- Я отстану немного.

- Это еще зачем! - возмутился Тур, но тут сообразил, для чего девушке вдруг понадобилось отстать, и махнул рукой: - Ладно, только чтоб недалеко.

Девушка кивнула, повернулась и пошла в сторону, противоположную той, куда шел отряд. Тур строго смотрел ей вслед, когда Мирослав похлопал его по плечу.

- Что? - спросил Тур, но тут спохватился, что лучше ему повернуться к удаляющейся фигурке девушки спиной.

Как ни странно, но даже с Ромашкой им удалось догнать отряд довольно скоро. Тур ожидал, что над ним станут подшучивать, но почему-то этого не случилось. Кто-то вспомнил, что названная сестра Тура родилась в том городе, куда сейчас двигались их отряды, и в какой-то мере это объясняло и то, почему девушка решилась пойти за ними, и почему брата не послушалась - откуда им, городским, знать, что такое послушание.

Вечером, когда отряд остановился и разбил на ночь лагерь, воевода Вояр позвал к себе Тура и Мирослава. Они не хотели оставлять Ромашку одну на время разговора, но рядом с девушкой молча присел как всегда хмурый Сивер, и Мирослав счел, что вполне можно оставить Ромашку на него.

Ромашка проводила взглядом их спины и огляделась. На нее поглядывали, весело посмеиваясь, некоторые осуждающе хмурились, но большинство все-таки ее присутствие сочло лишь забавным обстоятельством - не более.

- Обоим влетит, - услышала вдруг Ромашка ворчливый голос, и обернулась:

- Что?

- Им обоим, говорю, влетит, - повторил Сивер. - Зря ты пошла.

Ромашка вздохнула. Объяснять причину своего поступка, не совсем красивого и абсолютно глупого в глазах остальных, ей сейчас не хотелось. Но вот то обстоятельство, что кого-то из-за нее будут ругать, девушку очень опечалило. Она хотела сама пойти вместе с Туром и Мирославом к воеводе, да ее не взяли. И теперь Ромашка молча думала о том, какие же еще неприятности могут свалиться на ее брата и Мирослава по ее вине. Все это время яркие голубые глаза Сивера украдкой наблюдали за нею из-под косматых черных бровей, но девушка этого не замечала.

От воеводы оба вернулись пасмурными, Тур причем выглядел весьма растерянно. Они присели тут же, возле Ромашки, и после недолгого молчания Тур произнес:

- Не понимаю, отчего… Я ведь брат ей, значит, с меня и спрос. Что-то он тебя винит, а?

Девушка посмотрела на Тура, потом на Мирослава.

- Ромашка со мной в Вестовое пришла, - ответил Мирослав, с грустной улыбкой встречая взгляд девушки.

- Сильно ругал? - тихонько спросила она.

Мирослав качнул головой, задумчиво глядя на пламя костра, потом усмехнулся как-то по-особенному горько.

- Это не из-за Ромашки, - сказал он и встал, вытащил две миски из своего мешка.

С костра уже сняли котел с кашей и люди с мисками шли за своей порцией. Мирослав тоже сходил и вернулся. Одну миску протянул Ромашке, вторую, где была двойная порция, оставил себе и Туру. Сивер тоже успел сходить за кашей, и неторопливо ел, поглядывая изредка на друзей и прислушиваясь к их разговорам.

Шатров было немного, и многие ночевали на улице, завернувшись в шкуру у костра. Естественно, никто не собирался оставлять девушку на ночь на улице, поэтому Тур с Ромашкой устроились в шатре. Девушку положили под стенкой, а Тур прилег рядом, словно загораживая ее ото всех своим телом. Сначала Ромашка беспокоилась о том, что и Мирослав, и Сивер остались на холоде, но Тур успокоил ее, что им - не впервой.

Мирослав уже собрался лечь и завернуться поплотнее, когда голос Сивера заставил его обернуться:

- Что воевода сказал?

Мирославу даже в голову не пришло ответить что-то вроде "А какое твое дело?"

- Велел присмотреть за Ромашкой, да чтоб она воинам беспокойства не доставляла и в пути не задерживала.

Воевода, конечно же, не был так немногословен. Еще и попенял сыну, что девушка за ним увязалась, да только об этом Мирослав, ясное дело, рассказывать не стал.

