Элизабет Коулбрук застонала от бессилия. Элис скептически покачала головой. Кассандра сидела все с тем же омерзением на лице. Майкл и Артемас, правда, были чуть осмотрительнее в выражении эмоций.

— Значит, ты обвиняешь нашу сестру? — эхом отозвалась Элизабет.

Лили вздрогнула. Артемас протянул руки и посмотрел на нее в упор:

— Лили?

Она до крови прикусила губу.

— Виноват во всем Оливер — и только Оливер. Из-за его трусости пострадали невинные люди.

— Прекрати. Имей мужество признать, что Ричард также мог быть причастен к этому. — Он на секунду замолчал, заиграв желваками. —…Или ты любила его так сильно, что не можешь даже мысли допустить о том, что он по крайней мере частично ответствен за смерть твоего сына?

— Он — один из тех, в ком я никогда не сомневалась.

В его глазах промелькнула боль и вновь сменилась холодными, колючими огоньками.

— Тогда ты понимаешь, как наша семья верила Джулии.

«Слепая любовь», — подумала она.

— Твоя сестра устанавливала правила игры, причем совершенно невыполнимые. Она поплатилась за это.

Из горла Джеймса вырвался яростный хрип, пронзительно вскрикнула Кассандра. Она подскочила к Лили, все смешалось. Артемас заслонил Лили, обругав сестру. Элизабет и Элис схватили ее за руки. Майкл удерживал Джеймса, ибо тот порывался соскочить с больничной койки.

Лили, шатаясь, отошла назад. Мистер Тамберлайн, неожиданно оказавшись рядом, поддержал ее. Что-то в выражении лица Артемаса заставило остальных похолодеть, исчезла даже ярость Джеймса. Дрожь пробежала по спине Лили. Они смотрели на Артемаса как на жуткий несчастный случай на дороге — вздрагивая от испуга, что увидели слишком много и теперь надолго лишатся покоя.

Он повернулся к ней. О, это изможденное, измученное кошмарными снами лицо! Ей хотелось обнять, положить голову Артемаса себе на плечо, баюкать и успокаивать. Он потянулся к ней и коснулся кончиком пальца окровавленной губы.

— Прости, — сказал он глухим от отчаяния голосом.

Лили лишь опустила глаза.

— Может быть, проводить тебя вниз, Лили? — любезно спросил Тамберлайн.

Она кивнула и, направляясь к двери, взглянула на собравшихся около Артемаса Коулбруков с белыми как мел лицами.

— Я знаю, что в вас — вся моя жизнь, даже если мы никогда не встретимся. Я так много читала о вас в письмах Артемаса, считала вас своей семьей.

— Мы тебе не семья, — отрезал Джеймс. — И никогда ею не будем.

Она не в силах была поднять глаза на Артемаса. И, повернувшись, молча вышла.

Холодный ночной ветер играл ее волосами. Она двигалась к низкой ограде парка, оттуда всего лишь шаг до дома Оливера. Двухэтажный особняк был обнесен восьмифутовой оштукатуренной стеной, за витиеватыми черными воротами, которые, несмотря на поздний час, были открыты, проглядывался чудесный дворик с фонтаном.

Везде, внутри и снаружи, горел свет. Синие огни полицейских машин мелькали прямо перед глазами, придавая ее подавленности какой-то сюрреализм.

Она прислонилась к ограде, стараясь скрыться в тени, и с интересом наблюдала за происходящим. Вдруг кто-то тронул ее за плечо. Она вздрогнула от неожиданности — Ар-темас! Бросив взгляд на улицу, Лили заметила большой седан рядом со своим джипом.

— Ты следил за мной, — заявила она.

— У меня для этого есть частный агент, — поправил он. — Он доложил мне, что, выйдя из дома, ты поехала в Атланту.

В то же самое время он, словно невзначай, стиснул ее руку и скользнул в карман ее пальто. Она даже не успела опомниться.

Тяжелый револьвер теперь лежал у него на ладони. Ноги Лили неожиданно подкосились, она все еще пребывала в прострации.

«Он догадался! Надо же, как хорошо он меня знает», — только и вертелось у нее в голове.

Разглядывая револьвер, он тяжело вздохнул, его плечи опустились.

— Мои люди наблюдали и за Грандом, — наконец выдохнул он. — Им удалось кое-что узнать.

