Бассейн Северного моря, связи, исторически сложившиеся между странами, выходящими своими береговыми линиями к этому морю, в известной мере выделяют эти страны и регионы из общего контекста жизни Европейского полуострова. Их общее население относительно мало, их совокупные ресурсы не сравнятся с немецкими. Но этих ресурсов хватает, чтобы вовлечь Данию, Голландию, даже часть Франции в некие особые взаимоотношения, являющиеся подобием альтернативы отношениям со славными силами Европейского полуострова. В общем, эта особенность региона является дополнительным фактором, способствующим фрагментации полуострова; фактором, не слишком сильным, но потенциально подрывающим единство в достаточной мере, чтобы его просто можно было бы проигнорировать.
Великобритания и по населению, и по мощи является важнейшей силой региона. Она в течение столетий была маховиком развития Европейского полуострова. В то время как континентальные нации в основном смотрели друг на друга, готовясь отражать угрозы соседей, Британия, со всех сторон окруженная морями, имела возможность мыслить глобально и стремиться к глобальным же целям. Конечно, она была вовлечена в дела полуострова, но только в той мере, в которой сама для себя считала необходимой, — в отличие от Франции и Германии, которые не могли себе позволить просто проигнорировать происходящее у соседей. Великобритания выстраивала свои экономические и военные отношения с ними таким образом, что очень часто имела возможность полностью определять ход событий на полуострове исключительно к своей выгоде, исходя из своих интересов, которые всегда состояли в том, чтобы поддерживать напряженность между основными центрами силы на полуострове и поощрять их полную сконцентрированность на внутриевропейских делах.
Существует много причин, почему Европа за все века не смогла объединиться. Фактор Северного моря не является главным, однако один из важнейших факторов находится рядом — Ла-Манш. Это — узкий пролив, отделяющий Британию от Европейского полуострова. Его узость является очень коварной. Воды Атлантики и Северного моря устремляются в разные стороны, в зависимости от приливов и отливов, что сильно затрудняет навигацию. Погоды стоят холодные, дождливые, ветреные, постоянно меняющиеся. Пересечь пролив в любом направлении было исторически непростым делом.
В июне 1944 года, при подготовке вторжения союзников в Нормандию основной головной болью была погода и то, как ее капризы могут отразиться на состоянии вод Ла-Манша. Одной из главных забот военного командования было, как бороться с морской болезнью в десантируемых войсках. Неспокойные воды Ла-Манша делали морскую болезнь среди пехотинцев, погруженных на транспортные суда, серьезной угрозой их боеспособности после высадки на французском берегу — пехота могла оказаться просто не способной немедленно вступить в схватку. Союзникам нужны были идеальные условия, которых они не получили. До и после операции на побережье накатывались атлантические шторма, вторжение буквально втиснули в узкое временное окно между ними. Она оказалось удачным, несмотря на то что массовой морской болезни избежать не удалось.
Тем не менее дважды за всю историю произошли успешные вторжения чужестранцев на Британские острова, которые были завоеваны сначала римлянами, затем норманнами. Но это было очень давно. Начиная с шестнадцатого века пролив успешно противостоял всем попыткам вторжения извне. В XVI веке разгромленными оказались испанцы, в девятнадцатом — Наполеон, в двадцатом — Гитлер. У всех этих завоевателей были мощнейшие армии, но никому не удалось форсировать пролив, высадить войска и закрепиться на островах. Однако не только морские волны во всех этих случаях останавливали захватчиков. Страну защищал Королевский военно-морской флот.
Начало этому флоту положили не какие-то стратегические планы и замыслы, а простое желание заполучить богатства испанской короны. По мере того как сокровища из Южной Америки текли через океан широкой рекой в Испанию, у Англии было два серьезных основания присмотреться к этому потоку. Во-первых, объем ценностей был так велик, что соблазну поживиться ими было трудно сопротивляться. Во-вторых, связанный с завоеваниями в Новом Свете рост испанского военного флота представлял прямую угрозу безопасности самой Англии. Если испанцы смогли установить контроль над просторами Атлантики, то что им помешало бы сделать то же самое с водами вокруг Британских островов? При таком развитии событий Британия становилась беззащитной.
Через некоторое время британский флот стал самым мощным в Европе, а после разгрома Наполеона в Трафальгарской битве — просто стал единственной глобальной военно-морской силой, на основе которой была и построена вся Британская империя. В конце девятнадцатого века она была самой большой из европейских империй. А британский флот выполнял роль имперского полицейского, а также, что даже более важно, охранял морские торговые пути как внутри империи, так и между империей и остальным миром, что обеспечивало безопасную торговлю в мировых масштабах.
Безопасность Британии — союза Англии, Шотландии и Ирландии, а впоследствии только Англии и Шотландии, когда Ирландия, за исключением своей северной части, вышла из него, — полностью зависела от способности поддерживать господство на море. Его потеря означала неминуемую потерю империи. Лучший способ разгромить неприятельский флот — это сделать так, чтобы враг такой флот не смог вообще построить. А лучший способ предотвратить создание флота — заставить потенциального противника сконцентрировать ресурсы на сухопутных войнах, чтобы сил на строительство флота просто не оставалось. А — в свою очередь — это лучше всего достигалось политикой взращивания взаимного недоверия между континентальными державами. Но взращивать-то особо ничего и не приходилось — эти державы и так не доверяли друг другу и враждовали между собой. Поэтому от Британии требовались минимальные усилия для поддержания необходимого уровня этого недоверия, что выражалось в постоянном лавировании и поддержке то одной, то другой противостоящей стороны. В результате все это выливалось в бесконечное балансирование и использование вражды внутри Европейского полуострова в целях национальной безопасности Британии.
Подобная политика, конечно, сталкивалась с проблемами и не всегда работала. Иногда на полуострове появлялись мощные государства, которые ломали выстраиваемую британцами систему, добивались доминирования на полуострове, а тем самым бросали вызов Британии. Испания, Франция, Германия — каждая в свое время почти что добивалась успеха. В этих экстремальных случаях дипломатическое и экономическое балансирование не помогало, британское морское господство оказывалось в долгосрочной перспективе под реальной угрозой. Тогда Британии приходилось вступать в войны на суше.
Британия всегда имела относительно небольшую армию, которая использовалась как «высокоточное оружие», которое рассчитано не на массовое применение в грандиозных военных кампаниях, а скорее, как на решающий аргумент в ограниченных баталиях, позволявший их выигрывать и тем самым подрывать сами основы существования новых мощных держав, как это было в битве при Ватерлоо. Недостаток такой стратегии состоял в том, что с противником не всегда было возможно справиться «точечными» ударами. В обеих мировых войнах Британия оказалась вовлеченной в длительные военные кампании на истощение, которые в конце концов привели к закату британской глобальной мощи.
Джордж Оруэлл как-то привел такое определение британцев: «скопище тупых, но порядочных людей, холящих и лелеющих свою тупость за оградой из четверти миллиона штыков»[74]. Четверть миллиона штыков — это не так много для континента, где страны оперировали миллионными армиями. Что интересно в этой цитате, Оруэлл своим цепким взглядом точно уловил характерные черты британцев: тупость и порядочность. Он ценил порядочность и не особо беспокоился насчет тупости. Так или иначе, это бы британский взгляд на самих себя, содержащий очевидный парадокс.
