— Я уже дала себе задание, — усмехнулась я, — об этом говоришь.

— Ну ка поподробней?

— Я хандирила и подумала, что было бы здорово вернуться назад и прожить свою жизнь счастливо. Заказ был принят.

Стаур как-то странно посмотрел на меня и закусил губу.

— Тебе это очень важно раз заказ был принят твое сущностью. — Потом он кивнул каким-то своим мыслям и принялся объяснять мне как пройдет ритуал инициации ветра. Оказалось, что все довольно просто. Меня заключат в круг из виарноского заклинания, опять про взросление виарнов и я должна буду усмирить ветер и принять его. Я смутно представляла, как его усмирять, стихию.

— Ты сама это поймешь, поверь в той ситуации просто не останется выбора или ты совладаешь, или выпустишь стихию, что приведет к очень сильной буре. Минус в том, что, если ты не активируешь в печати стихию ветра, ты не сможешь совершить главную свою цель, вернуть бога.

Стаур взял мою ладонь снял перчатку, с которой не расстаюсь и погладил печать, та засверкала разными цветами.

— Земля, огонь, свет и тьма, кровь, ментал, жизнь, осталось всего две, вода и ветер. Я думаю, что ты немного тормозишь с этими стихиями потому что горгона. Ветер им не подвластен, воду они бояться. Ну начнем наверно- вздохнул виарн. Сначала концентрация и я создаю вокруг учебный круг, он слабенький, но так ты сможешь постепенно привыкать к ветру. Инициация каждой стихии требует соприкосновения с ней.

Я содрогнулась, думая, что, если медитировать для ветра нужно при ветре, а значит вода, в воде. Б-р-р видимо виарн прав я слишком горгона.

Так началась моя учеба стихии ветра и попутно виарн помогал освоить другие, налегая не на заклинания, а на понимание магии. На острове я успела побывать еще несколько раз, уже быстрее спускалась с гор и легче держала ипостась, научившись наконец-то частичной трансформации. С этим как ни странно мне помог Лавр, которому это было близко. Ригнарам в других странах запрещено обращение во вторую ипостась потому что мозг и повадки у них при этом тоже меняются. Поэтому какой зверь у моего друга я не знала, а вот его огромные когтищи увидела и восхищенно тыкала пальцем. Виарн при этом ревниво заявил, что его когти намного больше и уж точно страшнее. Было смешно. Стаура я воспринимала как старшего брата, который поможет и объяснит и если надо поругает, что предусмотрительно он делал на русском. Еще он подолгу оставался с Алем. Я видела, как сынишка тянется к старшему виарну и в груди болезненно все сжималось, что ждет в дальнейшем моего мальчика, такая сила заключена в его теле, сможет ли он совладать со своими такими разными и противоположными стихиями. Хотя Стаур был в восторге и говорил, что тогда я правильно сделала что заблокировала виарнскую сущность Аля, теперь, когда эльфийская кровь закрепилась и связь с зуллором установилась можно потихоньку выпускать на волю и другую сущность ребенка, но нужно это делать под присмотром взрослого виарна.

— Когда ни будь он будет летать, — довольно вздыхал Стаур, — более совершенный вид. Его дети могут быть виарнами, но не такие как мы с разделенными жизненными циклами. Удивительно…

Я видела, что Стаур с радостью занимается с Альдаэром и привязался к нему, зато папа был зол и ревнив, но тут уж никакие разговоры не помогали. Может всё-таки его женить.

15 глава

Еще Гондальфа, несколько раз я чувствовала ее очень хорошо, словно наша связь вернулась. Было больно. Наши разведчики докладывали, что город разрушается, горгоны бегут сюда в сторону темных, наконец-то восприняв мои воззвания к народу. Нужно сохранить как можно больше горгон. Итак, не многочисленный народ стоит на грани истребления. Для них создали поселения, как беженцам и помогали. Не всем темным это нравилось. Я ездила в такие поселки и поднимала моральный дух они были согласны ждать, но были подавлены предательством. Дим скрывал от меня многое, но у меня были и свои уши во дворце. Новости были печальные. Другие народы словно саранча нападали на ослабшую Гондальфу и угоняли горгон в рабство. Алорн восставал из пепла, но не все были хорошими, и из пепла появлялись невольничьи рынки, бордели с маленькими детьми и различные секты, решившие вдруг поклонятся тварям хаоса.

