— Заткнулись все. — Голос Тэйона был тих, но разнёсся, казалось, до самых отдалённых уголков корабля, заставив затихнуть даже грохочущую за бортом воду. Отрезанный от магии мастер сидел на палубе, опершись на ладони и разглядывая гладкие доски. — Капитан ди Ваи, мне нужно время. Столько, сколько вы сможете выиграть.
Магистр медленно вздохнул, решаясь. Выход был столь же очевиден, сколь абсурден. Среди сотен вариантов, которые он успел перебрать, с тех пор как почувствовал враждебность сплетающихся под кормой водных потоков, этот мелькал не раз, но лишь слова Дзорана ди Ваи позволили смутной догадке оформиться в чёткую мысль.
«Если только вы не заставите его поднять «Сокол» в воздух и нести нас до самого города. Что, как известно, невозможно».
А с чего, собственно, все взяли, что невозможно?
Он двадцать лет летал по городу в кресле, и это ни у кого не вызывало вопросов. Заклинание всё то же. Дело лишь в масштабе.
Тэйон зажмурился, вспоминая, как он добился эффекта, названного профессором Совёнком «антигравитацией». Эти исследования маг начал очень давно, ещё до своего ранения. Он тогда пытался найти способ, позволивший бы Таш летать. Простой подсчёт показывал, что раса шарсу не должна была так свободно чувствовать себя в небе. Огромные крылья горного народа были прекрасны, но их поверхность всё же недостаточна, чтобы позволять часами парить над крышей мира. Что, похоже, самих шарсу совершенно не волновало. Они парили.
Тэйон, вооружившись кое-какими приборами, понаблюдал за гимнастическими экзерсисами супруги, затем затащил в свою лабораторию с требованием помочь магической науке. Экспериментальным путём удалось выяснить, что народ Таш обладал естественной способностью изменять вес собственного тела. Это не походило ни на какой из известных халиссийцу видов магии, но после ряда, как он считал, довольно остроумных опытов (Таш подобрала для них куда менее приятные эпитеты) он смог искусственно повторить энергетическую воронку или скорее вывернутый наизнанку колодец, который позволял вещам изменять вес. Что, в свою очередь, повлекло за собой совсем уж странные теории о природе притяжения, а затем и материи вообще. В конце концов, началась очередная война, и лэрд с чистой совестью забросил своё увлечение. Чтобы вспомнить о нём, когда ему потребовалось найти способ передвигаться с перебитым позвоночником.
Или поднять в воздух военный корабль.
Нечего было и думать повторить сложнейшую, сворачивающуюся в саму себя сеть энергетических плетений. Для этого ему и в лучшие времена требовалась целая лаборатория и пара помощников в придачу. Нет, идти надо было самым простым путём. Перенос магического свойства с одного объекта на другой. Расширение магического свойства путём подпитки энергией. Заклинания первого курса обучения в Академии.
И никаких «мысленных операций». Чародейство нужно строить с опорой на внешнюю структуру, чтобы как можно меньше осталось на откуп его искалеченному сознанию.
Магистр своим перстнем обвёл круг на досках палубы, внутренним зрением видя, что вслед за движениями кольца в воздухе остаются выжженные линии. В круге четырёхлучевую звезду. Сосредоточившийся на цели маг даже не замечал, что поверхность, на которой он чертил, вздрагивает и опадает под ударами волн.
Северный луч — знак близости. Близость объектов, их родство, их единство.
Восточный луч — знак возрастания. Знак умножения, прибавления силы стихий.
Южный луч — знак неба. Недостижимость, свобода, бесконечность.
Западный — знак ветра. Южного ветра, ласкового, юного. Знак ветреной стихии, благодаря которой родится и которой будет напитана эта магия.
В центре — символы тех двух заклинаний, что он хотел получить. И — символ крови.
Теперь тот объект, с которого он будет переносить свойство. Лучше всего было бы кресло, но оно осталось в особняке Алория, а камень вызова в ножнах треснул ещё во время схватки с кейлонгцами. Значит, придётся обойтись тем, что есть под рукой.
