На стене позади Кракена висели разнообразные инструменты, но того, что мог бы защитить пленника от нападения оживших останков, отыскать никак не удавалось. Глаза его задержались на паре удлиненных щипцов с обтянутыми каучуком щечками. Он медленно, едва дыша, поднялся на ноги, уже ничуть не сомневаясь, что распростертая на столе фигура внимательно следит за ним, стараясь измерить глубину его страха, разгадать намерения.

Очень плавно, не совершая резких движений. Кракен потянул со стены щипцы и сделал шаг к столу, сопя в страхе, ожидая, что костистые ладони вот-вот вспорхнут ему навстречу, как шелестящие бумажные мотыльки, как пара летучих мышей на кожистых крыльях, чтобы впиться ему в горло, дотянуться до рта. При первом же касании щипцов они бросятся на него, словно подброшенные пружиной. Кракен был уверен, что все так и случится.

Но они не бросились. Кракен подцепил одну кисть, очень осторожно повернулся, шагнул к открытому пианино и, сунув ее на безучастные клавиши, выбил дикую ноту краем щипцов. В ужасе отпрянул назад с застрявшим в горле воплем. Вторая кисть лежала в точности как прежде — или нет? Не шевельнулась ли она? Не подползла ли поближе к краю, готовясь к встрече? Кракен аккуратно сомкнул на ней щечки щипцов, одним движением поместил ее, рядом со страшным близнецом, а потом захлопнул крышку клавиатуры и запер ее медным трехгранным ключиком, лежавшим сверху на пианино.

Интересно, хватит у него духу проделать то же самое с головой лежавшего на столе тела — отделить ее и спрятать где-нибудь? Может, приподнять верхнюю доску пианино и сунуть туда, внутрь? Он заставил себя взглянуть на нее, воображая, как щипцы смыкают свою хватку на костяных скулах и выкручивают череп, пока тот не оторвется, громко щелкнув. Эта мысль парализовала Кракена, свела мышцы судорогой, но поступить так было необходимо. Сунуть щипцы в пасть скелету он бы не посмел: можно не сомневаться, стальные щечки инструмента тут же окажутся перекушены, как тонкие прутики.

Щечки начали сближение. Кракена трясло с такой силой, что шарнир, соединявший две половинки щипцов, трещал что твоя саранча. Судорожный вдох. Ужасающие пустые глазницы, казалось, пристально смотрели сквозь Кракена — прямо сквозь лоб, усеянный каплями холодного пота; крупные, соленые капли скатились в выпученный правый глаз и почти ослепили его. Наконец щипцы уперлись в острые кости скул, хрустнувшие, проминаясь, — и бесформенная фигура на столе содрогнулась, будто силясь стряхнуть с себя захват обтянутых каучуком челюстей.

Взвыв от страха, Кракен уронил щипцы на стол и засеменил обратно, правой ногой зацепив столик с останками павлинихи. Тонкая веретенообразная ножка подломилась, и птичий костяк скатился со своего блюда, сопровождаемый градом подсохших горошин. Кракен в ужасе уставился на него, ожидая, что хрупкие серые косточки крылышек вот-вот забьются и птица огромной молью взовьется к пламени газового светильника. Щипцы брякнулись об пол рядом с нею.

Нет, так не годится. Кракен был не в состоянии мириться с мыслью, что птица так и останется на полу под столом, вне поля его зрения. Если она шевельнется, Кракену необходимо это видеть. Если она вдруг налетит на него невесть откуда, он просто упадет замертво. Собравшись с силами, Кракен резко нагнулся. Завладел щипцами, подцепил с пола птицу и сунул в угольное ведерко, стоявшее на каминной полке рядом с пианино. Хрупкий костяк бухнулся туда в облаке золы, щипцы не удержались и, скользнув по стене, упали на изразцы камина, а сам Кракен развернулся на внезапно раздавшийся позади скребущий звук, готовясь увидеть атакующий его безрукий скелет. Однако тот лежал там, где лежал, без движения: сухой скрежет доносился из-за дальней стены комнаты. Нечто неведомое грызло стену с другой стороны, царапало ее когтями, стремясь добраться до него, и Кракен, отшатнувшись назад, плюхнулся на свой табурет в углу.

