Они стояли широким полукольцом — краснофлотцы в белоснежных форменках, в бескозырках, чуть сдвинутых набок, с золотыми надписями на ленточках: «Северный флот». Певцы-солисты и хор, и артисты балета.

Впереди расположились на банках баянисты, балалаечники, горнисты.

На фланге стоял пожилой моряк в кителе и в мичманской фуражке, с дирижерской палочкой в пальцах. Рядом с дирижером — Валентин Георгиевич Людов, в черной парадной тужурке с золотыми полосками новых капитанских нашивок, блещущих на сукне рукавов.

Ансамбль песни и пляски Северного флота давал очередной концерт. Выступал на этот раз перед английскими моряками, на борту зашедшего в советские воды авианосца британского королевского флота.

Гулкий стальной ангар авианосца был приспособлен по этому случаю под концертный зал. Длинные фалы с нанизанными на них яркими флагами расцвечивания протянулись под высоким сводом, над сложенными крыльями боевых самолетов.

Слушатели занимали расставленные посреди ангара мягкие кресла — для офицеров, длинные, узкие скамьи — для матросов. Первые ряды — белизна крахмальных воротничков и манжет на фоне черных тужурок и жемчужно-серых мундиров. Сзади синела фланелевками, голубела заплечными воротничками, белела сатиновыми шейными платками матросская масса.

Сперва сдержанно, с недоверчивым любопытством, а потом все более горячо, увлеченно встречали английские моряки и летчики каждый новый номер программы ансамбля.

Звучали старинные русские матросские песни «Кочегар» и «Варяг», и слушатели сидели замерев — таким чувством были проникнуты звуки незнакомого им языка. Танцоры пускались в лихую русскую пляску — и топот ног плясунов по металлу палубы сменялся дружным грохотом английских матросских ботинок, одобрительными криками «гип-гип», оглушительным свистом. (Этот свист служит у англичан высшим выражением одобрения, своевременно разъяснил артистам ансамбля Людов.)

Валентин Георгиевич чувствовал себя несколько неловко в непривычной роли конферансье. Кроме того, еще не совсем освоился с новым своим званием. Лишь сегодня узнал, что приказом командующего присвоено ему внеочередное звание капитана. Пришлось срочно пришивать к рукавам по новой золоченой полоске. Но постепенно осваивался с ролью ведущего на концерте, привыкал к обращению «товарищ капитан».

Он сказал что-то вполголоса дирижеру. Музыканты в переднем ряду встали, краснофлотцы задних рядов вытянулись в положении «смирно».

— А теперь, — сказал капитан Людов по-английски, — артисты ансамбля исполнят песню нашей морской пехоты. Текст этой песни, — голос Людова дрогнул от волнения, — написал наш разведчик сержант Кувардин, погибший сегодня ночью в боевом походе. С ним вместе погиб первый исполнитель песни, бывший певец ансамбля, матрос Бородин.

Вперед вышел молодой краснофлотец, глубоким, звучным баритоном запел:

Полярный край, туманами повитый. Гранит высокой, северной земли. Здесь океан бушует Ледовитый, Здесь боевые ходят корабли. За бортом волны синие шумели, Тугой прибой в крутые скалы бил. Стоял моряк с винтовкой и в шинели И на прощанье другу говорил:

Могучий хор подхватил:

Громи врага, стреляй быстрей и метче! В походах нас усталость не берет. Иди вперед, испытанный разведчик, Иди вперед, всегда иди вперед!

Вновь звучал голос солиста:

А если я погибну в жарком споре, Отдам победе жизнь свою и кровь, Где в скалы бьется Баренцево море, Среди камней могилу приготовь. И буду спать я в ледяном граните, И буду видеть яростные сны — Как вы врага без отдыха громите, Североморцы, партии сыны.

Хор подхватил:

Громи врага, стреляй быстрей и метче! В походах нас усталость не берет. Иди вперед, испытанный разведчик, Иди вперед, всегда иди вперед!

Когда концерт окончился, исполнителей пригласили в салон.

Салон, рядом с офицерской кают-компанией, был уставлен глубокими кожаными креслами, круглыми столиками из пластмассы и никелированного металла. Пожилые стюарды в белых коротких курточках разносили на подносах высокие бокалы, бутылки и на закуску — крошечные бутербродики и черные крупные маслины.

Людова окружили несколько англичан.

Прелестно, великолепно! — говорил высокий офицер в мундире морской пехоты. — Какое чувство ритма показали ваши танцоры! Но не пытайтесь уверять меня, мистер кзптин, что хоть один из этих певцов и артистов — моряк, а не профессиональный артист, переодетый в матросскую форму! Они слишком хорошие исполнители для простых матросов, так же как вы, — он обнажил свои желтые, прокуренные зубы, — слишком хорошо владеете английским, чтобы быть простым конферансье.

Виски, сээ? Лимонный сок, сээ? — остановился возле них стюард с подносом.

Офицеры взяли бокалы с виски, Людов — стаканчик полный подслащенного лимонного сока.

— Я ни в чем не собираюсь уверять вас, — небрежно сказал Людов. Отлично знал: морские пехотинцы на английских кораблях — жандармерия флота, и этот офицер подошел к нему не случайно. — Не собираюсь убеждать, но тем не менее все это не артисты. Это наши боевые соратники с эсминцев, с подводных лодок, с торпедных катеров. Способные ребята, поэтому им дали возможность, служа на флоте, совершенствоваться в искусстве.

Людов глядел на офицера в сером мундире:

— Вспомните баяниста, стоявшего справа. Когда погиб от налета вражеской авиации наш миноносец, этот комендор до последней возможности вел огонь из орудия вместе с другими, а потом успел опуститься в кубрик и выплыл на берег весь в крови и в мазуте, но с баяном в руках.

Он медленно прихлебнул из стакана. — Нет, это настоящие матросы! И вы правы, я не конферансье. Я офицер морской разведки. Сержант моего отряда написал песню, исполненную сегодня… Простите, мне нужно сказать несколько слов мистеру Нортону.

Нортон стоял в стороне — улыбающийся, с тщательно зачесанными на высокий лоб жидкими прядями волос. Был одет в черный отглаженный костюм, свежий воротничок подпирал чисто выбритый подбородок. Увидев, что Людов идет к нему, радостно подался навстречу.