А Гоша уже вернулся в себя самого и недоумевающе смотрел вперед, абсолютно ничего не помня и не понимая. И вот тут то всех словно прорвало. С разных сторон послышался галдеж, разобраться в котором не смог бы ни бог, ни дьявол.

— А ну, тихо!!! — перекрывая шум, раздался протяжный и громкий голос Верд-Бизара. — Всем успокоиться и сесть на свои места!

— И что теперь делать? — почти спокойно поинтересовалась Бласта Мардер. — На какой факультет зачислять Каджи, если его выбрали все стихии сразу? И выбрали одинаково мощно…

Этерник, нависнув над учительским столом, хитро так прищурился и уставился весело-любопытным взглядом на Гошу. Разве что подмигивать не стал.

— Я, как директор Хилкровса, считаю, что право выбрать факультет, на котором предстоит учиться, теперь принадлежит только самому Гоше Каджи. Даже я не возьму на себя такой смелости и ответственности, чтобы решать его судьбу за него.

И все-таки директор оказался тоже человеком, несмотря на то, что был он, наверное, самым опытным и могущественным волшебником своего времени. Пока никто не видел, он быстро подмигнул Гоше и растянул тонкие губы в добродушной улыбке.

— И что же ты выберешь для себя, Гоша? — задумчиво поинтересовался он у Каджи.

А он, ни секунды не размышляя, выпалил сразу же:

— Блэзкор!

Верд-Бизар понимающе покачал головой, слегка поджав губы, словно взвешивал в уме все за и против. А потом, одобрительно, как показалось Гоше, сверкая глазами из-под седых бровей, развел руками и громко объявил:

— Факультет Блэзкор! — и добавил тихо, так что услышал только сам Каджи. — Да, мантии у них шикарные, слов нет,… Я думаю, что ты прав и, надеюсь, знаешь, что делаешь…

Мантия позади Гоши вспыхнула ненастоящим пламенем. А за столом блэзкорцев разразилась неистовая буря восторга, в сопровождении оглушительной овации. И даже директор ничего на это не сказал, опускаясь назад в свое кресло, только покачал головой.

А Каджи радостно пролетел к столу своего факультета, хотя хотелось ему сейчас совсем другого. Он просто горел неистовым желанием поделиться частичкой своего счастья с сестрами-близняшками и жаждал пожелать им успеха. Жаль, что нельзя. Но он сейчас как никогда надеялся, что Роб окажется прав, и они все вместе, вчетвером, очутятся, в конце концов, за одним столом. Да и Янке Гоша верил безоговорочно, ведь ее глаза ясно ответили в карете: «Легко».

За столом Каджи оказался рядом с Баретто, который тут же успел крепко пожать другу руку:

— Я же говорил, что верю, и значит — мы все будем вместе.

— Я тоже верю в это, Роб, — счастью Гоши не было предела, и он уже почти не сомневался в успехе.

Но все же скрестил незаметно пальцы на удачу. Его кто-то хлопал по спине, что-то весело и радостно ему жужжали в уши, но Гоша не обращал на это внимания. Просто Семен Борисович объявил следующего первокурсника. А точнее, первокурсницу.

— Лекс, Аня.

Девчонка спокойно и уверенно прошествовала к пентаграмме. Встала внутрь и вытянула вперед руки. И почти тут же на ее левой ладони вспыхнул небольшой костер. Аня резко сжала руку в кулак, поймав огонь, пока он не убежал куда-нибудь, и счастливо рассмеялась.

— Блэзкор! — Лекс в ответ Волкову присела в легком реверансе, на старинный манер, и гордо выпрямив спину, неспешно отправилась к ребятам.

А Каджи с Баретто сдвинулись в стороны, освобождая для нее место посередине. Куда Анька, довольная до безобразия и уселась.

— Лекс, Яна.

И опять все внимание приковано к пентаграмме. Только на этот раз уже троих. А Гоша еще крепче сжал скрещенные пальцы, спрятав их ото всех под стол. И беззвучно шевеля губами, повторял как заведенный: «Обязательно вместе!». И сам же себе отвечал: «Легко!».

Янка чуть ли не вприпрыжку промчалась к пентаграмме, залетела внутрь и, сгорая от нетерпения присоединиться к друзьям и сестре, широко раскинула руки в сторону, громко приказав стихиям:

— А ну-ка! Давайте поживее!

За учительским столом кто-то беззлобно рассмеялся. И даже Этерник мягко усмехнулся в усы.

