Джеймс, вынув руки из карманов, сделал шаг ей навстречу:

— Теперь все позади, она проспит до утра.

— Ты выглядишь таким утомленным и расстроенным, может быть, чем-нибудь помочь?

Он не выпускал ее рук. Она с изумлением и благодарностью предложила:

— Пойдем вниз, я хочу подышать.

Он помолчал, а потом еле слышно буркнул:

— Я рад, что вижу тебя. Одно твое присутствие вселяет в нас какую-то бодрость.

Он не спускал с нее глаз, как будто увидел впервые. Обнявшись, они удалились. Касс тут же подскочила к Артемасу:

— Ну теперь она уже не глупая маленькая девочка. Держу пари, ей не придется за ним таскаться.

Артемас мрачно посмотрел на сестру:

— Пусть он послужит хорошим примером.

— Для меня? Брось, ты никогда не увидишь, чтобы я по кому-нибудь страдала.

Ее напор тут же ослаб. В глазах мелькнула тень усталости и беспокойства.

— Я поговорю с Элизабет, дам ей урок выживания.

Артемас обнял ее за плечи, заметив на глазах слезы:

— Как она могла? Почему ничего не сказала о своих проблемах?

— Ничего, мы поможем ей.

Тамберлайн с Ламье тоже были здесь, став уже неотъемлемой частью семейства Коулбруков.

— Мне сейчас надо сосредоточиться на проблемах Элизабет, — подошел к ним Артемас. — В Англию вместо меня поедет Джеймс и кто-нибудь из вас.

Вызвался Ламье.

— Тогда ты зауправляешь в офисе. Сделай по плану все возможное.

Тамберлайн понимающе кивнул.

Тишина пробирала до костей. Дом, казалось, вымер, и малейший шорох заставлял Лили всматриваться и прислушиваться. Она не могла не думать о родителях после того, когда увидела их безжизненные тела, сначала в морге, а потом на похоронах. Она не могла не думать о том, что они лежат на церковном городском кладбище.

Ее желание вернуть их назад было так велико, что она принималась делать странные вещи. Тетя Мод и сестры успокаивали, мол, так и должно быть при эмоциональных потрясениях, в конце концов все встанет на свои места. Слушая их, ей ничего не оставалось, как всю ночь клеить новые обои в гостиной тети Мод или коротать время в одиночестве, прогуливаясь по городу.

Но теперь она пришла к разумному решению.

Письма от Артемаса перестали приходить с января. Она написала ему сразу после похорон, он не ответил. Не прислал даже открытки, а она так ждала!

Она тешила себя мыслью, что это просто случайность. Может, ее письма терялись или он уехал из города или даже из страны.

За прошедшие несколько дней она пробовала поговорить с ним по телефону, и каждый раз секретарь спрашивала ее имя, номер и обещала все передать.

Но Артемас молчал.

Трясущейся рукой она снова позвонила в Нью-Йорк. Женщина автоматически ответила:

— «Коулбрук интернэшнл». Добрый день.

Интересно, значит «Коулбрук чайна» переименована? Сердце ее бешено колотилось, но она овладела собой:

— Будьте добры, соедините меня с мистером Коулбру-ком. Я уже звонила вам на днях, но мне никто не ответил.

— Одну минуточку, пожалуйста.

Раздался низкий мужской голос:

— Офис мистера Коулбрука.

— Пожалуйста, мне необходимо поговорить с Артемасом.

— В настоящий момент он занят, — вежливо ответил мужчина. — Может быть, что-нибудь передать?

— Нет, это бесполезно. Впрочем, постойте. Передайте, что звонила Лили по важному делу, он все поймет.

— Извините, но сообщение слишком расплывчатое. Это что, личное?

— Да.

«Позвонить и рассказать ему, что родители погибли и мне нужен заем, чтобы оплатить счета, это довольно личное дело».

— Меня зовут Эдвард Тамберлайн. Я ассистент мистера Коулбрука, можете мне доверять.

— Попросите его просто перезвонить мне.

— Я передам вашу просьбу. К сожалению, это все, что я могу обещать.

Невероятно. Ей даже в голову не могло прийти, что он, вполне возможно, и не перезвонит ей.

— А сейчас он в городе? Нельзя ли сообщить ему прямо сейчас, что Лили Маккензи на телефоне?

