Что-то похожее, что в концентрированном виде произошло на Кипре, имело место и в других странах европейского Средиземноморья — от Испании до Греции. Весьма различающиеся между собой страны стояли и стоят перед аналогичными проблемами: долговой кризис, внешний нажим в пользу проведения политики жесткой экономии, которому с готовностью поддаются местные правительства, появление антииммигрантских и антиевропейских партий, которые считают находящиеся у власти в своих странах правительства одним из главных препятствий на пути выхода из кризиса. Реакция на нарастающие трудности идет дальше простой неприязни к мусульманам. В Испании приобрело серьезное влияние движение за независимость Каталонии. В Италии, Франции, Греции крайне правые партии получают все большую поддержку в массах. Во всех этих странах иммигранты, которые в данный момент почти все являются мусульманами, воспринимаются как угроза потери и национальной идентичности, и конкретных рабочих мест, общее число которых и так сокращается. Растет ненависть к цыганам, но не потому, что они у кого-то отнимают работу, а из-за их общего восприятия как неконтролируемой криминальной этнической группы.

Напряженность в Европе между севером и югом не нова и основывается на существенных различиях народов этих стран. Она заметно возросла в период финансового кризиса. Однако, безусловно, она не видится как нечто, что может реально привести к войне севера с югом. Сама география не благоприятствует такого рода войне, которую средиземноморские страны просто не могут себе позволить. Тем не менее ситуация такая, что югу, скорее всего, не избежать серьезной внутренней нестабильности. Когда уровень безработицы превышает 25 %, причем это без учета тех, кто еще работает, но чьи зарплаты были урезаны, создается (даже уже создана) ситуация, в которой профессионалы из среднего класса, такие как врачи и инженеры, являющиеся госслужащими, видят, как рушатся их жизни. Это должно иметь последствия.

Первым последствием можно назвать глубокую трещину внутри ЕС между севером и югом. Второе — это растущая напряженность внутри самих стран ЕС между проевропейскими элитами и широкими массами, часть которых просто настроена скептически по отношению к ЕС, а часть — уже и откровенно враждебно. Североевропейским странам приходится иметь дело и с южноевропейской политической и экономической элитой, и с народом этих стран. В конце концов, независимо от того, чего элиты хотят, их пространство для маневра будет постоянно сжиматься.

Из-за текущей экономической ситуации мусульманские иммигранты представляют из себя нечто не вполне предсказуемое для обществ южных стран. Напряженность, связанная с ними и вытекающая из концепции европейского национального государства, будет серьезно усиливаться из-за роста безработицы. Будут также углубляться противоречия между радикальными и традиционными политическими партиями, расти трения между ними. Радикалы могут находиться на левом политическом фланге, но большинство их сместится в крайне правую сторону, где приобретут серьезную силу, эксплуатируя антииммигранские настроения. В результате классовые противоречия совпадут с межнациональными или даже с расовыми, что только увеличит степень дестабилизации.

Вообще-то исторически Северная Европа должна быть даже более чувствительна к мусульманским иммигрантам, чем Южная. Например, Дания более обеспокоена их наплывом, чем любая средиземноморская страна ЕС. В самом деле, эти страны веками являются пограничной территорией между Европой и исламским миром, они уже в какой-то степени привыкли к такому положению, поэтому могут спокойнее относиться к наблюдаемому сейчас движению на север. Но их тяжелое экономическое положение неминуемо будет размывать исторически бóльшую терпимость по отношению к иммигрантам.

