Постепенно он обрел размеры, никогда ранее неведомые. Он поглотил облезлые выселки за своей прежней чертой, шагнул через реки и холмы, одев их сперва в доски и бревна, а потом в камень. Золотых башен больше не возводили и не украшали драгоценное дерево искусной резьбой. Просто громоздили один булыжник на другой, захватывая все новые земли к северу, востоку и югу. Кузницы и мастерские испускали клубы дыма, изгонявшие прочь птицу и зверя. Одним крысам по-прежнему было раздолье. Потом Город окружил себя громадными стенами. Но едва строители положили последний камень и закрыли тяжелые бронзовые ворота, как поодаль пришлось воздвигать еще одно кольцо стен, выше прежних. Все эти крепостные круги время от времени раскрывались, выпуская наружу войска, и те шли умиротворять и грабить окружающие земли.

С некоторых пор Городом стали править семь великих семей, семь властвующих домов, чьи имена были Гильом и Гаэта, Саркой и…

– Да знаю я эту историю, – снова перебил Рубина Элайджа. – Про Бессмертного и его братьев!

– Тогда мне не о чем тебе больше рассказывать. – Рубин скрестил на груди руки и откинулся назад. – Ты и так больше меня знаешь об истории Города.

Последовало молчание. Эмли ткнула Элайджу под ребра, и тот смущенно проговорил:

– Ну… ты все равно продолжай. Может, у вас что-нибудь по-другому рассказывают.

– Уверен?

– Да… Пожалуйста!

– Их звали Гильом и Гаэта, Саркой, Винцер и…

– Броглан, Хан и Керр! – с торжеством докончил Элайджа.

– И все они, – Рубин набрал побольше воздуха в грудь, – прибыли в Город тысячи лет назад. Никто даже не знает, откуда именно…

– Но они такие ужасно важные!

– Вернее сказать, были когда-то. Некоторые дома пришли в упадок и вовсе вымерли, а может, просто попрятались от более влиятельных братьев.

– Они в самом деле братьями были?

– Возможно. Только они жили так давно и породили столько потомства, что, говорят, даже боги в точности не помнят, были они братьями или нет.

– Рубин… а они что, боги?

– Я не знаю. – Рубин покачал головой. – Мне все это рассказывал отец, знавший их лично. И я задал ему тот же вопрос. Он на это спросил меня, как я представляю себе богов. Я, помню, сказал: как по мне, бог – это такое отдельное существо, не связанное законами природы. Отец ответил, что в этом смысле они, конечно, были богами. Они носили общее название – серафимы.

Элайджа недоуменно смотрел на своего друга. Сказанное было не очень понятно, но на всякий случай мальчик кивнул.

– Отец говорил, они пришли в Город, чтобы дать ему мир, знания и справедливость, – продолжал Рубин. – Только в итоге мы так и не получили ни того, ни другого, ни третьего. Великие семьи сами погрязли в стяжательстве и прочих грехах. Они копили неисчислимые богатства, порождая подкуп и тлен. И худший из всех – император Ареон, которого мы называем Бессмертным…

Элайджа поспешно закрыл уши руками. Уж больно крамольными и опасными были такие слова.

– Не беспокойся, Элайджа. – Рубин похлопал его по плечу. – Здесь, в Чертогах, нам ничто не грозит. У нас тут своих смертей много: в любой день можно угодить в потоп или грабителям на обед, попасться дозорным или потеряться в Пропадайке. Но вот император нас точно не подслушает. Здесь ему нас не достать!

– Мы заблудились!

Поневоле Элайджа вернулся из приятных воспоминаний о беседах с Рубином к неласковой действительности.

– Мы заблудились, – повторил он, обращаясь к Амите.

Уже целую вечность они устало тащились вперед. Но речка вилась и петляла, так что далеко они не продвинулись. Им не удавалось придерживаться дорожки вдоль берега, больно уж там было круто и скользко. Поэтому они просто шли вперед, держа курс на беловатую скалу. По утверждению Амиты, добравшись туда, они смогут использовать камень как ориентир, чтобы выйти к источнику дневного света. Однако свет меркнул. Элайджа едва мог различить впереди темную фигурку спутницы. Совсем скоро воцарится полный мрак, и тогда-то они потеряются наверняка.

