Он проигнорировал очень важный момент. Когда у двух наций есть общие экономические интересы, всегда появляется опасение, что другая сторона извлечет (конечно, несправедливо) из них бóльшую выгоду для себя, используя свои специфические преимущества. Или, может быть, захочет иметь аналогичные совместные интересы с какой-то третьей нацией — в ущерб существующему партнеру. Или просто нарушит по каким-то причинам заключенные договоренности. Чем сильнее степень взаимозависимости стран, тем больше они стремятся получить доказательств, что другая сторона останется верной этим отношениям. И что если, не дай бог, станет развиваться худший сценарий, другая сторона не будет использовать эту взаимозависимость для шантажа. Страхи и недоверие множились, нации стремились получить все более надежные средства обеспечения своей безопасности — экономической и финансовой. Это стремление не исключало войну как крайнее средство. Поэтому взаимозависимость МОЖЕТ дать безопасность, но может и не дать. Взаимозависимость при некоторых обстоятельствах может, наоборот, подорвать национальную безопасность и привести к войне.
К началу XX века при всей экономической взаимозависимости в Европе сложилась фундаментальная реальность: на европейскую и мировую арену вышла Германия как ведущая экономическая сила, сравниться с которой могла только островная Британия. И Германия, и Британия далеко опережали остальную Европу по экспортным возможностям — только Британия при этом имела империю, а Германия — нет.
Немецкая экономическая мощь, растущая с устрашающей скоростью, оказалась настолько просто «конвертируемой» в мощь военную, что все европейские страны были напуганы наличием такого соседа. По иронии судьбы Германия также очень опасалась соседних государств. Зажатая между Россией на востоке и Францией на западе, отделенная от других стран небольшими и немногочисленными естественными барьерами, имевшая лишь сорокалетнюю историю развития как единое государство, Германия страшилась одновременного нападения с двух сторон, которое могло произойти, несмотря на все кросс-граничные торговые и финансовые связи.
Объединение германских земель в единое государство и последовавший экономический подъем страны дестабилизировали сложившуюся в Европе систему. На западных и восточных границах новой империи возникли точки возгорания, породившие страхи в отношении стратегических вопросов, которые не удалось снять дипломатическими методами. Опасения были вполне реальными, а не фантомными, и они подпитывались уязвимостью позиций всех вовлеченных сторон, которая, в свою очередь, была рождена глубокой взаимозависимостью. Энджелл оказался банально неправ, доказывая невозможность войны.
Экономический рост западноевропейских стран в 1820–1913 годах
Трения появлялись и усугублялись, что все больше обосновывало необходимость войны. Либо Германию нужно было существенно ослабить, либо вся европейская военно-политическая система должна была измениться так, чтобы обеспечить Германии бóльшую безопасность во всех отношениях. В общем-то, ничего нового: Европа сталкивалась с такого рода конфликтами на протяжении веков. Однако никто не мог предвидеть, что это будет за война.
Германские лидеры прекрасно понимали, что война на два фронта станет катастрофичной для страны, если она начнется тогда, когда решат враги, и в том месте, где решат враги. Несмотря на то что у руководства империи не было никаких надежных данных об открыто агрессивных планах франко-русского альянса, немцы отчетливо представляли себе, что намерения могут измениться очень быстро. Они также прекрасно осознавали тот факт, что бурный экономический подъем Германии вызывал все большее беспокойство ее геополитических соперников, которые на какой-то стадии могут выбрать войну как метод решения проблем. Риск казался слишком большим. Поэтому была принята стратегия подготовки к войне, которую следовало начать самим в наиболее подходящий для страны момент. Ставка в военно-стратегическом планировании была сделана на быстрый разгром одного из вражеских государств и последующую более или менее «нормально текущую» конфронтацию с другим. Германия сама начала войну из опасений, что если она этого не сделает, то это осуществит противник на условиях, для нее невыгодных. Если кто-то воспринимает такой вывод как парадоксальный, то достаточно ознакомиться со стратегическим военным планом, разработанным фельдмаршалом фон Шлиффеном. План, получивший имя своего автора, был полон как парадоксов, так и банальностей, понятных любому более или менее разумному человеку.