- Любомира с ней не занималась? - снова спросила Сивер.

- Нет, - Мирослав, уже улегшийся на землю, приподнялся, удивленный вопросом.

- А ты?

- Нет.

- Плохо, - пробурчал Сивер, отворачиваясь.

Мирослав некоторое время смотрел ему в спину, потом все же спросил:

- Почему "плохо"?

Он слышал, как Сивер хмыкнул, и когда Мирослав уже не ждал ответа, обернулся.

- Ты научи ее хотя бы блок ставить - пригодится.

Утром, во время завтрака Ромашка поймала на себе недоброжелательный взгляд воеводы из Вестового, отца Мирослава. На сына Вояр даже не взглянул, и девушке показалось, что это намеренно.

Девушка тронула Мирослава за локоть и прошептала:

- Прости меня, пожалуйста. Я думала, ругать будут только меня… Мирослав!

Мирослав не сразу обернулся. Девушка вдруг подумала, что он, должно быть, слишком сердит на нее, но заглянув в светлые глаза, поняла - дело не в ней.

- Ты плохо сделала, Ромашка, что не послушалась меня, - ответил Мирослав. - Но отец сердится не столько из-за тебя, сколько… - он пожал плечами. - Он считает, что плохо воспитал сына.

- Это почему? - удивленно обернулся Тур, сидевший по другую сторону от девушки.

- У нас на многое разные взгляды. Он рассердился на меня еще тогда, когда я выступил на Совете за то, чтобы города не трогали.

- Ну и что, - Тур недоуменно приподнял рыжеватые брови. - Многие за это выступали. Я вон тоже…

- Мой отец - воевода. И он не понимает, почему я выступал против войны.

- Но ведь всегда лучше решать проблемы мирным путем, - вставила Ромашка.

- В данном случае у нас это не получилось, - усмехнулся Мирослав. - Так что отец оказался прав.

- Ну так что же? Каждый может ошибиться. Неужели он до сих пор сердится из-за Совета?

Мирослав покачал головой, и Ромашка поняла вдруг, что есть что-то еще, о чем Мирослав говорить не хочет.

- Может, это из-за меня? - едва слышно прошептала она. - Ты дружишь со мной, а я ведь - городская.

Грустная улыбка появилась на лице Мирослава.

- Помнишь, Тур, когда твоя мать с Сивером лечили меня в Долине Ручьев? Отец заходил тогда. Я ведь все слышал, хотя вы и думали, будто я сплю или без сознания. Так получилось, что только Сивер знал, что со мной случилось во время боя. Я слышал, как Сивер рассказал обо всем моему отцу. Ты же был там, Тур, ты тоже все слышал.

- Я… я далеко стоял. Да и не прислушивался. И за водой выходил разок.

Мирослав поднял руки, распустил ремень на затылке, пригладил рукой растрепавшиеся волосы и снова перетянул их ремешком.

- Когда-то еще мой прадед дал обет не стричь волос, если мы победим в войне, что была тогда между нами и городом. Мы победили. И побеждали каждый раз, в каждой битве. С тех пор длинные волосы - это что-то вроде семейной традиции. Мой прадед стал героем, мой дед отличился во время великой битвы - девяносто шесть лет тому назад. Отец стал воеводой в Вестовом тоже не просто так - он завоевал свою славу на Рубежном, где не раз сталкивался с отрядами городских солдат. Я выступил против войны… Может поэтому, а может и не только… но отец считает меня трусом.

И Ромашка, и даже Тур удивленно открыли рты. Мирослав встал, потом наклонился, подхватил рукой шкуру, на которой сидел, и принялся аккуратно ее сворачивать.

- Но ведь это неправда, - растерянно пробормотал Тур. - Это вообще… А уж после того, что рассказал Сивер - как ты бился у Долины Ручьев…

- Я не сделал ничего особенного тогда, - отозвался Мирослав, не поднимая глаз. Замер на секунду со свернутой шкурой в руках, потом поднял голову: - Давайте сюда свои свертки - пойду, заброшу на сани.

Вскинув на плечо три свернутые шкуры, Мирослав пошел к запряженным саням. Ромашка с Туром смотрели ему вслед.