Тэйон, покачиваясь, поднялся на ноги. Теперь, когда их жизни зависели от его ладоней, боль отступила, тело и голову наполняла чуть звенящая, пьяная мягкость. Он горел вдохновением и дрожал уже не от холода, а от возбуждения. Ради таких минут маги стихий и жили.
— Таш. Подойди сюда, девочка. — Оковы Протокола рассыпались сухим, чуть серебрящимся песком. Какая всё-таки бессмыслица…
Она отбросила одеяло и молча, без колебаний шагнула в круг, встала на указанное место, повернувшись к нему спиной. Тэйон шагнул к ней, обнял сзади за талию, взял в свои ладони холодную руку.
— Адмирал, сейчас это — привилегия ди Ваи, но он не любит суеверия, а Вы никогда не любили делиться. Скажите, после последней перестройки Вы поили «Сокола» своей кровью?
— В день спуска судна на воду я порезала руку, — ответила первая леди Адмиралтейства.
— Умница.
Он снял перстень со знаком ветра и надел ей на палец, замыкая ещё одну цепь. Сжал её руки в своих. В последний раз окинул палубу, взбесившееся ночное море, людей.
Не больше минуты. Шестьдесят секунд, в которые нужно успеть прожить целую жизнь.
Магистр воздуха закрыл глаза и начал медленный речитатив. Линии, начертанные на дереве, перстень под их ладонями, корабль под их ногами.
Ветер.
Заклинания рванулись к жизни, как цветы, тянущиеся к свету. Таш гортанно вскрикнула, ощутив себя единым целым с кораблём, зашаталась под ударами стихии. Воздух запел, сияя опасным, безумным, ослепительно прекрасным буйством магии. Тэйон сжал руки, поддерживая падающую женщину и чувствуя, как не поддаётся, не выдерживая нагрузки, его сознание. Как распадаются, рассыпаются жемчужным ожерельем символы заклинаний, как вырываются из-под власти уже начавшие сплетаться ветры. То, что ещё недавно казалось естественным и простым, вдруг стало безумно сложным, его разум не слушался, он не удержит, не удержит, не удержит…
Это было мгновение вечности, краткое мгновение абсолютной тишины и абсолютной откровенности в сердце бушующей бури. Глупый смертный, он пытался овладеть тем, что смертным не дано. Теперь, на пороге смерти, можно было признать очевидное — сколь многого он ни достиг, ему всегда будет мало. Признать — и принять. И продолжить в том же духе.
Это сомнительная честь — быть человеком, и относиться к ней следовало скептически. Но ничем другим маг быть не умел, а переучиваться, похоже, уже поздно.
Тэйон видел себя, видел хрупкое человеческое сознание, его смешные попытки набросить узду на дикие порывы первозданных стихий. Видел страх и звериную надежду в разумах окружавших его людей.
И яростное, захлёбывающееся беззвучным криком стремление к небу, сжигающее бьющееся у него в руках существо. Истинное желание, рядом с которым его собственная жажда власти, или силы, или жизни блекли, как пастельный набросок дождя рядом с бушующим штормом.
Спокойствие и хмельное вдохновение пришли вместе с новой, изменённой схемой заклинания. С хладнокровным изяществом Тэйон вер Алория связал в неразрывное целое корабль, названный «Соколом», сознание бескрылой шарсу и дикую силу воздушной стихии.
И на один ослепительный, обжигающий, точно истина, миг он увидел, как разум лишённой магии женщины поймал ветер. И ярость неизбывного, невозможного желания сделала её равной по силе совоокой богине. На миг. На один лишь миг.
Но сколько ещё нам нужно?
Грохот. Треск дерева. Крики ужаса.
И — крики изумления.
Старый, побитый, но так и не утративший спеси «Сокол» величественно поднялся над затягивающими его волнами. Сначала медленно, а затем всё увереннее, всё быстрее набирал высоту, поднимаясь к расцвеченному луной небу. Люди бросились к бортам, в тихом, потрясённом молчании наблюдая, как всё стремительнее закручивается во тьме воронка водоворота. Бессильная. Бесполезная. Но всё равно пробирающая до костей ужасом.
— Стихии, — повторял вцепившийся побелевшими пальцами в какой-то канат огненный маг. — Стихии. Стихии…