызволите нас от службы в компании. Никак не желаем мы здесь служить, в Охотск нам, к своим потребно.
Головнин, не откладывая, накормил матросов и направился к Баранову. По дороге матросы рассказали, что их здесь пять человек.
Разговор с Барановым произошел резкий. Сначала, изложив суть дела, Головнин миролюбиво попросил:
— Я так понимаю, что у компании нет средств отправить сих служителей обратно в Охотск. Так вы их мне передайте, я их доставлю в целости.
Слушая командира «Дианы», Баранов хмурился. Не привык он поступаться своими решениями, каждый человек у него на счету. А эти матросы исправно третий сезон промышляют.
— Сии люди присланы мне для помощи из Охотска. Они на довольствии компании находятся. Надобно сперва проверить, нет ли за ними долга, а затем и по делу говорить.
Головнин сразу вскипел:
— Как же так, господин советник, сии матросы — казенные служители, на государевой службе, а не подневольные ваши люди.
Но правитель, насупившись, ответил резко:
— Мне, милостивый государь, в этих местах никто не указ. Покамест все не проясню, вам ответа не дам…
Расстались собеседники довольно прохладно, но, выйдя из конторы, Головнин сказал матросам:
— Не тужите, братцы, в обиду вас не дам.
На следующий день в конторе правителя появился Мур и передал правителю Баранову официальное письмо.
— Господин Головнин подтверждает свое намерение забрать отсюда казенных матросов. Ежели у вас есть возражения, он просит сообщить об этом письменно.
За минувший день Баранов все взвесил и, хмурясь, ответил:
— Передайте его благородию, что трех матросов я отправлю сей же день. Двое останутся в Ситхе. Они служат в компании по контракту и за ними должок немалый.
Вечером трое матросов с пожитками появились на «Диане». Как оказалось, двое других, с благословения Бухарина, заключили в Охотске контракт с компанией без указания срока окончания договора. Головнин сам читал контракты, подписанные матросами и скрепленные казенной печатью.
— Выходит, эти служители с потворства Бухарина сами себя в кабалу продали, — возмущался он, но этих двух пришлось только утешить: — Не горюйте, братцы, я в Охотск отпишу командиру порта про вас, он разберется по справедливости.
Отношения с правителем постепенно наладились. Этому способствовало приближение дня тезоименитства императрицы. Головнин хотел отпраздновать его на военном императорском судне. Правителю хотелось еще раз блеснуть перед гостями моряками и «по долгом сопротивлении принуждены были уступить г-ну Баранову, как главному правителю сей страны, в которой представлял он лицо Американской компании. Следовательно, будучи хозяином здесь, имел большее право, нежели мы, угощать по сему случаю как нас, так и других гостей своих, американцев. А мы после молитвы украсили шлюп флагами и палили приличный салют».
Наступили последние дни перед уходом. «Диана» загружала меха, разные товары для доставки на Камчатку, но за плату. Из этих сумм Головнин по праву распорядился «употребить на удовольствование нижних чинов заслуженным жалованием».
Накануне ухода «Дианы» на Ситху вернулся с промысла бриг «Юнона» с помощником правителя Иваном Кусковым. Он вместе с Барановым приехал на шлюп с просьбой.
— В стычке с индейцами наш промышленный умелец сильно ранен в руку. Не можете ли вы взяться вылечить его?
Головнин без колебаний принял на борт раненого. За время плавания Бранд полностью залечил рану.
Правитель не остался в долгу. Когда Головнин приехал прощаться, протянул ему сшитую из серых листов суровыми нитками тетрадку.
— Вижу ваше неравнодушие к разным происшествиям и судьбам людей, господин Головнин. Сие записки моего приказчика Тараканова Тимофея. Запрошлым годом разбился он на бриге «Святой Николай», в плену состоял у колошей, натерпелся многое. Возьмите, быть может, вам к делу пригодится…
В полдень 4 августа «Диана» подняла якорь. Переменный порывистый ветер расправил сморщенные паруса, шлюп, лавируя, медленно двинулся к выходу из залива.
Справа, одетая шапкой серых облаков, мрачновато насупилась вершина Эчкомба.
На верхней палубе, вдоль правого борта, кроме вахтенных растянулись цепочкой свободные от службы матросы. На баке закрепили якорь, разогнувшись, замахали шляпами служители.
— Прощай, Америка!
Командир растянул рот в лукавой улыбке.
— Кому прощай, а кому, быть может, и до свидания…
Второе зимование в Петропавловске экипаж «Дианы» находился под присмотром командира. На этот раз он далеко не отлучался, в хорошую погоду выезжал в окрестности, а большую часть времени приводил в порядок свои записки о Камчатке и Русской Америке.
Но прежде, первым делом, пока экипаж готовил шлюп к зимовке, обустраивался на берегу, следовало донести о прошедшей кампании Морскому министру.
В далеком Петербурге забот хватало. Третий год на Балтике шли стычки с англичанами и шведами, частенько не в нашу пользу. Англичане особо не наседали, но кусались больно.
Нынче над всеми флотами и портами главенствовал новый Морской министр, маркиз де Траверсе.
Узнав о смене флотского начальства, Головнин шутливо заметил Рикорду:
— Чудно получается, российским флотом начальствует маркиз. Не хватает, чтобы завтра какой-нибудь лорд или виконт Адмиралтейством у нас заправлял…
— Ты-то о нем что знаешь? — полюбопытствовал Рикорд.
— Ровным счетом, как и ты, почти ничего. Где-то на Черном море обитал перед нашим отплытием из Кронштадта…
Откуда было знать мореходам на Камчатке подноготную нового министра. Но совсем неплохо были осведомлены о нем в петербургских салонах. Французского эмигранта и авантюриста, безвестного капитана Жана Франсуа де Траверсе в свое время благосклонно приняла на службу императрица Екатерина II, которая питала особую слабость к беглецам из мятежной Франции. Карьера его была скорой и блестящей, не в пример русским офицерам. Сразу получил чин контр-адмирала. В 1802 году Александр I назначил Траверсе Главным командиром Черноморского флота и военным губернатором Севастополя и Николаева.
Все, что можно было уничтожить из созданного адмиралом Федором Ушаковым и его сподвижниками для укрепления флота, было добросовестно разрушено Траверсе. За эти «заслуги» император назначил маркиза министром военных морских сил.