— Я не уполномочен сообщать распорядок дня мистера Коулбрука. Мне ваше имя не знакомо, мисс Маккензи, в офис по личным делам разрешено звонить только близким.

— Я его друг. Старый, старый, из штата Джорджия.

— У персонала есть список друзей мистера Коулбрука, извините, но вас там нет. Я уточню у него, обязательно передам, что вы звонили.

Лили сжала трубку так, что костяшки пальцев побелели. «Коулбрук интернэшнл»… Как-то слишком напыщенно и непонятно, или в этом виноват Эдвард Тамберлайн. Она вдруг почувствовала себя глупой, униженной, наивной.

— Если уж мистер Коулбрук не в состоянии поговорить без посредников, значит, он очень плох, — выпалила она со злости. — Благодарю, я попытаюсь найти другой способ поговорить с ним.

Она повесила трубку; сердце разрывалось от отчаяния и разочарования. Дружеская поддержка и забота Артемаса, подобно этой ферме, было единственным, что удерживало ее от надвигающейся пустоты.

— Элизабет?

Артемас присел на край кровати. Она казалась совсем еще девочкой, маленькой и несчастной; волнистые светлые волосы растрепались, голубые глаза подернулись пеленой. Он взял ее руку в свою, она даже не отреагировала.

— Извините, что я доставила вам столько неприятностей, — прошептала она, из глаз брызнули слезы.

— Тс-с. Самое главное, что теперь все в порядке.

Губы Элизабет задрожали, и лицо покраснело, она еле сдерживалась, чтобы не разреветься. Девочка доверчиво прошептала:

— Я не знаю, действительно ли хотела умереть.

— Конечно, нет! Ты искала поддержки, и мне очень жаль, что я не тот брат, к которому хочется обратиться.

— О, Арти, ты не виноват!

— Я не хочу, чтобы это повторилось. Обещай нам, мы так любим тебя и желаем тебе только счастья. Послушай, — он взял ее за подбородок и посмотрел ей в глаза, — этот кошмар, который мы пережили сегодня… Мы не хотим тебя терять!

Она, вздрогнув, мучительно подбирала слова:

— Такое больше не повторится. Клянусь.

— Но почему ты пыталась?..

— Это мои проблемы. Об этом я не скажу.

— Элизабет, — произнес он с укором.

— Нет. — Она отстранилась, повернулась на другой бок и закрыла лицо руками. — Оставь меня. Я никогда не скажу об этом.

— Утром приедет психиатр. Ему ты расскажешь?

— Нет. Ты же знаешь, я упрямая. Так что оставь меня, я ведь поклялась!

Терпение Артемаса лопнуло.

— Я мог бы держать тебя в больнице, пока ты не расскажешь.

Элизабет в испуге села на постель, не веря своим ушам.

— Что с тобой? Раньше ты никогда не стал бы шантажировать.

Он опустил голову и, стиснув зубы, выдавил:

— Я хочу только лучшего для тебя. Проклятие, попробуй меня понять.

— Понимаю, — ответила она дрожащим голосом. — Но не надо меня пугать.

— Тогда расскажи доктору. Обещаешь?

Она недовольно скривилась:

— Ладно. Но только ему.

Он сжал кулаки, стараясь сдержаться и не дать выхода раздражению.

— Поверь мне, я сделаю все возможное, чтобы помочь тебе, ни о чем не выспрашивая. И все остальные — тоже. Но наша семья выживет, даже если мне придется стать ублюдком, ты слышишь меня? Выживет и победит! Это относится и к тебе.

Эта страстная речь явно произвела на нее впечатление, но она, видимо, все еще боролась с собой. Артемас ободряюще похлопал ее по плечу. Она верила ему, потому что он всегда держал слово. Перед своими братьями и сестрами, перед сенатором, в деловых кругах, перед Глендой, перед самим собой.

Лили вылезла из такси и осмотрелась. Совсем не то, что она ожидала. Она представляла себе Нью-Йорк с почтовой открытки с изображением панорамы Манхэттена: блестящие современные небоскребы, образующие каньоны вдоль широких улиц, запруженных людьми. А она стояла на узкой улочке, застроенной блочными домами, какими-то магазинами из темно-красного кирпича и ржавого железа. Автостоянки находились за высокими безопасными ограждениями. Холодный мартовский ветер разметал по тротуару какой-то мусор.