— Как нам найти путь, ведущий в пещеру? — спросил Венцеслав, указав на картинку в стекле.

— Будет лучше, если я сама вам его покажу, — сказала Оракул под Вуалью. И вновь в комнате зазвенел ее мелодичный смех. — Не удивляйтесь так. Я же говорила, что у нас общий враг и только дело величайшей важности может заставить меня покинуть убежище. Но ничего более важного, чем возможность положить конец одной из древнейших вендетт леди Олиндер, я и представить не могу.

Кветка и Махьяр улыбнулись, лица их посветлели — такую уверенность внушила им Оракул под Вуалью. Но душу Венцеслава омрачил голос, шепнувший кое-что ему в ухо. Голос провидицы.

Пророчество будет исполнено, только если ты будешь остерегаться предательства изнутри.

Ночь раскинулась над холмами, принеся с собой холодный и влажный ветер. Кветка поежилась, поплотнее закуталась в плащ, оглянулась через плечо на цитадель, но при мысли о том, чтобы поискать убежище в этих колдовских стенах, ее пробрала дрожь, не имеющая на сей раз никакого отношения к холоду.

Ученая вернулась в маленький лагерь, разбитый их отрядом на плато. Сорайя и Махьяр подкармливали костер хворостом, собранным Омидом и Зорграшем на краю Болотных Курганов. Солдат и проводник лежали на земле чуть в стороне от огня, пытаясь уснуть там, где не слишком жарко и не слишком зябко, хотя частота, с которой то один, то другой ворочались и переползали, говорила о том, что найти такое место довольно затруднительно.

Венцеслав и Оракул под Вуалью сидели чуть дальше от костра, рядом с носилками Гаевика. Капитан задумчиво и обеспокоенно наблюдал за тем, как провидица оказывает чародею помощь. Кветка понимала, что он сейчас чувствует. Было что-то смутно непристойное в том, как пальцы в черных перчатках поглаживали лицо Гаевика. Словно тощий голодный паук играл со своей добычей, дразня ее, вытягивая последние капли ужаса из запутавшейся в сетях жертвы — перед финальным яростным броском.

Кветка тряхнула головой, пытаясь избавиться от столь омерзительных сравнений. Оракул под Вуалью хотела помочь. Она старалась расшевелить сознание Гаевика, исцелить повреждения, причиненные его психике остаточными призрачными вибрациями зеленого народца.

— Тебе надо отдохнуть, — сказал Венцеслав Кветке, заметив ее нервозность. — Завтра нам предстоит долгий путь.

— Как я могу спать, когда он борется за свою жизнь? Даже не за жизнь, за разум! — Она посмотрела на чародея, и на мгновение в глазах женщины мелькнула нежность. — Не думаю, что он стал бы рисковать собой, если бы меня там не было. Ему не хватает знаний и опыта, но в магическом искусстве он весьма искушен. Он должен был понимать, какой опасности подвергает себя.

— Он понимал, — сказала Оракул под Вуалью, не поднимая глаз. — И пошел на риск — ради любви. Им двигало нечто куда более личное, чем ваши поиски или спасение ваших городов. Он знал, сколь странны и не похожи на человечьи обычаи сильванетов, и все же впустил в себя их дух в надежде спасти ту, которую ценил больше собственной жизни.

Чувство вины оказалось весьма болезненным. Кветка знала, что Гаевик питает к ней уважение и интерес, но даже не подозревала до какой степени. А оттого, что она не могла ответить ему тем же, это знание ранило еще глубже. Эта сторона ее жизни давно уже заперта наглухо. Умерла, и никакая магия не способна поднять ее из могилы.

— Он поправится? — сухо спросил Венцеслав. Глаза его были как два осколка камня. — Он будет задерживать нас, если мы потащим его дальше.

— Ты не бросишь его! — задохнулась Кветка. — Ты не можешь просто бросить его, как изношенный башмак!

Венцеслав сердито глянул на нее.

— Я буду делать то, что необходимо, — заявил он. — Возможно, Гаевик и не думал о Двойных городах и нашей миссии, открывая свой разум зеленому народцу, но я такой роскоши позволить себе не могу. У нас есть шанс снять проклятие леди Олиндер. Шанс, который может никогда больше не представиться, и рисковать им нельзя. Ни ему. Ни мне. Никому.