Кусок дубовой стенной панели внезапно отодвинулся, и из-за нее показался согнутый в три погибели Уиллис Пьюл, спиною вперед тянувший пару ног в ботинках. Пятясь и хрипя от натуги, он ввалился в комнату, а за ним показался доктор Нарбондо с другим концом мертвого тела в руках. Едва труп целиком показался из стены, Пьюл бросил ноги — так, словно был предельно вымотан. Нарбондо лягнул край панели, и та захлопнулась, скрыв проем темного низкого коридора. Кракен сжался в своем углу, в ужасе глядя на плоды нового злодейства и тихо радуясь, что это не его проволокли сейчас сквозь стену.

Не успел потайной проход закрыться, как послышался пугающе громкий, нетерпеливый стук в дверь. Пьюл распахнул ее — на пороге обнаружился Шилох-мессия с таким выражением решимости на лице, что становилось ясно всем и каждому: он явился за своей матушкой и всякому, кто захочет с ним спорить, будут грозить адские муки — и, не исключено, в самом что ни на есть прямом смысле этого слова. Нарбондо ответил схожей гримасой.

— Где Нелл Оулсби? — резко спросил он.

— В целости и сохранности. С моей паствой ей куда лучше, чем здесь.

— Половина твоей паствы — моя паства, — парировал Нарбондо, — и они с тою же легкостью сожрут эту женщину, с какой вручат ей одну из твоих брошюр. Тащи ее сюда.

— Уверяю тебя, это совершенно невозможно, — Шилох шагнул внутрь и захлопнул дверь, хмуро оглядывая захламленную комнату и Билла Кракена, чье присутствие, похоже, нанесло проповеднику не меньшее оскорбление, чем труп на полу. — Я исполню свою часть сделки, не впутывая сюда женщин. Я знаю, где спрятан ящик, и знал все двенадцать лет. Если сделаешь, как я хочу, узнаешь и ты. Очень просто. Но о женщине тебе беспокоиться незачем: она для тебя бесполезна, не считая этого единственного клочка сведений. Зато уж он-то, как ведомо нам обоим, стоит весьма и весьма дорого, так ведь?

Старик уселся на табурет и ссутулился, явно упиваясь ловко отвоеванным преимуществом. Достав из кармана пальто табакерку, он извлек оттуда непомерное количество табаку и шумно втянул его ноздрями; на миг вся голова его окуталась бурым облаком. Затем проповедник раскатисто чихнул шесть раз кряду — да так торопливо и со столь опустошительной силой, что тут же предстал согбенной, сопящей развалиной с причудливой смесью страдания и удовольствия в лице. Доктор Нарбондо в отвращении покачал головой, Шилох же заелозил рукою по плащу, нащупывая карман, сунул табакерку на место и вытер глаза подолом рясы. Его испещренный морщинами лоб попеременно разглаживался и собирался складками наподобие перепуганного слизня, точно проповедник испытывал остаточные толчки вызванного понюшкой землетрясения.

Обратив внимание на стоявший на аквариуме ящик Кибла, Шилох поднялся и, прежде чем Нарбондо успел его остановить, подошел и взял вещицу в руки.

— Надо же, какая прелестная шкатулка!

Метнувшись к нему, горбун выхватил ящик. Старик скроил обиженную гримасу и с нарочитым недоумением развел пустые ладони. Набычившись, Нарбондо отвернулся от проповедника и бережно установил шкатулку на крышке пианино.

В ходе этой суеты с ящиком кучка костей и сползший с края стола обрывок савана чуть шевельнулись, и сопроводивший их оседание шорох стер ухмылку с лица Шилоха. Похоже, к нему вернулось понимание, что на столе лежит тело его матери. Нарбондо подкатил на чайном столике свой распылитель, раздраженно отодвинув старика с дороги. Затем вытянул из шкафа невысокую каталку. Вместе с Пьюлом они водрузили на нее принесенного мертвеца и рычагом подъемника выровняли с мраморной крышкой стола. Из деревянной лохани под большой банкой, полной желтой жидкости, доктор достал ко всему безразличного, хоть и живого еще карпа, и шлепнул его рядом с трупом. Нарбондо работал быстро и искусно, но брови его были насуплены, а по лбу каплями сочился пот: доктор отлично понимал, чем именно занимается, и относился к этому со всей серьезностью.

Пьюл молча стоял рядом, время от времени нехотя помогая Нарбондо, когда тот утробным рыком отдавал соответствующие распоряжения, а затем вновь погружаясь в бездействие, — то ли от недостатка понимания происходящего, то ли из-за нежелания плясать под чью-то дудку. Старик тем временем устроился у окна и тихонько попискивал там от возбуждения: разворачивавшийся у него на глазах эксперимент быстро стряхнул с него весь флер холодной отчужденности. Но внезапно Шилох ахнул и невольно схватился за грудь: