У подножия лестницы он резко остановился, присел перед набором рычагов, выступающих из гладкого борта ракеты. Забыв о ящике, Динер вцепился сначала в один, потом в другой рычаг, выкручивая их так и этак. Один сломался в руке, и Динер обрушил его на остальные, а затем с такой силой швырнул в обшитую досками стену башни, что рычаг вонзился в них и завибрировал, издавая низкий гул.

Динер потянулся было к следующему рычагу, но замер. Гудение нарастало с каждой секундой, пока не заполнило всю внутренность башни. Низкая вибрация переросла в рев. Билли Динер отпрыгнул назад от внезапного порыва жара, ударившего из основания ракеты. Он ухмыльнулся от возникшего вдруг предвкушения и, пригибаясь, побежал к двери, попутно подхватив с булыжников пола ящик и упавшую шляпу. Покинув башню, он со всех ног помчался через лужайку к небольшой рощице, тенью вставшей вдали, на театральном заднике вечернего неба.

Раздавшийся позади взрыв швырнул Билли лицом в траву, и темнота исчезла. Он приподнялся, вперил прикрытые ладонью глаза в башню и с изумлением увидел, как ее купол отлетел в сторону в туче щепок, а обломки медленно, будто нехотя, закружили в воздухе вокруг снесенной кровли. Сквозь летающий мусор, среди похожих на рвущиеся праздничные фейерверки, рассыпающих искры огненных струй над башней поднималась ракета. Однако непохоже, чтобы она стремилась к небесам; скорее она в судорогах начинала заваливаться набок, и ее нос грозил нырнуть к земле.

Динера вдруг осенило, что вся эта конструкция никуда не собирается улетать; напротив, она сейчас утратит равновесие и рухнет прямо на лужайку — ему на голову то бишь. Он медленно поднялся на четвереньки, готовый в случае чего броситься оземь, но затем опять рванул к деревьям, следя через плечо за отчаянной борьбой ракеты с силами гравитации.

Та резко перестала содрогаться и на миг неподвижно зависла в воздухе. Потом вдруг завертелась всем корпусом — точно собака, стряхивающая воду с шерсти, — и небольшой темный шар оторвался от носовой части космического аппарата, с неслыханной скоростью взмыл ввысь в новом потоке искр и пробкой от шампанского устремился куда-то на север, пролетев над верхушками ивняка вдоль берегов реки Нидд. Раздававшийся при этом тонкий свист могла бы издать надувная летучая мышь, медленно теряющая воздух через прокол в каучуковой шкурке. Со временем свист затих вдалеке, оставив после себя мертвую тишину, и лишь тогда остов ракеты плашмя рухнул на траву, подсветив ее напоследок редкими языками искрящего пламени. Динер наблюдал все представление от кромки рощицы, получая нескрываемое удовольствие. Когда все было кончено и округа окончательно погрузилась во мрак, он насадил цилиндр на голову, подкинул к небу добытый ящик, поймал его и быстро зашагал через рощицу в направлении деревни Кирк-Хаммертон.

«Пресвятая матерь божья…» — в ужасе шептал Сент-Ив, безотрывно глядя поверх ивовых крон. Целая галактика искр закручивалась над сметенной взрывом верхушкой далекой пусковой башни, подсветив летящий к земле ливень обломков и щепок. Вдруг появившаяся ракета нацелилась в небо, хорошо различимая над деревьями, угрожающая взмыть вверх, устремиться к мерцающим звездам. Но не смогла. Она оставалась почти неподвижна, словно подвешенная за небесный крюк, и за миг до того, как ее нос нырнул вниз, космическая капсула, плод многолетних трудов, выскочила из переднего конца ракеты, словно из детского пробкового ружья, и по дуге ушла в небеса над их головами; внутри почему-то горели газовые лампы, а незапертая дверца люка билась о борт, болтаясь на петлях.

Корабль преодолел несколько сот ярдов в направлении городка, испуская из навигационных дюз короткие струйки дыма с огнем и производя дурацкий свист, стихший прежде, чем двое мужчин потеряли капсулу из виду за далекими деревьями. Издали до них донесся короткий отзвук удара. Крушение! Сент-Ив покачнулся. Его окатила холодная волна страха: корабль мог свалиться с небес на чей-то дом или, хуже того, могли пострадать или даже погибнуть люди. В ужасе, почти сразу обернувшемся гневом, Лэнгдон поднял дробовик и разрядил оба ствола в луну, воображая перед собою омерзительное рябое лицо Уиллиса Пьюла, который, по всей видимости, вернулся по собственным следам и из чистой злобы устроил ракете Сент-Ива несвоевременный пуск.