Нестабильность на юге может быть экспортирована на север в случае нарастания общих экономических проблем. Войны между нациями маловероятны, но внутренние гражданские конфликты между массами и элитами, между различными этническими группами вполне прогнозируемы. Политика в бассейне Средиземного моря всегда отличалась некоей «мягкостью», которая проистекала из особенностей культур народов региона. Из их если не терпимости, то нежелания предпринимать конкретные действия, их готовности и способности вынести то, что является нестерпимым для северных народов. Вспомните наше обращение к береговой охране Кипра и очень мягкую реакцию нашего капитана[67]. Когда я спросил его, будет ли он докладывать о нарушении, он в ответ пожал плечами, но не беспомощно, а снисходительно. Им надо было попить кофе… Он их понимает…

Что-то из описанного объясняется географическим положением на краю Европы. Те, кто живут на юге, тоже европейцы, но они другие. Маниакальное стремление северных европейцев к эффективности в работе, их культура отношения к работе как важнейшей части жизни, несовместимы с восприятием мира арабскими соседями южноевропейцев, с которыми последние веками, тысячелетиями и воевали, и торговали. Эта культура — торговая, а не индустриальная; она имеет совершенно другой внутренний ритм. Когда вы торгуетесь на рынке в какой-либо южноевропейской стране, это есть некий общественный процесс, ритуал, событие, которое может и должно принести радость и поднять настроение обеим сторонам торга. На севере цена установлена раз и навсегда и не подлежит обсуждению.

Однако есть исторические примеры, когда культура, основанная на торговых отношениях, может становиться очень успешной и вести к богатству и процветанию — вспомните Венецию шестнадцатого века. Сейчас те времена прошли. Здесь, более чем где-либо в Европе, мир и процветание находятся под угрозой. Мир зависит от степени процветания, а она становится все ниже и ниже. На этом фоне в регионе появляется другая сила, находящаяся вне ЕС, — Турция, которая в не меньшей степени вынуждена иметь дело с неопределенностью и нестабильностью.

Очень многие не воспринимают Турцию в качестве европейской страны, скорее — как просто самую западную часть Азии. Зря, это ошибка. Даже если отвлечься от геологии — а Турция находится на Европейской тектонической плите — Турция, точнее, ее предшественница — Османская империя — веками была глубочайшим образом вовлечена в европейские дела. Были времена, когда империя простиралась далеко вглубь Европейского полуострова и влияла на европейскую историю и политику в не меньшей степени, чем другие великие европейские державы. Она была врагом одних из них и союзником других. Турецкая история — это такая же история Европы, как и история других стран континента.

Европейцы рассматривали турок как чужаков по двум причинам. Первая, очевидная — турки являются в своем подавляющем большинстве мусульманами, а не христианами, поэтому не могут в полной мере считаться европейцами. Вторая, историческая — именно Османская империя положила конец и пришла на смену империи Византийской, которая являлась преемницей Восточной Римской империи, основанной еще Константином. После того как турки захватили Константинополь в 1453 году, европейцы стали относиться к ним как к реальной угрозе всей европейской цивилизации, примерно такой же, какой в свое время были орды варваров, разрушивших Древний Рим. Они были опасными чужаками, абсолютно посторонними в Европе. Итак, будучи мусульманами и неся на себе печать грубого вторжения в европейскую историю, они по сей день не смогли избавиться от восприятия себя европейцами как чужого народа.

Однако не вся Европа восприняла турок как непрошенных агрессоров даже в 1453 году. Европейское христианство было уже давно расколото на западную католическую и восточную православную церкви. Разногласия были острыми и носили глубокий политический характер. Османы традиционно терпимо относились к другим верованиям, возможно, не по каким-то моральным, а по политическим причинам. Создание империи не заканчивается разгромом вражеских армий. Империи нуждаются в эффективном управлении захваченными территориями. Османы хорошо понимали, что управлять союзниками значительно легче, чем врагами, открытыми или скрытыми. После падения Константинополя они даровали православным христианам свободу исповедования своей религии и разрешили существование институтов православных церквей. Не было и насильственного обращения в свою веру. Католики были одновременно напуганы перспективой того, что варвары-турки пройдутся по всей Европе, и того, что на их плечах в Европе усилится влияние православия в ущерб католичеству. Православие приспособилось. Католичество в ужасе отшатнулось. Конечно, православные и мусульмане имели серьезные теологические расхождения, но относились к друг другу достаточно прагматично.