– Вы кто? – повторила она.

Незнакомец поднял голову, моргая от бьющего в глаза света. Вдоль линии роста волос шел глубокий порез, заливавший лицо кровью, и она узнала его не сразу.

– Джереми? – прошептала она. – Из дома доктора Ван Блик?

Он подслеповато прищурился от яркого света.

– Ирен Сулавейо?

– Да, это я. Бога ради, что случилось?

Она поднялась на ноги. Несколько человек из соседних кабинок уже толпились у входа, кое-кто с оружием. Рени вышла, поблагодарила всех и извинилась, объяснив, что вышла ошибка. Толпа постепенно разошлась, облегченно гудя. Слышалась тихая ругань в адрес ее отца-алкаша.

Когда она вернулась, Джереми Дако сидел у стены и с некоторым недоверием взирал на ее отца. Рени включила небольшую лампу, потом дала Джереми салфетку, чтобы стереть кровь с лица. Отец, все еще взиравший на незваного гостя так, словно тот мог в любой момент отрастить клыки и шерсть, позволил усадить себя в складное кресло.

– Я знаю этого человека, папа. Он служит у доктора Ван Блик.

– А тут он чего в такой час ошивается? Дружок он твой, что ли?

Дако возмущенно фыркнул.

– Нет, он не мой дружок. – Рени обернулась. – Так что вы тут делаете в… – она глянула на часы, – в час ночи?

– Доктор меня послала. Я не сумел найти номера вашего телефона, чтобы позвонить.

Рени недоуменно покачала головой.

– Но у нее есть мой номер – я ей сама давала.

Секунду Джереми тупо взирал на окровавленную салфетку в своей руке, потом поднял глаза, сморгнул.

«Сегодня все плачут, – подумалось ей. – Что творится?»

– Доктор Сьюзен в больнице, – отрезал Джереми. В голосе его звучали тоска и ярость. – Ей очень плохо… совсем плохо.

– О Господи. – Рени машинально сунула ему еще пару салфеток. – Что случилось?

– Ее избили. Вломились в дом. – Дако не отпускал салфетки. Ручеек крови коснулся его брови. – Она просила вас прийти. – Он закрыл глаза. – Мне кажется, она может умереть.

Длинный Джозеф так раздулся от самодовольства в роли защитника домашнего очага, что вызвался поначалу сопровождать их, и только когда Рени напомнила, что им, возможно, придется проторчать несколько часов в приемной больницы, решил остаться в качестве охраны от других, менее доброжелательных посетителей.

Джереми гнал машину по пустым улицам.

– Не знаю, как эти ублюдки к нам пробрались. Я пошел к матери – я всегда в этот день к ней хожу. Она уже старая и любит, когда я прихожу и забочусь о ней. – На его темном лбу ясно виднелось пятно салфетки, испещренное пятнами засыхающей крови. – Не знаю, как эти ублюдки к нам пробрались, – повторил он.

Очевидно было, что он считал это собственным упущением, несмотря на то, что в доме его не было. В подобных обстоятельствах, знала Рени, домоправитель или другие слуги были бы главными подозреваемыми, но в искреннем горе Дако трудно было усомниться.

– Это ограбление?

– Они почти ничего не взяли – немного драгоценностей. Но они нашли доктора Сьюзен в ее лаборатории в подвале, так что они знали про лифт. Думаю, они хотели заставить ее выдать, где лежат деньги. Они сломали все – все! – Он всхлипнул, потом поджал губы и несколько минут вел машину молча.

– Они разгромили ее лабораторию?

Дако скривился.

– Разбили все. Звери! Мы не держим денег в доме! Если они хотели красть, почему не унесли оборудование? Оно стоило намного больше тех нескольких рандов, что мы храним для чаевых.

– А как вы узнали, что доктор хочет меня видеть?

– Она мне сказала, пока мы ждали скорой. Она едва могла говорить. – Рыдание еще раз сотрясло его. – Она всего лишь старая женщина! Кто мог такое сотворить?

Рени покачала головой.

– Мерзавцы.

Она не могла плакать. Уносящиеся назад фонари вводили ее в странный транс, точно она была призраком, вселившимся в собственное тело. Что происходит? Почему с ее близкими случаются такие ужасы?

– Настоящие мерзавцы, – прошептала она.

