На главной улице Конан остановился. То, что он собирался сделать, требовало абсолютной секретности. Киммериец отыскал крышку люка. Потом сбегал во двор гостиницы и вернулся.с факелом. Тут он неподвижно замер, чтобы убедиться, что за ним никто не следит, и долго ждал, стоя в неподвижности, вслушиваясь и всматриваясь в темноту. Вокруг все было тихо. Наконец он быстро спустился в люк и оказался в хорошо знакомой ему уже Большой Клоаке. Подняв руки, он задвинул крышку, поставив ее на место.

Недавно прошедший дождь хорошо промыл дренажную систему. В воздухе, конечно, ощутимо попахивало, но вонь была все-таки терпимой. Конан отошел на несколько шагов от люка, а затем положил тяжелый сверток на мокрые камни. Сев на сверток, он вытащил из своего кошеля, висевшего на поясе, кресало, кремень и трут. Добыть огонь, работая на ощупь, было сложным делом, но Конан был терпелив. Несколько минут он стучал в вонючей темноте кресалом по кремню, пока наконец на трут не попала искра. Конан осторожно подул. Красноватая точка начала разгораться. Над ней показался язычок пламени. Конан поднес ее к пропитанной маслом ткани, которой был обернут конец факела, не переставая дуть. Вскоре факел загорелся. Теперь у Конана был свет, и можно было двигаться дальше по Большой Клоаке.

По дерьмостоку Конан пробрался в подвалы театра, откуда поднялся на крышу. С крыши театра он перепрыгнул на крышу храма. Правда, ему пришлось употребить для этого всю свою ловкость, поскольку сверток был довольно-таки увесист. Оказавшись в храме, Конан не пошел в отведенные ему помещения, а вместо этого спустился по задней стене, предварительно привязав свою ношу за спину с помощью пояса. Войдя в безлюдную кухню, Конан спустился по лесенке в подвал. Здесь хранились дрова для жертвенников и очагов, старая мебель и куча другого хлама. Кроме того, здесь были установлены печи, которые использовались для нагревания воды при ритуальных купаниях и для обогрева всего храма при помощи системы труб. В одной из печей огонь горел постоянно. Конан первым делом убедился, что возле печи не сидит дежурный аколит. Только после этого киммериец раскрыл дверцу печи, при свете пламени развернул сверток и, скомкав, бросил в огонь окровавленную ткань. После чего взял в руки злополучный талисман. Из-за него пролито столько крови, накручено столько хитроумных интриг.

Несмотря на яркие отблески огня, вещица казалась чернее ночи. Она сверкала, как бриллиант, и в то же время создавалось впечатление, будто она поглощает весь падающий на нее свет. Скорпион был выполнен с такими реалистическими подробностями, что, казалось, вот-вот он поползет на своих шести ногах, угрожающе выставив перед собой клещи. Конец его жала по-особому влажно поблескивал.

Тело насекомого венчала женская головка. Лицо у женщины черное. Широко раскрытые глаза подобны сгусткам тьмы. Глаза не имели ни зрачков, ни белков, но они явно не были слепыми. Они видели. На мгновение Конан почувствовал себя неуютно при мысли о том, что чуткий взгляд нелепого существа сейчас изучает его. Каким бы ни было истинное происхождение статуэтки, она действительно обладает великой магической силой. Варвар это нутром чуял. Даже вес у фигурки необычный. Будь она из чистого золота, все равно весила бы меньше.

Тут Конану пришла в голову блестящая идея – спрятать статуэтку прямо здесь, в храме. В углу большого помещения под главным залом имелась высокая каменная кладка – пьедестал, на котором покоилось некогда колоссальное изваяние Митры. Сейчас эта кладка поддерживала пьедестал с уродливым идолом Матери Дурги.

Однажды, много лет тому назад, Конану случилось исполнять рискованное поручение одного жреца-изгоя. В благодарность этот человек открыл Конану древнюю тайну своего клана. В каждом храме Митры, сообщил жрец, имеется камера внутри пьедестала, на котором стоит статуя божества. В этой камере в момент крайней опасности могут быть спрятаны сокровища или даже люди. Жрец-изгой поведал Конану, как можно попасть в такой тайник.

