Кассандра Клэр

ГОРОД ПОТЕРЯННЫХ ДУШ

Для Нао, Тима, Дэвида и Бена

Никто не избирает зло потому, что это зло.

Люди лишь ошибаются, принимая его за счастье,

За то благо, которое они ищут.

Мэри Уолстонкрафт

Пролог

Саймон стоял у двери своего дома и смотрел на нее. Другого дома он не знал. Именно сюда привезли его родители, когда он родился. Здесь, на Бруклин-роуд, он и вырос. Летом играл под сенью деревьев во дворе, а зимой сооружал санки из крышек мусорных баков. Здесь его семья сидела, соблюдая обряд шива[1], когда умер отец. Здесь он впервые поцеловал Клэри. И он даже представить не мог, что однажды дверь этого дома окажется для него закрытой. В последний раз, когда он видел мать, она назвала его чудовищем и молилась, чтобы он поскорее ушел. Саймон не знал, как долго продержатся чары, при помощи которых он на время заставил ее забыть, что ее сын — вампир. Теперь, стоя на холодном осеннем воздухе, он понимал, что их действие закончилось.

Дверь была покрыта знаками: на ней был выгравирован Хай, символ жизни, и густыми мазками краски нанесены звезды Давида[2]. На дверной ручке и колотушке висели филактерии[3]. Хамса[4], «рука Бога», прикры вала дверной глазок.

Саймон машинально притронулся к металлической мезузе[5], прикрепленной с правой стороны дверного проема, и увидел облачко дыма в том месте, где рука соприкоснулась со священным предметом. Но он не почувствовал боли — лишь ужасающую пустоту, которую сменяла холодная ярость.

Он пнул дверь и услышал, как по дому разносится эхо от удара.

— Мама! — крикнул он. — Мама, это я!

Раздался лишь щелчок дверного засова. Чуткий слух позволил ему расслышать шаги матери и ее дыхание — она молчала, но даже сквозь дерево он чуял ее страх.

— Мам! — Его голос дрогнул. — Мам, это смешно! Впусти меня! Это я, Саймон!

Дверь затряслась так, словно мать в свою очередь пнула ее.

— Уйди! — рявкнула она. От ужаса ее голос было не узнать. — Убийца!

— Я не убиваю людей. Я же говорил, что пью кровь животных!

Саймон прислонил голову к двери. Он знал, что мог бы вышибить ее пинком, но что толку?

— Ты убил моего сына. Убил и подменил его чудовищем, — сказала мать.

— Я и есть твой сын…

— У тебя его лицо и его голос, но ты — не он! Ты не Саймон! — Она почти сорвалась на крик. — Убирайся из моего дома, покуда я тебя не убила, чудовище!

— Бекки! — крикнул Саймон. Лицо его было мокрым. Он дотронулся до него и запачкал руки кровавыми слезами. — Мама, что ты сказала Бекки?

— Держись подальше от сестры.

Саймон услышал, как в доме раздался грохот, словно что-то уронили.

— Мама! — хрипло прошептал он, так как у него не было сил кричать. Рука пульсировала. — Мама, Бекки там? Я должен знать это. Мам, открой дверь! Пожалуйста!

— Держись подальше от Бекки.

Он услышал, как мать отходит от двери. Потом раздался скрежет отворяющейся кухонной двери, который нельзя было спутать ни с чем, и шаги матери заскрипели по линолеуму, потом выдвинулся ящичек комода. Саймон вдруг представил, как мать хватается за нож. Покуда я тебя не убила, чудовище!По его спине прошла дрожь. Если она нападет на него, подействует Метка. Она уничтожит ее так же, как уничтожила Лилит. Он опустил руку и медленно пошел назад. Спотыкаясь, спустился по ступенькам и прошел по тротуару к одному из больших деревьев, бросавших густую тень. Затем бросил взгляд на дверь своего дома, изуродованную символами ненависти, которую мать испытывала к нему.

Нет, напомнил он себе. Она ненавидела не его. Он для нее умер. Ненавидела она несуществующее чудовище. Но я не тот, кем ей кажусь.

Он мог бы стоять еще долго, но в кармане пальто завибрировал телефон. Саймон машинально потянулся к нему и заметил, что орнамент передней стороны мезузы — сцепленные звезды Давида — отпечатался на ладони. Взяв телефон другой рукой, он поднес его к уху:

— Алло.