Спящая Сьюзен Ван Блик походила на инопланетного пришельца. Датчики и трубки торчали во все стороны, только засохшие повязки, казалось, удерживали ее избитое, изломанное тело в человеческом обличье. Дыхание со свистом вырывалось из полуоткрытых губ. Джереми снова разрыдался и осел на пол рядом с кроватью, вцепившись руками в затылок, точно удерживая голову, готовую оторваться под давлением рвущегося наружу горя.

Как ни ужасно было видеть ее старую учительницу в таком состоянии, Рени все еще пребывала в ледяном оцепенении. Уже второй раз за день она стояла в больнице над телом близкого человека. По крайней мере в медицинском центре университета Вествилля не было карантина по букаву.

Заглянул молодой чернокожий врач в замызганном халате и кривых очках.

– Ей нужен покой, – заметил он, нахмурившись. – Сотрясение мозга, много переломов. – Он обвел рукой палату, полную спящих пациентов. – И время неприемное.

– Она просила меня прийти, – объяснила Рени. – Сказала, что это важно.

Врач снова нахмурился, уже отвлеченный какой-то другой мыслью, и ушел.

Рени притащила стул от соседней кровати. Больной, трупно-истощенный юноша, затравленно глянул на нее, но не заговорил и не шевельнулся. Рени уселась рядом со Сьюзен, устроившись поудобнее, и взяла менее забинтованную руку в свои.

Она уже сама начала засыпать, когда ощутила легкое пожатие. Она подскочила. Глаза доктора Ван Блик открылись, взгляд бегал из стороны в сторону, будто преследуя снующую мошкару.

– Это я, Рени. – Она мягко сжала пальцы Сьюзен. – Ирен. Джереми тоже здесь.

Сьюзен мгновение вглядывалась в ее лицо, потом расслабилась. Рот ее был открыт, но из дыхательной трубки доносился только сухой шелест, точно ветер несет по улице пустой бумажный пакет. Рени встала, чтобы поискать воды, но Дако, стоявший рядом на коленях, указал на табличку на спинке кровати: «Ничего через рот».

– Они скрепили ей челюсть проволокой.

– Вам не надо говорить, – произнесла Рени. – Мы просто посидим с вами.

– Ох, маленькая бабушка. – Джереми прижался лбом к ощетинившейся трубками руке. – Я должен был быть с вами. Как я мог позволить такому случиться?

Сьюзен отняла руку и медленно подняла ее, коснувшись лица Джереми. Его слезы впитывались в бинт. Потом она так же медленно и демонстративно вложила свои пальцы в руку Рени.

– Вы можете отвечать на вопросы?

Нажатие.

– Два нажатия означают «нет», так?

Еще нажатие.

– Джереми сказал, что вы хотели меня видеть.

Да.

– По поводу того, о чем мы говорили? Города?

Да.

Рени пришло в голову, что она может и ошибаться: до сих пор она ощущала только однократные пожатия. Лицо Сьюзен так раздулось, что трудно было определить его выражение. Двигались только глаза.

– Не хотите, чтобы я ушла домой и дала вам поспать?

Два твердых пожатия. Нет.

– Ладно, тогда подумаем. Вы нашли, в каком городе снят фильм?

Нет.

– Но что-то о нем выяснили.

Медленное, мягкое пожатие.

– Может быть?

Да.

Рени поколебалась.

– Те, кто избил вас… имеют к этому отношение? К тому, о чем мы говорим?

Еще раз пальцы сомкнулись слабо и неторопливо. Может быть.

– Я пытаюсь придумать вопросы типа «да-нет», но это тяжело. Вы не можете ни печатать, ни писать?

Долгая пауза, потом два пожатия.

– Может, есть кто-то, с кем я должна поговорить? Тот, кто передал сведения вам и может передать мне?

Нет. И секундой позже еще пожатие. Да.

Рени торопливо перечислила всех коллег Сьюзен, кого смогла вспомнить, и получила отрицательный ответ. Потом настал черед полицейских управлений и сетевых агентств – с тем же результатом. Пока она в ужасе прикидывала, сколько времени уйдет на допрос, проведенный целиком по двоичной системе, Сьюзен протолкнула свою руку, так, что перевязанные пальцы касались ладони Рени. Они слабо шевелились, как ножки умирающей бабочки. Рени стиснула руку старушки, стараясь успокоить ее. Сьюзен нетерпеливо зашипела.