Сайлес показал снимок в английском журнале: «Долина смерти под Балаклавой». Удивительно, каких успехов достигли они в фотографировании. Техника воспроизводства снимка поразительная. Дагерротип остался далеко позади, это дело прошлого. Долина среди голых гор вся засыпана ядрами, как бывает берег в очень крупной гальке. Здесь многие месяцы стояли английские войска под огнем русской артиллерии. Долина пустынна. Где же их войска? Куда ушли? Вперед? Или отступили? Нет, конечно, заняли эту долину и ушли вперед.

– Все хорошо, господа! Живите здесь и делайте что хотите! Говорите что хотите, ругайте кого и как хотите, кроме королевы! Мой дом будет всегда открыт для вас. Милости прошу к столу, господа!.. Кроме королевы, можно ругать всех!

– А что же грозит мистеру Тауло? – повторил свой вопрос Сибирцев. – Тюрьма? Штраф?

– Только не тюрьма! Здесь это все не так! И вообще все дело с «Гретой» в Гонконге выглядит совсем не так, как это было бы где-нибудь в Европе.

Что это значит? Однако не стоит проявлять преждевременное любопытство. Сам Тауло, конечно, препорядочный прохвост.

Сайлес сказал, что живет сейчас как холостяк. Жена уехала в Штаты, а потом к младшей дочери в Гамбург, старшая дочь с зятем в Нью-Йорке, дома все соберутся к будущей зиме. «Есть ли здесь зима? Есть и нет? Есть декабрь и январь. Зима? Мы так называем. Но не такая, как в Австралии!»

– Надо сказать, что губернатор Гонконга сэр Джон Боуринг замечательная личность. Сэр Джон здесь недавно, третий год, – рассказывал Сайлес. – Это не просто крючок и не red tape[38]. Он знает почти двадцать языков. Почетный член нескольких европейских академий. Издатель философии Бентама, сам философ. Кстати, знает русский язык. Выучил в молодости. Он бывал в России. А вы знаете, я тоже бывал в вашей стране и немного знал по-русски. Долгое время сэр Джон был миссионером. Королева произвела его в пэры перед утверждением в должностях губернатора и посла в Китае. Сэр Боуринг полная противоположность нашим опиумным торговцам и дельцам. Он преображает Гонконг. Здесь открыты отделения научных и миссионерских обществ. Выпускаются «Ученые записки». Есть школа для китайских детей. Сэр Джон серьезный человек. Свобода слова гарантирована. Китайцы очень ловко пользуются открывшимися для них возможностями. Китайцы далеко не такие простаки и рохли, как думают те, кто не жил с ними. Это труженики, коммерсанты, эпикурейцы, законники, жохи, банкиры, кредитное дело доводят до совершенства. Недавно в новом номере «Ученых записок» была статья, которая, как мне кажется, вас заинтересует. О русской духовной миссии в Китае. Вот... – Сайлес сходил в библиотеку и принес книгу. – Вы слышали что-нибудь?

Шиллинг взглянул на Гошкевича, который пригнулся к столу, как бы желая спрятать свою большую фигуру, и слушал с напряженной и кислой улыбкой вежливости. Он не ждал ничего хорошего.

– Сообщается, что русские держат в Пекине православную духовную миссию, что она существует с семнадцатого века. Это верно? Таким образом, русские – единственные из европейцев, которым разрешено жить в столице Китая, куда закрыт доступ представителям всех других держав. Однако, как пишет автор статьи, эта миссия совершенно бесполезна и существование ее лишено смысла, она ничего не делает для науки, а служит лишь для престижа Петербурга. На самом же деле русское правительство запрещает своим миссионерам вступать в общение с китайцами. Автор утверждает, что православным миссионерам строго запрещено изучать китайский язык. Они живут за стенами своей миссии в полном отчуждении от окружающего их народа из-за обычных опасений Петербурга, пресекающего всякую деятельность и самостоятельность своих подданных. Живут, не зная страны и ее культуры... Да вот, читайте сами.

– Это вранье, мистер Сайлес! – проглядев статью, не выдержал Шиллинг.