Ну что ж, посмотрим, кто кого! Если своре этих ублюдков хочется драки, Сент-Ив с радостью подчинится. И завтра же! Сейчас уже поздно ловить вечерний поезд; утренний семичасовой экспресс подойдет как нельзя лучше. Лондон пожалеет о его возвращении. Клуб «Трисмегист» некогда был учрежден для борьбы с проявлениями зла — и вот оно, самое настоящее зло, непочатый край.

Он заорал, пытаясь докричаться до дальнего берега, но лодка уже качалась на волне посреди реки, и фонарь на корме освещал потрясенное лицо старины Бингера.

— Вы это видели? — вскричал он, стоило лодке врезаться в отлогий травянистый берег. Не удостоив старика ответом, Сент-Ив забрался на борт. В почтительном молчании Хасбро последовал его примеру, полагая, очевидно, что не сможет предложить несчастному ученому, чьи труды в одночасье оказались развеяны как дым, иного утешения, чем избитые клише.

Старик тараторил без устали. Он видел взрыв, вымученный взлет ракеты. К тому же она вырвалась из силосной башни, которую люди считали полной зерна. Бах — и крыша упорхнула, что твоя птичка. Прямо диву даешься от таких выкрутасов, да еще когда люди толкуют о взломщиках и всяком таком. Уж не думает ли Сент-Ив, что запуск ракеты — дело рук того злодея с реки? Сент-Ив так и думал. «Ну, дела!» — молвил старик. Он своими глазами видел, как из ракеты выскочил такусенький шар и унесся прочь. Просто черт знает что. Они с миссис Лэнгли поднялись на чердак и глядели, как проклятая штуковина селезнем перелетела через лес и в щепы разнесла амбар лорда Келвина. Рухнула туда прямо сквозь крышу.

Старик даже весло выронил, чтобы сопроводить свою повесть необходимыми жестами: не забывая шипеть сквозь прореху в передних зубах, он вывел рукой пологую дугу траектории полета, а затем зажал ее между коленями, изображая, как хмуро предположил Сент-Ив, стены пострадавшего амбара. «Бац!» — выкрикнул старина Бингер, раздвигая колени, чтобы показать, как амбар разлетается на кусочки. Немало веселясь, он повторил этот трюк на бис, а его отчаянно качавшуюся лодчонку тем временем уносило течением. Сент-Ив скрипнул зубами. Упомянутый лорд Келвин непременно окажется тем самым Келвином, секретарем Королевской академии. Одним-единственным поворотом рычага Пьюл уничтожил, стер в порошок и корабль Сент-Ива, и его репутацию в научных кругах… Какого дьявола он не запер дверь в башню?

Сент-Ива бросило вперед — лодка налетела на берег, и он едва не обронил в реку свой дробовик. Севернее, вдоль дороги, выстроилось скопление огней, колеблющихся в ночной темноте. Огни подпрыгивали и вспыхивали — очевидно, это факелы в руках у целой процессии. Ветер донес беспокойный гул далеких голосов. Сент-Ив вздрогнул, подумав о не сулившем ничего доброго глубинном смысле происходящего. Каковы были намерения собравшихся — вероятно, уже здоровой толпы? Что они задумали? И что эти люди принесли с собой — вилы? ружья?

Сент-Ив никогда не усматривал пользы в оповещении всех и вся о сути своих экспериментов. Время от времени по округе распространялись слухи: его подозревали в вивисекции и в создании адских машин. Рабочие из слесарных мастерских, вне сомнений, донесли до местного населения весть о заключенном контракте на создание обшивки корабля и изготовление отдельных агрегатов. Тем не менее никому, за исключением разве что Хасбро и нескольких друзей — точнее, членов клуба «Трисмегист», — не было известно, что еще какой-то час тому назад в пусковой башне, служившей прежде элеватором, размещался готовый к полету космический аппарат.

Сент-Ив тащился вверх по невысокому пригорку, на вершине которого высилась его усадьба, освещенная, будто на Рождество: миссис Лэнгли, видимо, полагала, что избыток ярких огней отпугнет любых злоумышленников. Вполне разумное предположение. Раскуроченная башня, освещенная тонкой полоской месяца, лишь недавно выскользнувшего из-за горизонта, высилась на лугу темной безмолвной тенью. В окутавшем местность полумраке разглядеть, что у башни начисто отсутствует купол, было крайне затруднительно — и очень кстати, надо признать.