Он застонал и закрыл лицо окровавленными руками. Где теперь ее красота, в какие эмпиреи она унеслась, кого теперь радует ее созерцание? Почему Господь забрал ее?

Он не мог этого понять – почему Господь забрал молодую прекрасную женщину, не дал ей еще пожить? Почему алкоголики, преступники, воры живут – а она умерла? Где же справедливость?

Он упал на колени рядом с креслом, на котором продолжало остывать мертвое тело, уронил голову на холодный поручень, и завыл диким воем.

Дверь в операционную распахнулась и с грохотом ударилась о стену, двое мужчин ворвались в операционную и остановились рядом с телом. Они застыли молча, и только их лица становились все белее. Сколько это продолжалось, он не знал, не понимал, он вообще не мог оценивать происходящее, он не испытывал никаких чувств, кроме одного – бесконечной смертельной тоски, которая накрыла его с головой, пропитала все его существо и поглотила его. Он потерялся в этой тоске, она высосала из него все жизненные силы, и он не сопротивлялся.

Он не заметил, что мужчины наконец очнулись, что один мужчина осторожно взял на руки мертвое тело, накрытое простыней, и прижал его к груди, как ребенка, и понес, а второй открыл дверь и пошел впереди, словно разведывая путь и охраняя. Не заметил, что их шаги, сначала гулким эхом раздававшиеся в пустом коридоре, постепенно затихли, и в клинике снова наступила мертвая тишина.

Его вой постепенно перешел в хрип, потом он мог только тихо скулить, и – замолчал, онемел, умер. Он лежал на холодном кафельном полу операционной, его сердце еще билось, но чувства умерли – он был мертв. Красота, которой он жил, которой он поклонялся, – умерла, а значит – умер и он.

Сколько он так пролежал, недвижимо и беззвучно, он не представлял. Когда ему в лицо ударил яркий свет, он почувствовал его и захотел отвернуться, но сам удивился тому, что еще жив. Врач проморгался и открыл глаза: он лежал на сухой земле, вокруг него, насколько хватало взгляда, тянулись горы, покрытые выгоревшей травой. Солнце палило нещадно, ему было почти нечем дышать. Над ним наклонился парень в военной форме, с удивительными глазами – старыми и молодыми одновременно.

– Ты врач? – голос парня был звучным, приятным и… живым.

Он сначала осознал только это – как звучит голос незнакомца, но не суть вопроса.

– Что?

– Ты – Врач? – парень повторил свой вопрос. – Там наши ребята, им помощь нужна, – добавил он и показал на что-то рукой.

Врач посмотрел, куда указал военный. На небольшом пятачке лежали несколько солдат, и еще один вытаскивал их в безопасное место. Ему было невыразимо трудно, то, что он делал, – было подвигом. Солдат прикрывался дверцей машины и по одному оттаскивал своих товарищей в укрытие.

Врач обернулся к парню.

– Да, я врач, но там стреляют – как мы подберемся?

– Послушай себя! – голос парня словно гром пронесся в чистом небе. – Что тебя волнует? Там – раненые души, выбирай – ты дашь им погибнуть или попытаешься спасти? Идет война – на чьей ты стороне?!

Врач почувствовал удар прямо в сердце. Мир перевернулся.

– Нет ни инструментов, ни бинтов, ничего. – его сейчас не удивляло то, что он непонятным образом переместился из своей операционной в горячую точку. Он забыл о том, что собирался умереть от тоски – сейчас его волновало только то, что там есть люди, которым нужна его помощь.

– Не боись, Гиппократ, это уже моя забота, – по– мальчишески улыбнулся парень и легко слетел со склона. Врач проследил его взглядом, и его внимание переключилось на раненых солдат. До них было довольно далеко, но он прекрасно все видел, словно смотрел на них в бинокль. Он увидел, что Солдат неимоверным усилием воли смог перетащить трех товарищей в укрытие, но снайпер начал просто издеваться – он стрелял, не позволяя Солдату перетащить в укрытие последнего раненого. Врач почти впал в отчаяние и начал думать, как ему спуститься и помочь Солдату, – с его места это было практически невозможно.