План Шлиффена предполагал быструю массированную атаку Франции, которая должна была привести к капитуляции последней в течение примерно 40–45 дней. Нападение планировалось через территорию нейтральной Бельгии со сосредоточением основных сил на правом фланге фронта, быстрым продвижением на юг вдоль берега Ла-Манша и финальным обходом Парижа. В результате французская армия должна была быть окружена, а столица Третьей республики взята. Все это нужно было совершить в очень сжатые сроки, чтобы Британия просто физически не успела как-то отреагировать своими наземными силами. Немцы предусмотрели вариант ответного российского удара на востоке и были готовы к тактическому отступлению и даже временному оставлению Восточной Пруссии. После военного разгрома Франции предполагалось, используя высокоразвитую железнодорожную инфраструктуру Германии, в кратчайшие сроки перебросить более 90 % немецкой армии на восток, оставив на западе около 10 %.
Германия планировала быструю войну — любой на месте немецких военных стратегов мыслил бы точно так же, исходя из объективных политических, географических, экономических реалий и целей, которые предстояло достичь. Но «что-то пошло не так», совсем не так, как задумывали германские фельдмаршалы. Быстрая маневренная война очень скоро выродилась в длительную взаимную бойню, в которой ни одна из сторон не имела решающего преимущества, в нечто, с чем Европа не сталкивалась еще со времен монгольского нашествия. Хотя эта бойня началась очень даже «бодро»: за короткий промежуток — между 6 и 14 сентября 1914 года — только на Западном фронте было убито около полумиллиона человек.
Можно констатировать три момента, которые коренным образом изменили тип войны. Во-первых, научно-техническое развитие резко ускорило изобретение новых видов вооружений и дало возможность их применения на практике. Во-вторых, индустриализация передовых стран способствовала налаживанию массового производства нового оружия в кратчайшие сроки. И, в-третьих, морально-психологическая обработка умов в государствах со сложившимися нациями, в первую очередь в трех главных европейских центрах — Франции, Великобритании и Германии, — позволила сохранить контроль над миллионными армиями, мотивировать эти миллионы убивать друг друга во имя своих наций и выдерживать все ужасы, всю грязь окопной жизни, которая, в свою очередь, была «неприятной, жестокой и короткой».
Возьмем, к примеру, автоматическое оружие, пулеметы. Оно было изобретено для того, чтобы преодолеть принципиальные недостатки ружей и винтовок. Ружья были очень неточным оружием, если только они не находились в руках прекрасно выученных и тренированных людей. Которых были тысячи, может быть, десятки тысяч, но не миллионы. Точность ружья не могла быть существенно повышена чисто техническими способами. Вместо этого предлагалось компенсировать этот недостаток огнем десятков пуль, выпускаемых одна за другой в течение короткого промежутка времени, за который обычное ружье делает только один выстрел. Американский пулемет Гатлинга времен Гражданской войны в Соединенных Штатах был одним из первых несовершенных прототипов автоматического оружия Первой мировой. Хайрем Максим изобрел современный пулемет. В одном из интервью Максим сказал, что как-то встретил знакомого американца в Вене в 1882 году и тот ему сказал: «Бросай свою химию и электричество. Если хочешь заработать кучу денег, придумай что-нибудь, что позволит этим европейцам еще лучше перегрызать друг другу глотки…» Один-единственный пулемет, противостоящий многочисленным атакующим силам противника, мог убить или ранить десятки солдат неприятеля прежде, чем они приблизятся к обороняемым позициям. Чтобы наступление целой армии захлебнулось в крови, требовалось произвести большое количество пулеметов и вооружить ими свою армию.
