Наступил вечер. Десант держался.

Опустилась ночь. Понеся тяжелые потери, десант продолжал держаться.

Артиллерийский обстрел «южных» моста не повредил.

Под покровом ночи атакующие попытались провести разминирование. Но десантники беспрестанно освещали небо ракетами и держали под обстрелом минные поля. Незаметные для противника, укрывшиеся в одиночку в лесу и на поле, снайперы, гранатометчики уничтожали саперные группы.

Красин не только оборонялся, он нападал.

Взвод разведчиков Копылова получил задание проникнуть в район сосредоточения танков противника, уточнить расположение его сил и по возможности произвести диверсию, внеся сумятицу и неразбериху.

Сначала быстрыми перебежками, а потом ползком разведчики двигались вперед.

Сосновскому, Ручьеву, Дойникову это изрытое, покрытое кустарником поле было теперь хорошо знакомо. Они недаром исколесили его днем на своей боевой машине.

Но сколь иным оно представало ночью! Какие-то незаметные колючки, которые резали руки, рытвины, в которых застревала нога, камешки, о которые стукались автоматы…

Трассирующие пули цветными пунктирными нитями протягивались над их головами, зеленый, мертвенный свет ракет то и дело заливал все кругом, и черные кусты казались тогда непреодолимым, страшным препятствием, сгустками колючей проволоки.

Где-то грозно урчали моторы. Ночной ветерок доносил запах разогретого металла, бензина, пороховой гари, заглушавший аромат близкой, у самого лица, росистой травы, сырой свежей земли. Десантники ползли бесшумно и быстро, скользя по мокрой траве.

Глаза, научившиеся видеть в темноте, выхватывали силуэты танков, точно засекали батареи. Цепкая память фиксировала все, что видел глаз. Линия дозорных осталась позади, разведчики были теперь в расположении врага.

Они не разговаривали. Короткого жеста было достаточно, чтобы понять друг друга.

Сосновский рубит воздух рукой. И вот уже Щукин змеей проскальзывает под танк, крепит к его огромной, нависшей над ним туше свою «толовую шашку», метит белым меловым крестом.

А Дойников, сопя, работает по соседству — Дойников хват, лучший подрывник роты!

Когда вся взрывчатка израсходована, торопливо уползают. Детонатор, который подаст посредникам сигнал о том, что танки «взорваны», сейчас сработает. Но сначала должен сработать другой. И вот в ночи раздается глухой хлопок. Это Ручьев, Хворост и другие ребята вывели из строя командный пункт танкового батальона.

Они нащупали его еще по дороге, но слишком много там было людей, чтобы рисковать.

А вот теперь удалось. Сняли часовых, захватили карты, документы, «уничтожили» трех офицеров, а четвертого, связанного и «оглушенного», здоровяк Ручьев тащит на себе «домой».

Посредники, улыбаясь, объясняют огорченным штабистам, в чем их ошибка. А разведчики уже ползут обратно под ураганным огнем взбудораженных взрывами танкистов.

С ними ползет капитан-посредник — он определит, понесут ли десантники потери на обратном пути.

«Языка» доставляют Красину в штаб. Здесь никто не спит. Офицеры трут покрасневшие от бессонницы глаза. Красин, как всегда деятельный и оживленный, с выросшей за ночь черной щетиной на подбородке, отдаст распоряжения, принимает доклады: необходимо перебазировать артдивизион, создать ложные позиции, предугадать замыслы противника, который наверняка и первые же утренние часы что-нибудь предпримет; нужно подсчитать боезапасы, эвакуировать «раненых», организовать еще диверсию, вроде той, какую только что устроили копыловцы. Нужно, нужно, нужно…

А людей мало, а ночь коротка, а противник все наращивает силы…

И нужно держаться. Держаться во что бы то ни стало! Хоть немного, хоть несколько часов — ведь свои уже близко; безостановочно, стремительно мчатся они по ночным дорогам на помощь своему десанту, мчатся на выручку, зная, что каждая выигранная минута — это спасенные жизни товарищей.

Перед самым рассветом «южные» слова предприняли отчаянную атаку всеми силами.

Но было уже поздно.

Передовые части «северных», пройдя за короткий срок невиданно большое расстояние, с ходу форсировав реку пехотой и танками, переправив через мост артиллерию и другую технику, вступили с «южными» во встречный бой и вынудили их отступить.

Началось преследование.

Десант полковника Красина вновь оказался в тылу. Только уже своих войск. Он выполнил приказ. Парашютисты сутки сдерживали атаки противника. Они продержались до подхода своих главных сил. Теперь эти силы умчались дальше на север, отбрасывая противника все дальше и дальше.

А десантники остались.

Они собирали и приводили в порядок «уничтоженное» имущество, наконец-то по-человечески ели и мечтали поспать после двух бессонных ночей.

Командир десанта, посредники, помощник руководителя учений по применению десантов, генералы из штаба руководства, советские офицеры и офицеры Национальной народной армии готовили отчеты, разбирали эпизоды, составляли приказы.

Руководитель учений генерал Гофмайер отправился на другой наблюдательный пункт другого участка, туда, где наступающие «северные» столкнутся с подготовленной обороной «южных». Там ждут его другие посредники, другие командиры. Там идет розыгрыш других эпизодов.

Учения продолжаются, и исход их еще далеко не решен.

А этот район вечером будет покинут.

Останутся окопы, в которых с деревянными автоматами будут сражаться мальчишки из Кингбаума. Останется копыловский «обезьяний городок», по которому, к ужасу матерей, будут с восторгом лазить все те же мальчишки.

И еще память окрестных девушек о веселых и ладных ребятах в голубых беретах, о песнях, танцах, дружеских встречах…

Что касается генерала Павлова, Ладейникова и некоторых других высших и старших офицеров, им надлежало присоединиться к штабу руководства следующим утром. Для этой цели специальный вагон ожидал их на станции Кингбаум.

Отъезд был назначен на двадцать два часа.

Итак, учения для нас закончились.

Мы выдержали экзамен. Десантники не отступили, десантники выстояли, десантники более суток сдерживали натиск противника и обеспечили «северным» успех! Многие из нас «погибли», но наши войска победно устремились вперед, преследуя «южных». Ура!

Теперь «погибшие» отдыхают. Не на том свете, на этом. И довольно весело.

Отоспавшись, во главе с замполитом Якубовским отправились в соседнее село Кингсдорф на встречу с местным населением. «Населением» оказались весьма приветливые ребята и девчата. Впрочем, девчата мне безразличны — я был с Таней. Зато не безразличны Хворосту и Щукарю. Те прямо из кожи вон лезли: и танцевали, и пели, и какие-то фокусы показывали. А Хворост, подлец, по-моему, все-таки тяпнул где-то.

Сосновский на весь вечер прочно засел с вихрастым парнем в очках, как выяснилось позже, руководителем сельской организации Свободной немецкой молодежи. Они устроили целый диспут на тему о методах преподавания математики! Это только Сосновский может…

Дойников собрал вокруг себя аудиторию и пересказывал старые кинофильмы, которые ему особенно нравятся. Только и слышно было: «Она Огурцову говорит… а он раз — пистолет… не тут-то было… а тигры раз — на палубу… А Каренин ей говорит…»

Я тоже исполнил пару песен, а потом еще аккомпанировал смешанному хору. Чего только не пели: и «Подмосковные вечера», и «Болотные солдаты», и «Пусть всегда будет солнце»…

Танцевал только с Таней.

Она пользовалась повышенным вниманием. Как же — единственная военная девушка. Я-то танцевал только с ней, а вот она не только со мной. Ревновал, но не очень, так, на всякий случай, чтоб она не обиделась…

С утра достал, купленное в Москве, колечко. Протянул через него тесьму и одел на шею. Сейчас мучительно размышлял, продумывая как же его преподнести. Чувствовал себя как перед первым прыжком.