Конан направился к задней части пьедестала. Аккуратно отсчитав нужное расстояние от пола, Конан надавил на несколько камней, каждый из которых сдвинулся на долю дюйма. С виду камни полностью похожи на остальные, из которых сложен пьедестал. Только посвященные в тайну могли открыть тайник. Когда Конан нажал на последний из камней, целая каменная секция почти в рост человека плавно и бесшумно ушла внутрь.

Конан нагнулся и прошмыгнул в тайник. Оказавшись внутри, он принялся ощупывать стену справа от входа до тех пор, пока не обнаружил нишу, на которой до сих пор сохранились заготовленные заранее свечи. Взяв одну, Конан вышел, подошел к печи, зажег свечу и вернулся к тайнику. В центре камеры находился небольшой каменный пьедестал, доходящий Конану до пояса. В стародавние дни на таком пьедестале стояла маленькая статуя Митры, полностью повторяющая колосс, громоздящийся наверху. Теперь вместо Митры Конан водрузил на пьедестал Черного Скорпиона. В свете свечи поверхность статуэтки влажно поблескивала. Конан задул свечу, положил ее в нишу и выбрался из камеры. Затем, повернувшись, он нажал на особый камень у входа. Каменная дверь бесшумно вернулась на прежнее место. Прошло мгновение, и ее было не отличить от прочей каменной кладки. В первый раз с того момента, как обнаружил в гостинице труп, Конан вздохнул свободно. Когда удастся сбыть это сокровище с рук, он будет невероятно счастлив.

Он вышел из подвала. Возвращаясь назад через кухню, Конан не забыл прихватить мяса для Риетты.

Итак, к настоящему моменту Конан заключил соглашение с Лисипом. Бомбас хотел, чтобы Конан стал его телохранителем на переговорах, если таковые будут иметь место; Максио пока не опасен – как и Ермак. Из явных противников у Конана оставался лишь Ингас. Обдумав и взвесив все это, Конан решил, что может теперь ходить по городу и днем, не рискуя получить нож в спину.

Ветреная дождливая погода вроде немного прояснилась, даже выглянуло солнце. На Площади было не протолкнуться, поскольку большинство горожан в ненастные дни не выходили из домов, теперь им нужно было пополнить запасы продовольствия, равно как и обменяться последними сплетнями. Когда Конан вышел на Площадь, здесь только и говорили, что о целой череде убийств, случившихся прошлой ночью. Остановившись у одного из лоточников, Конан стал расспрашивать о подробностях.

– Около полуночи Максио со своими людьми совершил набег на логово Ермака и убил троих. Впрочем, самого Ермака им достать не удалось.

– Максио? – переспросил Конан. – Но ведь его люди взломщики, а не воины.

– Они напали внезапно, когда все спали. Взломщики – большие мастера до подобных дел. Убили нескольких человек и исчезли. А позднее бандиты Ингаса подстерегли пятерых бойцов Лисипа в одной из улочек Дыры и зарубили их. Сегодня утром недалеко отсюда был найден мертвым караванщик. Правда, никто не знает, является ли это убийство результатом разборок между шайками.

Услышав новости, киммериец вернулся в гостиницу и вывел своего коня из стойла. Конан проехался до городских ворот, чтобы дать животному возможность размяться, а заодно и убедиться, что за ним хорошо ухаживали, что он способен на быструю скачку и не хромает. По прикидкам Конана, конь ему понадобится через день или два. Прежде чем возвращаться в город, Конан остановился возле луга, на котором расположился недавно прибывший караван. Здесь паслись животные, здесь же распаковывались товары для местных оптовиков. Конан приметил нескольких караванщиков, которые сидели вокруг костра. Подъехав поближе, он спрыгнул с седла.

– Это караван Мульвикса? – спросил он.

– Да, – откликнулся один, поглядев снизу вверх на верзилу чужестранца. – Но сам Мульвикс мертв. Его похоронили сегодня утром.

– Как это случилось? – спросил Конан.

Караванщик пожал плечами. На голове у него была наверчена грязная тряпка-чалма, через которую он поскреб макушку.