Он щелкнул барабаном и высыпал в руку патроны.

— Гранд перерезал себе вены, жена нашла его в ванной.

Лили так и не сумела до конца осознать случившееся. Ей не дали отомстить, не дали убить Гранда. Теперь все это выглядело очень нереальным.

— Он умер?

— Да. Говорят, его тело увезли минут пятнадцать назад.

Лили закрыла глаза и судорожно вздохнула. Он протянул ей разряженный револьвер.

— Все-таки однажды судьба не подвела нас.

Обойдя женщину, он потянулся к другому карману. Лили покачала головой, накрыла карман рукой. Наклонившись, он все-таки залез в карман и… обомлел при виде маленького плюшевого мишки.

Он не спросил, был ли это один из тех, что он присылал ежегодно на день рождения Стивену. Да и не стоило об этом спрашивать.

— Я хочу…

— Нет. Мы должны до конца выполнить свой долг.

Незримая нить меж ними оборвалась, уступив место тишине.

— Я хотела заставить Гранда признаться во лжи. Если он написал какое-нибудь признание… то я хотела бы увидеть его.

— Обещаю, если оно есть — ты узнаешь.

Они говорили вполголоса, подобно счастливчикам, которые живут вместе вечность и посему необходимость в благодарности отпадает. Они прошли к машинам. Он остановился у обочины, наблюдая за ней. Лили открыла дверцу джипа. В висках громко стучало — а ведь Гранд мог и не солгать; а вдруг и правда Ричард с Фрэнком рискнули, желая сохранить время и деньги; видимо, ни Артемас, ни его семья никогда не согласятся с тем, что всему виной непомерные требования Джулии.

Она решительно посмотрела на него:

— Отныне и впредь нам лучше говорить через своих адвокатов. Я еще раз не вынесу подобное тому, что произошло сегодня в больнице.

Артемас не вымолвил ни слова. Горечь и усталость изнурили его, он осунулся и как-то сразу состарился. Ему ничего не оставалось, кроме как согласно кивнуть.

Курьер доставил в отель письмо от Оливера Гранда. При свете настольной лампы он с замиранием сердца вскрыл конверт.

Он быстро пробежал глазами строчки. Да, это, несомненно, неопровержимое доказательство. Письмо выпало у него из рук и упало на пол.

Тяжело вздыхая, Джеймс кое-как добрался до большой ванны, оперся на край. В поврежденной ноге пульсировало, любое движение вызывало перемещение стальной скобы от бедра до лодыжки, что приводило к ужасным мукам и судорогам. Ему хотелось кричать, плакать; никто, даже Элис, не мог осознать всей глубины его унижения!

Пот струился по его лицу. Запрокинув голову, он изучал ручки душа. Надо же наконец когда-то начинать мыться и самому, без посторонней помощи.

Он скинул влажную пижамную куртку и отшвырнул ее в сторону; потом, окинув себя взглядом, недовольно поморщился. Он ненавидел этот безжизненный пресс, бесполезный пенис! Правда, врачам удалось снять боли, и он уже пробовал возбуждать себя. Элис также настаивала на эксперименте, но ее нежное внимание вызывало в нем лишь платонические чувства.

Невозможно было смириться с тем, что он теперь неполноценный мужчина. И Джеймс отвергал подобные попытки близости.

Заскрежетав зубами, он, опираясь на раковину, стал подтягиваться. Его здоровая нога ослабла, а больная — волочилась по полу тяжелым грузом. Наконец он с трудом сел на ванну и уткнулся лбом в холодный белый край раковины.

— Джеймс! О Боже, милый, что ты делаешь?

Элис недоуменно застыла в дверях ванной. Через миг она ринулась ему помогать.

Он гневно выпрямился:

— Нет. Оставь меня.

Она остановилась, обезумев от расстройства. Вид ее изящных ножек рядом с его нелепым обрубком лишь усиливал ярость и подавленность мужа.

— Уходи, — приказал он. — Я не хочу, чтобы ты мне помогала.

— Джеймс, пожалуйста. Не надо скрывать от меня свою боль, в этом нет ничего предосудительного.

Он уже еле сдерживался, чтобы не ударить ее — женщину, которую любил больше всего на свете.

— Не надо со мной нянчиться! — прорычал он низким злобным голосом. — Мне дурно от этого!