– Неправда? – обрадовался американец. – И я такого же мнения! Я даже удивляюсь. Я прочитал и поразился. Мне показалось, что это чушь. Разве в России запрещено изучать китайский язык? Я же сам видел, когда был в Симоде, что вы, господин Гошкевич, переписывались с японцами китайскими иероглифами. И не только я! Все американские офицеры это видели. Вы же прекрасно говорите и по-японски и по-китайски. Я сам все видел и слышал, мистер Гошкевич отлично знает не только иероглифы. Как бы это могло случиться? И какой смысл запрещать изучение китайского языка в Пекине, если в Петербурге, как вы мне сказали, есть школа китайских переводчиков и для нее нужны преподаватели, знающие Китай? Да иначе и быть не может. Вы соседи, у вас с ними своя богатейшая торговля на Кяхте. Дай бог, чтобы кто-то из англичан быстро писал иероглифами, как мистер Гошкевич...

– Я служил десять лет в русской православной духовной миссии в Пекине, мистер Сайлес, – прочитав статью, сказал Осип Антонович, – и я все годы изучал там китайский язык, как и все члены миссии. Из наших миссионеров в Пекине вышло несколько ученых. Наш синолог Бичурин посвятил свою жизнь изучению Китая. Существует его знаменитая карта Пекина.

– И вы сами жили в Пекине?

– Да.

– Я же говорю! Вот откуда вы так все знаете хорошо! Чего только не пишут про вас, господа! Я очень рад! Вы еще будете иметь возможность доказать свою правоту, мистер Гошкевич. Это всем вам придает ореол авантюризма!

– Что может доказать военнопленный!

– Это не имеет никакого значения. Наука и политическая пропаганда несовместимы. Вы это и докажите. Да, вы знаете, кто автор статьи в «Ученых записках»? Кто бы, вы думали? Кто?

– Подпись – Боуринг, – сказал Алексей.

– И не просто Боуринг, а сам сэр Джон Боуринг... Губернатор Гонконга. В ранге посла в Китае, хотя и не имеет права входа в Китай. Его туда не пускают. Известный гуманист и ученый.

– Как это могло быть? – спросил ошеломленный Алексей.

– Не знаю.

– Вы так хвалили его... И такой подкоп!

Все засмеялись.

– Он очень образованный человек, а печатает такие глупости, – вскричал Сайлес, выкатив глаза. – Какая чушь! Это чистая агитация! Я уже говорил вам, что вас ждали. Известие о захвате «Греты» пришло давно. И сама «Грета» уже здесь, как вы видели.

«Он хочет сказать, что Боуринг напечатал статью к нашему приезду? Чтобы знали, что мы из отчизны тьмы и невежества! Смазал нас по роже для начала? Для первого знакомства! Чем же это отличается от замашек наших генералов и сановников – любителей задать острастку при первом же знакомстве?»

– Я сразу сказал, что этого не может быть. Я уже заходил в Ученое Азиатское общество, которое издает записки, и говорил там. Обязательно зайдите туда и вы, мистер Гошкевич, и все вы, господа. И засвидетельствуйте все сами и объяснитесь. Они рады будут познакомиться. Впрочем, я думаю, они сами пригласят вас.

– Как это может быть? Мы пленные, как же нас примут или пригласят в английское Азиатское общество? Кто может пригласить? Англичане?

– Да! И вы не отказывайтесь. Воспользуйтесь их понятиями. Только тут все не так, как можно предположить! Одна партия – сторонники Стирлинга – признает, что адмирал законно взял вас в плен. Другая партия – особенно влиятельная в Гонконге, и у них найдутся сторонники в метрополии – категорически заявляет, что вы взяты в плен незаконно. Они против Стирлинга и осуждают его действия.

Хотелось бы спросить, какая же позиция Боуринга, но уже вскоре стало очевидным из намеков Сайлеса, что сэр Джон терпеть не может адмирала и добивается его смены и что в Лондоне вот-вот назначен будет новый командующий флотом, – видно, и Боуринг как представитель власти не считает нас пленными.

«Но, может, вам не совсем ясно?» – хотел, казалось, спросить Сайлес, глядя слегка выкаченными глазами.

«Нет, зачем же... – взглядом отвечал Сибирцев. – Очень ясно!»

– Мнения партий расходятся. Поэтому на кораблях у Стирлинга вы в плену. А на берегу у Боуринга вы такие же, как все! Почти! Вы еще получите много приглашений, и вам, уверяю, придется выслушать много сочувственных речей. Одни говорят: это наши гости. Другие возражают: а что будет, если их отпустить в Россию? Они усилят войска, сражающиеся против нас. Ваши друзья говорят: «Постыдная выходка бездарного Стирлинга и его офицеров. Моряки Путятина не враги и не пленные». А вы? Чего хотите вы сами?