— Если мы будем бросать друзей, за что же мы боремся? — выпалила Кветка.

— За наш народ. За тысячи невинных, которым уже никогда не придется бояться призрачной руки леди Олиндер или гадать, когда явятся ночные охотники, чтобы утащить их детей в могилы, где нет покоя. — Венцеслав вздохнул и уставился на огонь. — Мы делаем это для людей, которых никогда не увидим и не узнаем, — для поколений, что будут жить после нас, жить в мире лучшем, чем тот, что имели мы, для тех, у кого над головами не будет вечно висеть призрак Госпожи Печалей. Мы делаем это, чтобы освободить их от ужасов тьмы.

Кветка опустила взгляд на Гаевика, всматриваясь в его безумные, безучастные глаза. Оракул под Вуалью сказала, что пошел он на это ради нее.

— Это несправедливо, — прошептала она.

— Пути богов редко справедливы, — промолвила Оракул под Вуалью. — Даже самые милостивые божества часто действуют согласно плану, которого не постигнуть и наимудрейшим из смертных. И порой они допускают великое зло, чтобы куда-то еще можно было принести огромное благо. — Она повернула голову к Кветке, и ученой показалось, что на скрытом вуалью лице заиграла улыбка. — Но приободрись, малышка. Моя магия отыскала тени, в которых спрятался от нефритового света разум твоего друга. Я сумею раздуть из этих угольков могучее пламя, которое спалит зеленые побеги, душащие его сознание. — Она коснулась рукой в перчатке лба Гаевика. — Это займет остаток ночи. Послушайся своего капитана — поспи. Утром, возможно, я верну тебе твоего друга.

Кветка собиралась решительно отвергнуть предложение Оракула под Вуалью, но вдруг почувствовала, что ее охватила неодолимая сонливость. Она знала, что ощущение неестественно, что ее околдовали, — но желание смежить веки было столь сильным, что Кветку уже не волновала его природа, сейчас важно было одно — выспаться. Отдохнуть. А утром все будет иначе.

Утром…

Первый луч зари забрезжил на затянутом облаками небе. Летучие мыши-кровопийцы спешили убраться в свои норы, уносясь в дебри Болотных Курганов. Где-то в последний раз взвыл волк, оплакивая умирающую ночь. Холодный ночной ветер утих; воздух был хмур и неподвижен.

Капитан почти не спал этой ночью. Груз ответственности тяготил разум, не давая покоя. Венцеслав был искренен, говоря Кветке, что он должен смотреть в будущее — и сосредоточиться на цели, отбросив сентиментальность. Однако ему самому было отнюдь не легко смириться с необходимостью оставить Гаевика. Конечно, он не думал, что может просто взять и бросить чародея в этом запустении. Лучше уж нож между ребер…

Решение давалось Венцеславу еще труднее из-за предостережения Оракула под Вуалью. Он наблюдал за спутниками гораздо внимательнее, чем прежде, пытаясь определить, кто же способен предать их цель. Гаевик единственный был вне подозрений. Ни один предатель не сделал бы того, что сделал он. Человек неверный никогда бы не пожертвовал собой. Гаевик был единственным, кому можно доверять… только вот он превратился в пустоголового идиота.

Капитан отошел от костра и приблизился к сидящей возле Гаевика провидице. Оракул под Вуалью не спала всю ночь, не отлучаясь от своего пациента. Венцеслав услышал, как она шепчет заклинание, увидел, как тонкие пальца касаются головы чародея.

— Побереги силы, — грубовато буркнул Венцеслав и мотнул головой в сторону восходящего солнца. — Скоро мы выступаем. Как думаешь, доберемся до этой тайной тропы до ночи?

Оракул под Вуалью пожала плечами:

— Возможно, если нас не задержат в пути. Лучше всего подойти к входу в туннель засветло. Пока в небе солнце, ночные охотники не так активны и менее бдительны. С ними будет легче справиться.

Венцеслав опустил взгляд на чародея.

— Тогда пришло время оставить его. — Рука его стиснула рукоять висящего на поясе ножа.

— Оставить его? — переспросила Оракул под Вуалью. — Не думаю, что это необходимо. Я долго трудилась над исцелением его разума, и он откликнулся. — Она отвела руку и кивнула на заклинателя. — Сон ускоряет выздоровление, которое уже началось. Очнувшись, он сможет сам позаботиться о себе.