В Гонконге, где все привыкли к картинной красоте своих солдат и моряков, с транспортных кораблей в тяжелый, сумрачный день с дождем и ветром сходили колонны бесцветных бородатых солдат. Это труженики войны – севастопольские братья. После окончания войны из Крыма их отправляли в Китай. Заросшие еще в Балаклаве, в длинных шинелях, полы которых подоткнуты по-русски за ремни. Понюхали пороха и побывали в рукопашных, постоянно рыли могилы и работали, проводя железную дорогу от Балаклавы почти до самого рокового Редана. Товарищей хоронили не столько от пуль и бомб, сколько от чумы, холеры, дизентерии, привезенных на позиции турками. Все узнали за годы войны, что такое полевые военные госпитали. Они, наемники, не требовали излишнего комфорта или развлечений. Они и не знают, что за прелесть китайские деликатесы и потехи, но к их услугам в городе открыт солдатский клуб, который по имени старинной игры в шары назван поистине народным названием Pall Mall.

Так Гонконг представал перед ними в ветрах и туманах, в осенней холодной сырости. Встречавший молоденький долговязый и жизнерадостный военный корреспондент газеты «Таймс» даже сказал весело: «Не правда ли, стоило ли ради того же самого плыть за десять тысяч миль!»

По набережной Гонконга, держа ногу, прошел батальон в конических шляпах и крепких дабовых[82] штанах и халатах, в ремнях и с золочеными надписями на широких лентах во всю грудь наискось: «милитери сервис». У некоторых из них есть ружья. Эти «военнослужащие» предназначены для перетаскивания тяжестей, рытья укреплений, для подноски еды для солдат, патронов, ядер и бомб для пушек и для всех тяжелых работ. Между собой офицеры их называют «кули». Через несколько дней их грузили на суда вперемешку с морской пехотой, с артиллерией, с севастопольскими братьями и сипаями из Индии и с афганцами. На пароходы, на парусные корабли, на баржи, которые тянулись за дымящимися буксирами. Пошли китайские джонки под оранжевыми и желтыми парусами с изображениями иероглифов победы и драконов, с огромными глазами рыб и морских чудовищ на носах и кормах, и с британскими флагами на мачтах. С командами из китайцев под начальством ласкаров и британцев.

Вся эта масса кораблей, выйдя из извилистого пролива, служившего отличной бухтой Гонконгу, направилась, минуя несколько мелких островков, через огромное, подобное морскому заливу устье реки Сицзян, или Кантон-ривер. На морской карте расходящиеся берега этого устья, или лимана, удивительно похожи на гигантскую, оскаленную в ярости пасть тигра. Этот китайский тигр извечно хочет загрызть и поглотить флоты морских пришельцев. Португальцы, первые объявившие миру о том, что они тут, так и назвали этот залив: Восса tigris – Пасть тигра. На оконечности правого берега, или верхней челюсти этой пасти, как украшение, воткнутое в губу, поместился Макао. А на нижней челюсти, тоже у самого кончика, – остров Гонконг.

Гонконг и Макао вместе стремились создать невидимый бугель, которому не страшны волны и скалистые зубы Восса tigris. Этим бугелем зажаты, как наборные части мачты, все многочисленные входы и выходы в протоки Кантонской реки.

Флот двинулся в реку Жемчужную – левую протоку реки Сицзян. Жемчужная глубоководна, широка, знаменита тем, что на ней издревле происходили все стычки и сражения с пришельцами из-за морей, начинались и продолжаются до сих пор международные торговые отношения. Кантон известная приманка для всех купцов и морских разбойников. А за последние годы иностранцы так укоренились по островам и на реке, что напротив Кантона, пониже по течению, ими построен глубоководный порт и даже доки в местечке Вампоа, которое разрослось и обстроилось прочными и красивыми на вид, всегда хорошо покрашенными, новенькими, как на картинках, зданиями европейского типа. Жемчужной название дано тружениками реки, ищущими в ее русле раковины с драгоценными наростами, идущими на украшения костюмов, шапочек-«дынек» и на наряды женщин. Европейцы понимают в ином, более близком для них значении название Pearl river – Река перлов.