— Саймон? Ты где?

Это была Клэри. Она говорила так, словно запыхалась.

— Я дома… — Он осекся. — То есть… около дома мамы. — Собственный голос казался ему глухим и далеким. — Ты почему не в Институте? Все в порядке?

— Ну… После того как ты ушел, Мариза вернулась с крыши, где должен был ждать Джейс. Там никого не было.

Не до конца понимая, что делает, двигаясь, как механическая кукла, Саймон зашагал к станции метро.

— В каком смысле — никого не было?

— Джейс пропал. И Себастьян тоже, — сказала Клэри, и он почувствовал в ее голосе напряжение.

Слова Клэри заставили его остановиться.

— Но Себастьян умер. Он мертв, Клэри.

— Тогда объясни, куда исчезло тело. Его там не было, — сказала она, и голос ее наконец дрогнул. — Там вообще ничего не было, кроме крови и битого стекла. Они пропали, Саймон. Джейс пропал…

Часть первая

Нет другого злого духа

Любовь — домовой, любовь — дьявол: нет другого злого духа, кроме любви.

Уильям Шекспир, «Бесплодные усилия любви» (Перевод М. Кузмина)

1. Последний Совет

Две недели спустя

— Долго еще ждать вердикта? — спросила Клэри.

Она не знала, сколько времени прошло, но ей казалось, что часов десять. В спальне Изабель, выдержанной в черном и ярко-розовом цвете, не было часов, только горы одежды, стопки книг, куча оружия, несметное количество косметики, грязные кисточки для туши и открытые шкафчики, доверху наполненные кружевным бельем, тонкими колготками и боа из перьев. Комната была похожа на гримерную в кабаре, но за последние две недели Клэри провела среди этого сверкающего беспорядка так много времени, что уже успела к нему привык нуть.

Изабель стояла у окна, держа Чёрча на руках, и рассеянно поглаживала круглую голову кота; кот глядел на нее зловещими желтыми глазами. За окном бушевала ноябрьская гроза, дождь оставлял на окнах длинные прозрачные полосы.

— Недолго, минут пять, — медленно произнесла Изабель. Без макияжа она выглядела моложе своих лет, ее черные глаза казались больше, чем обычно.

Клэри сидела на кровати меж кипой журналов и гремящей кучей клинков серафимов. В горле скопилась неприятная горечь. Я вернусь. Через пять минут.Последнее, что она успела сказать тому, кого любила больше всех на свете. Теперь она наверняка уже никогда ничего ему не скажет.

Клэри отчетливо помнила те мгновения. Оранжерея на крыше, хрустальная осенняя ночь, льдисто-белые звезды на черном небе. Брусчатка, испещренная черными рунами в пятнах крови. Губы Джейса, касающиеся ее губ, — единственный островок тепла в содрогающемся от холода мире. Цепочка с кольцом Моргенштернов обвивала ее шею. Их любовь двигала всем — солнцем и звездами. Лифт унес ее вниз, в полумрак, и она обернулась. Глаза искали Джейса. Внизу Клэри присоединилась к остальным и обняла маму, здесь же были Люк и Саймон. Но какая-то частичка ее души осталась на крыше с Джейсом и парила высоко над сверкающим холодными электрическими огнями городом.

Мариза и Кадир зашли в лифт, чтобы подняться на крышу, где их должен был ждать Джейс, и взглянуть на то, что осталось после ритуала Лилит. Еще через десять минут Мариза вернулась одна. Когда двери лифта открылись и Клэри увидела ее лицо — бледное, безумное, — она все поняла.

То, что произошло потом, было похоже на сон. Толпа Сумеречных охотников бросилась к Маризе; Алек отошел от Магнуса, Изабель вскочила. Мягкие белые всполохи света, похожие на вспышки фотокамер, снимающих место преступления, осветили комнату — клинки серафимов пронзали мрак. Клэри слышала обрывки рассказа Маризы . Оранжерея пуста. Джейса нет. Стеклянный гроб, где лежал Себастьян, разбит, повсюду осколки. С пьедестала, на котором стоял гроб, стекает свежая кровь.