Зато подействовало. Сразу же на обеих ладошках у Янки вспыхнуло по огненному шарику. На левой — ярко-красное с желтоватым отливом. А на правой руке — такое же, но с синевой. И она, недолго думая, подбросила их вверх, поймав уже наоборот. Может, не понравилось что-то, а может просто дурачась. И они тут же втянулись внутрь.

— Факультет Блэзкор! — улыбаясь, объявил Семен Борисович.

Янка прижала правую руку к груди и важно кивнула ему в ответ головой. Вот только щелкать каблуками, как поручик Ржевский, не стала. А затем девчонка и на самом деле вприпрыжку помчалась присоединиться к своим друзьям и сестре.

— Я же говорила, что легко! — радостно выпалила Янка, устраиваясь рядом с Гошей. — А вы мне не верили…

— Кто? Мы? — в один голос возмутились все трое, но девчонка просто проигнорировала их непонятливость.

Дальнейшее распределение Каджи не воспринял вовсе, так как смотреть и запоминать было совершенно некогда. Он, беззаботный и счастливый, слушал неумолчное щебетание Янки — с левой стороны, а с правой — чуть реже, но не менее весело болтала Анька. Иногда, когда у девчонок выпадала пауза, весомо вклинивался в разговор Роб Баретто. Но вот о чем они все говорили, спроси у Каджи, — так он, разжуй его дракон всухомятку, совершенно не помнит. Ни слова, ни темы, ни буквы. Просто слушал их ликующие голоса и тащился, как удав по стекловате. И так ему было хорошо, что слов нет описать.

Лишь только один раз паренек выплыл из нирваны. Это когда услышал, как профессор Волков вызвал одним из последних на распределение Гордия Чпока. И Гоша уверено подумал: «Вот уж кому прямая дорога в Даркхол, так это именно Чпоку». Но, как это и ни странно, Каджи ошибся.

Стоило только Гордию встать на пентаграмму, как над ним разразился ливень. Короткий, но мощный. Правда, обошлось без молний и грома.

— Фалстрим, — чуть устало объявил Семен Борисович.

А Гордий уже весь сухой, только черные патлы слегка влажно поблескивали, надменно, вразвалочку, отправился за свой стол.

Кстати, та симпатичная негритяночка, которой Чпок так и не подал руки, а звали ее Киана Шейк, попала чуть позднее при распределении именно в Даркхол. А сейчас, как успел заметить Каджи, она проводила Гордия точно таким же взором, как и он сам. Потом их глаза случайно столкнулись взглядами, и Киана, слегка пожав плечами, легонько улыбнулась Гоше. Мол, что уж тут поделаешь, вот такая я злопамятная. А Каджи в ответ только незаметно для других развел руками, словно отвечал ей: «Ну и что? Я сам такой же…».

Больше всех в этом году не повезло стихии земли. На факультет Стонбир попали только двое первокурсников. Индеец Маунтан Хай, крепкий паренек с длиннющими черными волосами, перехваченными на лбу пестрой ленточкой. И совершенно некрасивая, полная девчонка с таким выражением лица, словно ей здесь все должны как минимум по два золотых фига, вот только отдавать никто не хочет. Ее звали Анджелина Рестлесс. Их мантии стали темно-бурого цвета с ярко-зеленой колышущейся на ветру листвой.

Янка настойчиво подергала Гошу за рукав. И ему пришлось повернуться к ней лицом, оторвавшись от созерцания Гордия, которого он в мыслях уже по всякому изничтожил. А близняшка ждала от Каджи какого-то ответа, на заданный, но не расслышанный им вопрос. И чтобы не выглядеть совсем уж бестолковым, он ляпнул первое пришедшее на ум:

— Ну, как, девчонки, согрелись?

— Не то слово, Гоша, — дружно ответили они. — Даже жарко стало.

А потом, когда Каджи попытался было опять скользнуть взглядом в сторону стола Фалстрима, выискивая Чпока, Янка уже яростно дернула его за рукав мантии.

— Ты что, не слышал, что я тебе сказала, курсант?! — и, видя непонимание, плещущееся в его глазах, того и гляди, все очки забрызгает, склонившись к его уху, девчонка жарко прошептала: — И не думай даже об этом! Понял, Гоша?! Забудь…

Каджи все прекрасно понял, не дурак ведь. И даже удивился: тоже мне, еще одна сестра выискалась на его голову. И как только они его мысли читают? Но он удивился бы гораздо сильнее, если бы увидел, как на черных волосах Янки змеится, посверкивая серебристыми звездочками, волнистая прядка. Именно в том месте, где ее волосы соприкоснулись на мгновение с Гошиной шевелюрой.