Последних старались выслеживать и уничтожать, велика была опасность, что в такой секте засел недобитый гимбл. Один раз я тоже побывала на такой зачистке, потом не могла спать, переживая и проживая все те ужасы, что совершали эти твари.

Дим, каждую ночь пробирался ко мне, и мы засыпали в объятиях друг друга, изможденные от любовных утех, понимая, что скоро вся эта тишь и гладь кончится, и побыть вместе не будет времени. Как я и говорила через несколько недель у Владетеля родилась дочь. Ей были рады, как первому ребенку, но совсем не рады, как девочке, все-таки наследник будет мужского пола. По традиции целый месяц будут пиры да балы. Встречи различных дипломатов с подарками и подношениями. Некоторые пиры я могла пропускать, на некоторых мне приходилось присутствовать, как официальной невесте. Что я могу сказать, одно и тоже каждый раз. Менялись лишь туалеты у дам, что тоже не слишком бросалось в глаза, да приезжали новые гости, не у всех еще на Алорне поставили стационарные порталы. Я радовалась лишь своим старым знакомым и была счастлива увидеть и Дроба, и Бригитту, и Черина, и даже Риана, который долго сочувствовал из-за Гондальфы и вынюхивал на счет похода на остров богов. Были и неприятные моменты, которые я списывала на свою ревность, но все-таки считала, что Дим, мог бы не танцевать с Ароной. Мне это не понравилось, о чем я сразу ему сказала. Темный лишь отмахнулся сказав, что по этикету, должен был это сделать, она один из послов в дипломатической миссии. На что я сказала, что его братец может сам танцевать со своими гостями. Дима моя ревность рассмешила, он не принял всерьез мои обиды, говоря, что я ревную впустую. Он не воспринимал ригнарку, как опасность, совершенно игнорируя, что отвергнутые женщины страшны в мести.

И если со стороны Дима и не было чувств, ригнарка словно кошка кружила вокруг моего мужа, пыталась ненароком прижаться, дотронутся и всячески влезала в разговоры. Меня это бесило, хотя держалась я молодцом и вида не подавала. Скандалить на радость темным не хотелось, многие считали, что младший брат владетеля может выбрать супругу из высшего круга или для скрепления дружбы с другими государствами. Что хочет сам брат правителя никого не интересовало.

Усталость накапливалась и в один из дней я решила наплевать на тренировки, на празднества темных, взять детей и позвать Дима отдохнуть на природе, семейный пикничок. Вся в предвкушении, когда скажу это своему мужу и как мы обрадуем детей, пошла искать Дима. Как назло, его не было в лаборатории, и у детей тоже, они занимались уроками. Тогда пошла в наши покои надеясь, что он там. Впереди увидела спину Лавра, видимо тоже искал Дима, когда я готова была толкнуть дверь Лавр вышел, его глаза были максимальной величины и в них горели страх, паника и непонимание. Увидев меня, его страх можно сказать увеличился он перекрыл мне путь и выдохнул:

— Лиена тебе туда нельзя.

— В смысле, — удивилась я, а сердце предательски дрогнуло, — что за странности, Лавр, я не могу зайти в собственную спальню? — Лавр не ответил, но зато сильно закивал головой.

— Знаешь ты себя так ведешь, словно застал Дима с любовницей. — И увидев, как вздрогнул оборотень прорычала, — отойди на хрен!

Лавр вздрогнул и видимо что-то увидел в моих глазах, потому что медленно, очень медленно отошел в сторону прошептав:

— Лучше не ходи, Ли, прошу тебя.

Я молча переступила порог и сразу пошла в спальню примерно представляя, что могу там увидеть, но все еще не веря в то, что это может быть правдой. Ведь чушь какая-то…но все оказалось намного банальнее как-то, обыденно что ли. Голый Дим, с голой Ароной, совокуплялись шумно, с рычанием и выкриками. Мокрые шлепки и поцелуи взахлёб, как такое раз видеть, может прав был Лавр и мне не надо было сюда идти. Дим меня не замечал, зато ригнарка увидела и еще пуще принялась стонать, выгибаясь и подставляя зад, словно течная кошка. Меня затошнило от увиденного, но я словно окаменела не могла не двинутся ни сказать что-то. Мне казалось, что даже воздух не мог пройти в легкие так мне стало плохо. Боль, такая, что казалось сердце разрывается на части.