Когда он еще раз взглянул на место боя, то увидел, что ситуация изменилась: Солдат словно обрел невидимую поддержку – он сумел почти по отвесной скале добраться до нужной точки и одним выстрелом «снял» снайпера. Это было чудо.

Врач ринулся вниз. На бегу он оглядывался в поисках хоть каких-нибудь подручных средств, и ему повезло: на глаза попалась запылившаяся медицинская сумка с выгоревшим красным крестом на боку, лежавшая у тропинки. С жадной радостью он схватил эту сумку и побежал дальше, туда, к солдатам, торопясь помочь, сохранить жизни. Он чувствовал, что от того, сможет ли он помочь этим ребятам, зависит жизнь его самого. Не то, как он будет жить, а то – сможет ли он жить вообще.

Когда он, задыхаясь от стремительного бега, наконец достиг места, то понял, что раны солдат не угрожают их жизням, главное – оказать первую помощь и подбодрить. Снайпер стрелял так, чтобы вывести из строя боевую единицу и потом или дождаться своих и сдать наших ребят в плен, или оставить их умирать в этом пекле от потери крови и жажды. Но теперь этого не случится.

Словно в лихорадке Врач метался от одного раненого к другому, дезинфицируя и надежно перебинтовывая раны бойцов, к этому моменту уже потерявших сознание. Когда все было сделано, он опустился на высохшую землю, привалился спиной к склону и, как ему показалось, всего на секунду закрыл глаза.

Когда он их открыл, оказалось, что он находится у себя в операционной – и она показалась ему более нереальной, чем те чужие выгоревшие горы, где он был совсем недавно. Врач не сомневался, что он там был. Как это произошло – его не волновало. Он понял, что теперь его жизнь примет совсем другое направление, обретет другой смысл, цвет, звучание.

Врач еще не пришел в себя, когда дверь операционной распахнулась и в нее легким шагом вошла Актриса. Это – она?! Да… Одна. Одна?! Нет. В дверях молча стоял мужчина, лицо которого Врачу показалось знакомым.

Актриса снова потрясла его своей удивительной красотой, нежной улыбкой, властным взглядом, мелодичным голосом, только от звука которого хотелось ей поклоняться, выполнять все ее желания. И при этом Актриса сейчас казалась Врачу не пациенткой, не звездой, а очень близким, родным человеком.

– Здравствуйте, доктор, я пришла, как мы и договорились, – Актриса легко дотронулась до его руки нежными теплыми пальчиками.

Это прикосновение вывело его из транса.

– Да, я помню. Но, к счастью, я передумал. Я не буду делать вам аборт. Я больше не буду убивать жизни. И, насколько хватит моих сил, я буду этому препятствовать.

– Как же так, доктор, мы ведь договорились с вами, – Актриса пристально смотрела ему в глаза, словно пытаясь найти в них ответ на свой тайный и жизненно важный для себя вопрос.

– Почему вы не хотите оставить ребенка? Почему вы хотите убить его? У вас есть все условия, чтобы вырастить его, так чего же вам еще нужно? – Врач пытался объяснить ей словами свои чувства.

Она молчала. Она хотела ребенка, но смертельно боялась умереть во время родов. Пауза затягивалась – она продолжала молчать, а он не мог понять ее молчания и решил привести последний аргумент.

– Вы умрете во время аборта, я знаю это. Вы готовы убить не только ребенка, но и себя? Вы готовы погубить две души?

Врач высказал словами ее тайный страх смерти, ужас накрыл ее с головой – и она окаменела, закрыла глаза, словно надела на себя броню. Он не понимал, что происходит.

И тогда Врач повторил слова, которые недавно были сказаны ему самому.

– Идет война – на чьей ты стороне?

Актриса открыла глаза. Ее броня спала, рассыпалась у ее ног серой пылью. Она улыбалась, глядя в глаза этому стеснительному, но такому решительному Врачу в белом смятом халате, покрытом пылью и пятнами крови. И больше не боялась Смерти. Чей это был ребенок? Какая разница? Главное, чтобы он – жил.

– Я на нашей стороне, на стороне Жизни. Спасибо за помощь, – она привстала на цыпочки, легко поцеловала его в щеку и вышла из операционной. Мужчина подошел к Врачу, крепко пожал ему руку и вышел вслед за Актрисой.