– Надо было обратно в тоннели повернуть, – проговорил он жалобно.

И далеко не впервые. От усталости и отчаяния он чуть не плакал.

Амита остановилась. Липкая грязь достигала коленей.

– И вовсе мы не заблудились, – с обычной своей уверенностью заявила она. – Просто не туда идем, вот и все.

– Вон она, твоя скала! – Элайджа потыкал влево, где еще видно было светлое пятно.

– Я к тому, что, пока мы туда доберемся, ничего видно не будет. – Девочка покачала головой.

– И ни еды, ни воды у нас нет…

Так они и сидели, обессилевшие и почти сломленные, пока вдалеке справа не появился тот же таинственный розоватый свет, что накрыл их прошлой ночью.

– Нам нужно идти вон туда, – сказала Амита Элайдже и указала рукой.

Элайджа посмотрел в ту сторону и замотал головой. Ему стало страшно.

– Это огонь! Может, что-то опасное!

– Если там огонь, – принялась уговаривать Амита, – значит найдется что-нибудь поесть.

При напоминании о еде Элайджа ощутил судорогу в желудке. Накануне они нашли воду, падавшую потоком откуда-то сверху. На вкус она отдавала землей, но они дали ей отстояться, выпили и почувствовали себя лучше. А вот ели они последний раз дня два назад, если не больше. Тем не менее Элайджа вновь покачал головой:

– Я боюсь…

– Река, по-моему, как раз туда поворачивает, – заметила Амита. – Мы просто путь срежем. – И она вытянула руку, указывая, как именно.

Но Элайджа не впервые пересекал такие грязевые поля. Поверхность слегка блестела, а это значило, что доверять ей нельзя.

– Опасно туда идти! Там могут быть провалы. Оступимся и погибнем!

– Не знаю я никаких провалов! Будет трудно, но, если поискать, дорожка найдется!

Тут она ошиблась. Двое детей пробивались вперед по колено в грязи. Ноги тяжелели все больше, в груди жгло. Добавилась и новая напасть – мириады кусачих тварей, которые жужжали всюду вокруг, лезли в рот и в глаза. В тоннелях ничего подобного не водилось. Мучение становилось совершенно невыносимым.

А потом пропал и красный огонек. Элайджа обнаружил, что уже не может различить девочку впереди.

– Амита, – позвал он испуганно, – ты где?

– Тихо! – Он ощутил ее руку у себя на плече, она проворно подтащила его ближе. – Держись вот за это! – Элайджа нащупал деревянный столб, увязший в грязи, и вцепился в него, а девочка пояснила на ухо: – Это от забора кусок.

Наконец исчезли последние проблески света. И тогда Элайджа расслышал что-то вроде далекого плача. Ему показалось, это были детские голоса, не меньше сотни числом. Сердце сжалось от ужаса…

Проснувшись, Элайджа странным образом ощутил уют и спокойствие. Ноги ниже колен по-прежнему вязли в грязи, но поверхность была достаточно плотной, чтобы поддерживать бедра и спину, так что удалось даже отдохнуть. Ну, почти. Он сразу услышал тот же мяукающий, плачущий звук, еще громе, чем накануне. А когда открыл глаза, то с удивлением различил дневной свет. Неяркий, мутный, рассеянный. Тем не менее так четко видеть окружающее ему давно уже не доводилось. Страх никуда не делся, но как же это здорово – видеть! У него даже улучшилось настроение.

Он приподнял голову. Рядом крепко спала Амита. Она, оказывается, привязала себя к столбику, чтобы ночью не соскользнуть в реку. Элайджа только теперь смог рассмотреть, что у нее светлые волосы и такие же ресницы – длинные и густые. Он улегся поудобнее и стал думать, как бы высвободить ноги.

И в это время послышались приглушенные голоса. Элайджа вздрогнул, снова приподнял голову и начал встревоженно озираться. Сперва в тусклом свете были различимы только глинистые берега. Потом выше по течению возникли два факельных огонька. Они приближались.

Элайджа дотянулся и крепко встряхнул Амиту за плечо, затем прижался губами к ее уху:

– Не шевелись! Сюда кто-то идет!

Она тоже вздрогнула и проснулась. Потом уставилась на него, тараща глаза. Элайджа мотнул головой в ту сторону, где заметил движение. Девочка присмотрелась.