Между башнями, застывшими по обе стороны Траурного проспекта, громоздился огромный барбакан. Массивные ворота, содрогаясь и сотрясая землю, медленно открылись. Гигантские — сорок футов в высоту, двадцать в толщину — отлитые из стали створки были украшены строками молитв и священными изображениями боевого молота Зигмара, прославленного Гхал-Мараза. Рельеф пылающего солнца, рассыпающего очищающие лучи, был убран, согласно восточнодольской традиции, золотыми листьями, ведь неупокоенные боялись дневного света не меньше, чем самого Бога-Царя. Яхангир слушал, как скрипит огромный ворот, раздвигая створы и открывая им путь.

— Кажется, что ничто во Владениях не способно одолеть эти стены, — с благоговением пробормотал Венцеслав.

— И все же, — вздохнул Яхангир, — раз в поколение легионы леди Олиндер осаждают их, и, вопреки всем усилиям, молитвам и заклятиям, ночные охотники обходят нашу защиту, проносятся по острову, разграбляют Западный Предел, заставляя его жителей бежать в Восточный Дол.

Венцеслав коснулся железной монеты, пришпиленной к его тунике.

— Но каждый раз мы отгоняем их. Милостью Зигмара никогда еще призраки не побеждали окончательно. Их силы иссякают прежде, чем они добираются до Восточного Дола, и духи испаряются. Госпожа Печалей ускользает зализывать раны и восстанавливать легионы.

— Цикл должен быть прерван! Какое наследие достанется нашим детям, если однажды явятся ночные охотники, угрожая их миру? Нет, этому надо положить конец. Если, перейдя в наступление, перенеся сражение в твердыню мортарха, мы сумеем остановить эту череду войны и смерти…

Голос Яхангира сорвался. Огромные ворота открылись, и он увидел лежащее за ними пространство. Клочковатый туман струился над Морем Слез, тонкий, ничего не скрывающий, но стирающий даже намек на какие-либо цвета. Все было тускло-серым, словно сотканным из пыльной паутины.

Траурный проспект нырял в ворота и спускался к широкому мосту из черных бревен и железа холодной ковки. Мост тянулся над вялыми водами, сонные волны лениво облизывали деревянные сваи. Вдали от острова Яхангир разглядел первые крутые повороты, которыми изобиловал этот извилистый маршрут от Двойных городов до материка. Сваи были установлены только там, где не было ничего другого, что могло бы поддержать мост. В прочих местах в дело пошли кости старого Бельвегрода.

Яхангир вышел за ворота вместе с первыми солдатами. Пристально всматривался он в горизонт над темным морем. Здесь и там из воды торчали черные силуэты, порой едва возвышаясь над поверхностью. Развалины Утопленного Города. Поселенцы, основавшие Двойные города, отбили всего лишь крохотную часть того, что было Бельвегродом. Остальное покоилось здесь, уже много веков погребенное под Морем Слез.

Из воды выступали некогда великие башни и шпили. Некоторые, расположенные ближе друг к другу, стали опорами моста. Другие, стоявшие отдельно или слишком далеко, чтобы принести пользу строителям, зияли пустыми окнами и дырами в провалившихся крышах, сделавшись убежищем падальщиков-сорокопутов и прочих птиц, охотящихся на угрей в этих гиблых водах.

— В некоторых из обнаруженных нами старых записей утверждается, что Бельвегрод был затоплен леди Олиндер. — Яхангир повернулся на голос Кветки. Ученая стояла рядом с ним. Пальцы ее нервно подрагивали. — Там говорится, что ее гнев слился с ее тоской, сотворив потоп. — Женщина виновато улыбнулась. — Конечно, эти истории вызывают жаркие споры. Некоторые считают, что мортарх Скорби — недавнее творение Нагаша, и даже если бы ее злобный дух и существовал в те далекие времена, у нее не хватило бы сил учинить подобную катастрофу.

— Если чародеи вроде Ивора и прорицатели вроде Байрама способны заглянуть в будущее, возможно, такие могущественные существа, как леди Олиндер, могут направить зло в прошлое, — предположил Яхангир и заметил, как вздрогнула Кветка. — Я не говорю, что это возможно, — в тонкостях магии пусть разбираются те, кто этому обучен, — но я знаю, как опасно недооценивать способности врага.