Они расширяли и углубляли, нагружали все больше эту главную и драгоценную артерию торговли и экзотики, на которой теперь происходило небывалое столкновение.

Любознательные, практичные китайцы искренне, постоянно с внешним спокойствием и пренебрежением, но жадно стремились узнать, что произведено в западных странах. Перлы со всего мира шли по Жемчужной вверх, а вниз по этой же великой артерии – богатства Китая, его всевозможные изделия, а не только шелка, фарфор и ажурное золото растекались по всему миру, пробуждая в народах всех стран не меньшее, чем у китайцев, любопытство к новинкам. Гонконг и Макао стали двумя тяжкими кольцами на губах Тигровой пасти. Но ее нельзя было застегнуть замком. Река так и не смогла оказаться зажатой западным бугелем бизнеса. Не было и нет сил на свете, в том числе и в самой столице Китая, как и на «снежной голове» Гонконга, которые смогли бы приглушить движение жизнеспособного и деятельного народа Поднебесной. Но европейцы и американцы не менее жизнеспособны и деятельны. Аппетиты росли с обеих сторон, и те, кто больше всего преуспевал, больше всего стремились к конфликту и к пролитию крови, как бы веря, что защищают справедливость.

...Пальба с парохода «Барракута» по Кантону была зажигающей и разрушительной, но это лишь первые сигналы к началу общих действий.

Флоты мелкосидящих судов местной постройки тянулись на буксирах за речными пароходами или подходили на парусах и скапливались массой с разноцветными десантами всех родов войск.

Вспыхнули борта стоящих в отдалении больших кораблей, начался барабанный огонь фрегата «Пик», как всегда, под командованием Никольсена. Пальба слышна на реке ниже Кантона.

Коммодор Чарльз Эллиот с отрядом винтовых судов, вернувшихся из Сибири, бомбардирует в упор каменные и глинобитные форты китайской крепости, построенной под крутым обрывом высокой каменной сопки на том же левом берегу, что и Кантон. Капитан Каллаган прекрасно действует на фрегате «Сибилл».

Китайские купцы превратили свои магазины в больших городах Китая в райские уголки, изобилующие самыми прекрасными произведениями, привезенными из стран варваров. Но реку охраняли все те же старосветские полутысячелетней давности форты, издали похожие на длинные двухэтажные и одноэтажные казармы, протянутые под скалами по узкой полосе берега и вооруженные не только чугунными, но и деревянными пушками, которые дают сокрушительнейший выстрел, но единственный, так как сами от него рвут обручи на своих стволах и приходят в негодность.

Защитникам такого форта под градом бомб и ядер деться некуда. Они поставлены, чтобы обнаружить стойкость и готовность умереть. Их узкая старомодная крепость между водой и высочайшим обрывом как бы нарочно для того, чтобы был расстрелян ее гарнизон; никому и некуда спастись.

Бьют корабли «Сибилл», «Винчестер», «Медуза», «Монарх». Множество труб и мачт.

В минувшее лето пароход «Барракута» был с эскадрой на описи побережья Амура. Начали с северных гаваней. «Барракута» на буксире ввела фрегат «Пик» в Императорскую гавань.

Десантные партии собирали ревень. Матросы чистили и ели его тут же, вспоминая абрикосы, бананы и виноград. К их удивлению, в лесу рос и виноград. Странное место!

Говорят, что каким бы созидателем ни был человек, но он особенно любит разрушать. Поджигали факелами. Деревянные дома и казармы загорелись. Фрегат «Паллада» затоплен был самими русскими тут же, в главной гавани, вблизи входа. Шлюпки ходили на опись. Нанесли на карту и промерили все пять бухт Императорской гавани и переименовали ее в залив Барракута.

...До корейской границы от устья Амура в эту навигацию все описано. Лучшая из гаваней найдена не на юге, а на севере и названа порт Сеймур, по имени командующего эскадрой, принимавшего участие в этом деле. Имена многих офицеров, в том числе и штурмана, даны другим бухтам...