— Или свои способности, — откликнулась Кветка. — Ты не должен сомневаться в предсказании. Все, извлеченное из могильных песков, тщательно изучено и досконально проверено. Ошибки нет, Яхангир. Ты избран, чтобы победить Госпожу Печалей. Человек двух миров. Знаешь, сколь редкостно такое наследие?

Яхангир сполна прочувствовал горечь, которую нес в себе этот вопрос.

— Ты меня спрашиваешь об этом? Для тебя это вопрос философский. А для меня — жизнь. Моя жизнь. Наполовину азирит, наполовину обретенный. Принадлежащий и тем и другим — и никому. Мне пришлось вдвое усерднее трудиться, чтобы добиться того, чего я достиг, и доказывать, что я лучше тех, кто мог бы встать на моем пути.

— Трудный путь закаляет героя.

— Я не легенда, вышедшая из одной из ваших книг. — Яхангир стукнул себя по груди. — Я человек из плоти и крови. Мои мечты, моя боль связаны с тем, что я видел и чувствовал. Я — человек, пытающийся спасти свой народ — весь свой народ, — потому что я все еще верю, что эти люди стоят спасения.

Кветка запустила руку в сумку, висящую на ее плече, — мешок с книгами и свитками. Она потянула на свет одну из них:

— Тут написано…

Яхангир отмахнулся:

— Если я — избранный, как утверждает ваше пророчество, то ничто из того, что ты хочешь сказать, не имеет значения. Моя судьба — снять проклятие. И если вы ошибаетесь — все равно. Я намерен довести дело до конца. И будь что будет. — Он указал назад, туда, где другие ученые и чародеи только-только приближались к воротам. — Иди к своим. Если нас подстерегает опасность, она ударит в первую очередь по авангарду. Здесь место только для лучших воинов. Прости, но, думаю, ты согласишься, что ваши занятия не включают владение мечом и копьем.

Последнее замечание явно уязвило гордость Кветки. Это была простая констатация факта, но Яхангир подозревал, что ученые еще не полностью осознали положение, взирая на происходящее отвлеченно, как бы со стороны. Кветка и, возможно, другие, пришедшие с маяка, так убеждены в пророчестве, что не способны по-настоящему оценить опасность того, что они делают. Экспедиция направляется на материк, в кишащие призраками земли, где властвует Нагаш. Это уже не теория, которую можно бесконечно обсуждать, но суровая и безжалостная реальность.

Яхангир проследил, как Кветка проталкивается сквозь шеренги солдат к своим товарищам.

— Кажется, ты ее расстроил, — заметил Венцеслав, молчавший в течение всей беседы командующего с ученой.

— Она так уверена, что знает грядущее, что совсем забыла старую пословицу Шаиша. — Взгляд Яхангира стал рассеянным. Он вспоминал детство. Когда отец уходил с Гробовой стражей, мать учила сына традициям обретенных. — «Только прошлое неизменно, — процитировал он. — Только мертвые знают меру своих дней».

Экспедиция растянулась на мосту на полмили, продвигаясь осторожно, чуть ли не ползком — и темп этот казался Яхангиру одновременно и мучительно медленным, и безрассудно поспешным. Со всех сторон их теперь окружало холодное Море Слез. Стена, защищающая Двойные города, растаяла в туманной дали, и лишь дрожащее зарево ее фонарей давало смутное представление о том, как далеко они ушли от острова.

Несмотря на приказы офицеров и увещевания воинов-жрецов, солдаты не могли не озираться по сторонам, разглядывая Утопленный Город. Старый Бельвегрод тоже смотрел на них своими подернутыми туманом улицами и затянутыми слизью зданиями. В волнах сновали маленькие тощие рыбки, выныривая из пустых окон и разрушенных дверных проемов. Побеги сорных водорослей, растений, достаточно упрямых, чтобы противостоять слизи, вырывались из щелей в стенах, и течение колыхало их широкие листья.

Яхангир не знал, какое впечатление произвел Утопленный Город на его воинов, но надеялся, что оно не противоречит его собственным мрачным мыслям. Участь, постигшая Бельвегрод, неизбежно ждет и Двойные города — если леди Олиндер не остановить. Осознание этого укрепляло решимость Яхангира. И его солдат, конечно же, тоже.